Справедливость-это женщина
Шрифт:
– О боги!
Восклицание Джо и его действия, когда он встал и отвернул в сторону голову, как будто от чего-то страшного, заставили и Майка с осуждением проговорить:
– Ты можешь ужасаться, но нужно смотреть правде в глаза, и, осознав это, ты поймешь, как оценивает ситуацию Элен. – И уже в более спокойном тоне продолжал: – Но одно ты не должен делать: ты не должен позволить, чтобы ребенок создавал между вами постоянные распри; конечно, если тебе она по-прежнему дорога… Это так?
Джо смотрел на отца, хотя и не видел его, перед его глазами стояла Элен которая всего несколько
Нет необходимости задавать такой вопрос, так как сам ее вид временами возбуждает его; он чувствует, что хочет затеряться в ней, зарыться в женщине, женщине, которую он постоянно пытается понять; женщине, зрелой женщине, которая, как он чувствовал, сформируется в один прекрасный день… Любил ли он ее? Он противостоял ей, он расстраивал ее, боролся с ней, но одновременно… да, да, любил ее! И завтра, даже сегодня вечером, он придет к ней и скажет, что очень сожалеет, что огорчил ее, в то же время понимая, что он никогда не исполнит ее желания, будь то применительно к маленькой девочке или тем двоим в коттедже, по отношению к которым вспыхнувшая в ней при их первой встрече ненависть не ослабла.
Джо повернулся и вышел из комнаты, не ответив на вопрос Майка.
6
Много раз в течение последующего года необоснованные требования, предъявляемые Бетти не только со стороны Элен, но и Джо, и Майка, заставляли ее поражаться, как ей удавалось сохранять самообладание; если бы не дом леди Мэри, где она могла расслабиться, она полагала, что не выдержала бы.
Физически она была сильна; но на ее плечи пала круглосуточная ответственность за положение дел в детской, и это начинало сказываться. Нелли оказывала большую помощь, но она открыто заявляла, что не любит ухаживать за ребенком. Как она говорила, она может все делать для мистера Мартина, но не для этого.
А тут еще Майк, артрит которого ухудшился в течение зимы, требовал почти столько же внимания, сколько ребенок, хотя и обставлял это по-иному. «Поднимись ко мне, отдохни», – говорил он. «Зайди ко мне, расслабься». Но большая часть времени ее визитов уходила на манипулирование его спиной и плечами, а также на присматривание за тем, чтобы он выполнял упражнения, которые предписывал ему доктор для суставов пальцев рук и ног. Он не возражал хватать руками мяч, но никак не желал поднимать карандаш пальцами ног, тщетно пытаясь проделать это упражнение… И наконец, эти вечерние карточные игры. Так часто ей просто хотелось пройти в свою комнату, вытянуться на кровати, но мысль о том, что он там наверху один рвет и мечет, заставляла ее подниматься по чердачной лестнице.
Что касается Элен, то младшая сестра беспокоила ее, так как стала замкнутой и к тому же угрюмой. Она ни разу не говорила о девочке, неподвижно лежавшей в детской, ребенке, который никогда не плакал; она никогда не заходила в детскую и следила за тем, чтобы ее сын проводил большую часть времени в других местах. Можно было подумать, что в ней развилась собственническая страсть по отношению к мальчику, но в доме все знали, что ее цель – как можно чаще разлучать
Что происходит между Элен и Джо – Бетти могла только догадываться, так как теперь ссор не было, в гостиной не изъяснялись на повышенных тонах, но по виду Джо она понимала, что положение не внушает оптимизма.
А Джо предъявлял к Бетти собственные требования. Если раньше он говорил: «Пойди и отдохни», «Съезди и проведай свою старую девушку», то за последние несколько месяцев он не делал таких предложений. Создавалось впечатление, что он хотел, чтобы она постоянно жила в детской. Время от времени он заходил в комнату, стоял у кроватки и смотрел на ребенка; иногда поднимал ее неподвижную руку или поворачивал ей голову на подушке, пытаясь заставить ее сосредоточить взгляд на нем. Временами он дотрагивался до заячьей губы, затем двигал пальцами по плоским скулам и выпуклой голове. В такие моменты, когда он находился у кровати дольше обычного, Бетти чувствовала его боль, его сострадание, и когда он поворачивал к ней лицо и она видела в его взгляде глубокую печаль, она сочувствовала ему всем сердцем, хотя и по-иному, чем раньше.
– Тетя Бетт.
– Да, милый?
– Когда маленькая выйдет играть?
– О! – Бетти взглянула на поднимавшегося рядом с ней по лестнице Мартина, которого держала за руку, и сказала:
– Надо еще подождать, когда ей станет лучше.
– А когда?
– Может быть, в будущем году.
– На Рождество, когда придет Санта Клаус?
– Да, да; возможно, на Рождество, когда придет Санта Клаус.
– Я хотел бы, чтобы она поиграла со мной, тетя Бетт.
– Но сейчас она больна.
– Она не разговаривает со мной.
– Нет, нет, пока нет. Видишь ли, она не знает слов.
– Но я мог бы показать ей свои книги.
Бетти открыла дверь детской, затем остановилась на секунду, когда Мартин вырвал свою руку из ее руки и закричал:
– Папа! Папа!
Джо раскрыл объятия, и мальчик прыгнул к нему, а Бетти сказала:
– Я не знала, что ты дома; машины не видно.
– Недалеко от дома прокололо шину, Дэвид занимается этим.
– Папа. Папа. – Мальчик тянул к себе лицо Джо. – Тетя Бетт сказала, маленькая заговорит в будущем… в будущем году, и будет играть со мной, но, папа, я хочу, чтобы она играла сейчас.
Мальчик изогнулся на руках Джо, перевалился через железную перекладину и нагнулся к кроватке, и Джо подержал его в таком положении несколько секунд, позволив ему погладить лицо девочки; затем снова приподнял его и поставил на пол. Однако сын, не желая отступать, стал трясти решетку кровати, пока она не задребезжала.
– Положи ее на коврик, папочка! Положи на коврик!
– Не нужно, Мартин. Оставь ее. Прекрати!
Когда Джо удалось убрать одну ручонку с перекладины, ребенок схватился за нее другой рукой, пока Бетти, подойдя к нему, не сказала:
– Хорошо, хорошо, если будешь хорошо себя вести, я положу ее на коврик, но совсем ненадолго, учти.
– Думаешь, это стоит делать? – Джо задал этот вопрос приглушенным голосом, обращаясь в сторону. И она ответила подобным же образом: