Сталин. История и личность
Шрифт:
К весне 1933 г. дальнейшее широкое применение стратегии террора показалось Сталину ненужным. В одном циркуляре, сохранившемся в Смоленском партархиве, он приказывал изменить проводимую политику. В документе говорилось, что начавшееся в 1929 г. сопротивление колхозному движению заставило прибегнуть к массовым арестам и выселениям, а в 1932 г. вредительство и расхищение колхозной и совхозной собственности потребовали дальнейшего ужесточения репрессивных мер. Теперь же, отмечалось в этом циркуляре, победа колхозного строя обеспечена, и поэтому имеется возможность прекратить, как правило, применение массовых выселений и крайних форм репрессий в деревне. Однако, подчеркивал Сталин, это не означает прекращения классовой борьбы. Она неизбежно будет ужесточаться. Задача состоит в том, чтобы «улучшить старые способы борьбы, рационализировать их, сделать наши удары более меткими и организованными». Ради осуществления этой задачи сталинско-молотовская инструкция потребовала немедленного прекращения массовых выселений51.
Этот
Голодный тридцать третий ‘ ^
< «гг: >- л
– И -.
Весной 1933 г. Сталин смог спокойно пойти на уменьшение размаха карательных операций, потому что к этому времени многие сельские регионы страны оказались в тисках страшного голода, который сокрушил последние остатки воли крестьян оказать сопротивление коллективизации. В народной памяти этот год остался «голодным тридцать третьим». В 1933 г. голод достиг своего апогея, однако он начался еще в 1932 г. и продолжался в 1934 г. Больше всего пострадали зернопроизводящие регионы, более остальных охваченные коллективизацией: Украина, Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье, Казахстан. В России наиболее пострадавшими были Южный Урал, Курская, Тамбовская, Вологодская и Архангельская области. Самый же сильный удар пришелся все-таки по Украине, где крестьянское сопротивление коллективизации оказалось особенно широким и мощным.
В то время, когда умирали от голода миллионы крестьян и их дети, советское правительство, рассчитывая получить необходимую для индустриализации валюту, отправляло за границу миллионы тонн хлеба. Экспорт зерна возрос с 2 млн тонн ежегодно в середине 20-х годов до 4,8 млн в 1930 г. и до 5,2 млн тонн в 1931 г.; потом, однако, количество экспортируемого хлеба упало до 1,8 и 1,7 млн тонн соответственно в 1932 и 1933 гг. и примерно до 800 тыс. тонн в 1934 г.52 Трагизм торговли человеческими жизнями в обмен на новые технологии выглядит еще более вопиющим, если учесть те низкие цены, по которым продавалось советское зерно на мировом рынке во времена Великой депрессии.
Этот голод был вызван не климатическими условиями, хотя действительно в 1931 г. на некоторые северо-восточные области обрушилась засуха, а в 1932 г. на Украине и Северном Кавказе неблагоприятные погодные условия привели, как заявил Сталин на январском (1933) пленуме ЦК ВКП(б), к «некоторым потерям урожая». Однако общее количество собранного зерна — почти 70 млн тонн в 1931 и 1932 гг. и 70 млн тонн в 1933 г. — не намного уступало тем урожаям в 72-73 млн тонн, при которых в течение практически всех 20-х годов питающаяся хлебом Россия жила вполне сносно53. Этот голод называли по-разному — «организованный», «административный», «рукотворный». Человеком же, игравшим главную роль во всем этом, был Сталин.
Сталинский режим стал еще ожесточеннее использовать свои новые изобретения — колхозы и МТС — для выкачивания из деревни большего, чем прежде, количества зерна и других сельскохозяйственных продуктов. В 1926—1928 гг. обязательные государственные поставки зерна по номинальным ценам составляли всего 14% урожая; в 1929 г. их доля достигла уже 22,5%, в 1930 г. — 26,5, в 1931 г. — 33, а в 1933-1936 гг. — 39,5% ежегодно. При этом также увеличивались поставки мяса, молока и яиц, хотя их производство уменьшалось54. Поскольку советская власть держала под контролем всю низшую бюрократию, постольку не было предела выкачиванию из деревенской России всего в ней производимого. Опасаясь подвергнуться аресту за провал государственных заданий, сельские функционеры делали все возможное, чтобы их осуществить, — независимо от цены человеческих страданий и ущерба для самого сельского хозяйства. Об этом свидетельствует гордая похвальба Сталина в январе 1933 г. Он заявил, что государство теперь может заготавливать ежегодно в два раза больше зерна, чем до коллективизации. Дело в том, что оно именно так и действовало, для того чтобы использовать созданные запасы на случай войны, для экспорта и снабжения армии и городского населения.
Хотя в 1932 г. валовой урожай зерна составил 69,9 млн тонн, часть его оставалась несобранной. Основная причина заключалась в том, что крестьяне, помня, как в предыдущем году у них отобрали практически все зерно, теперь всеми возможными способами уклонялись от колхозных полевых работ. Перед началом же уборки урожая по полям тайком и обыкновенно ночами ходили так называемые парикмахеры и стригли серпами хлебные колоски. Это были главным образом доведенные до отчаяния видом своих голодных детей крестьянские женщины. После того как урожай собрали и весь хлеб свезли на молотильни для последующей сдачи государству, появлялись так называемые несуны, подбиравшие обмолоченное зерно и прятавшие его за пазуху и в карманы. Ответом государства на подобные явления стал
В различных регионах страны — на Украине, Северном Кавказе, Среднем и Нижнем Поволжье— в 1932 г. колхозы не сумели выполнить план обязательных поставок зерна. Когда же Сталин узнал, что местные власти в одном из районов Днепропетровской области разрешают колхозам создавать посевные и страховые зерновые фонды, он, придя в страшное негодование, разослал 7 декабря 1932 г. всем партийным органам циркуляр, в котором назвал руководителей «провинившегося» района «обманщиками» партии и мошенниками, которые, делая вид, что «согласны» с генеральной линией партии, на самом деле потворствуют кулацкой политике. Сталин распорядился об их немедленном аресте и заключении на срок от 5 до 10 лет. Он также настаивал, что подобным образом надо поступать и с «саботажниками», срывающими обязательные поставки зерна в других местах. К зиме 1932/33 г. голод приобрел массовый масштаб в зернопроизводящих областях Украины, Северного Кавказа, Нижнего и Среднего Поволжья, Южного Урала и Казахстана56.
Последний раз сильный голод в России был в 1920-1921 гг. Его удар пришелся главным образом на Поволжье и унес более 5 млн жизней. Помощь из-за границы, особенно по линии Американской администрации помощи (АРА), возглавляемой Гербертом Гувером, уменьшила количество жертв и несколько облегчила страдания. Эта помощь оказалась возможной вследствие того, что большевики признали наличие голода и мобилизовали на борьбу с ним внутренние и внешние резервы. На этот же раз никакой помощи не поступило, хотя в Европе и пытались ее организовать, так как режим Сталина отказался признавать и даже полностью отрицал, что в стране голод. Когда молва о голоде дошла до находящихся в Москве иностранных журналистов, было установлено новое правило, запрещавшее им совершать поездки в деревню без особого разрешения Наркомата иностранных дел. Отдел информации этого наркомата, который возглавлял Константин Уманский, выполняя свои прочие функции, являлся также цензурным ведомством, от которого зависели все иностранные журналисты. К сожалению, некоторые западные корреспонденты, аккредитованные в Москве, сознательно помогали сталинскому режиму. В их числе были Уолтер Дюранти из «Нью-Йорк тайме» — в то время он возглавлял корпус иностранных журналистов — и Луи Фишер из журнала «Нейшн». Они помогали сталинскому режиму тем, что писали статьи, ослабляющие впечатление, производимое другими донесениями, что в Советском Союзе ужасающий голод57
Позднее много информации о голоде появилось за границей в статьях и книгах некоторых иностранных журналистов, побывавших в России. Рассказывали о нем и бывшие советские граждане, получившие за границей возможность рассказать о своей жизни. Однако ко времени публикации всех этих материалов голод стал уже достоянием истории58.
Проживавший в то время в подвергшейся коллективизации украинской деревне Федор Белов пишет, что голод был самым ужасным из того, что пришлось испытать когда-либо украинскому народу. «Крестьяне, — рассказывает он, — ели собак, лошадей, гнилой картофель, кору деревьев, траву — все, что им удавалось найти. Не были редкостью и случаи каннибализма»59. Фред Бил, деятель рабочего движения в США, нашедший в России убежище от грозившего ему на родине тюремного заключения, был в то время кем-то вроде представителя по общественным связям с иностранными рабочими, принимавшими участие в строительстве тракторного завода в Харькове. Весной 1933 г. он случайно оказался в деревне Чугуево, находящейся в двух часах езды от Харькова. Лишь один человек остался там в живых — сошедшая с ума женщина. В домах были только трупы, большинство из которых стало уже добычей крыс. На одном из домов, внутри которого рядом с иконой лежали двое мертвых мужчин и ребенок, было написано по-русски.- «Господи, благослови тех, кто войдет сюда, да не испытаютони никогда наших страданий!». Надпись на другом доме гласила: «Мой сын, мы не могли ждать. Благослови тебя Господь!». Надписи были нацарапаны и на табличках возле могил тех, кого удалось похоронить. На одной из них было начерчено: Я ЛЮБЛЮ СТАЛИНА. ПОХОРОНИТЕ ЕГО ЗДЕСЬ КАК МОЖНО СКОРЕЕ! Когда у Фреда Била появилась возможность побеседовать с Г.И. Петровским, председателем ЦИК Украины, он рассказал ему о том, что говорят на заводе рабочие. По их словам, по всей стране умирают крестьяне и в нынешнем году (1933) умерло уже 5 млн человек. Каков же был ответ? «Ничего не сообщайте, — сказал Петровский. — То, что они говорят, — правда. Мы знаем о том, что миллионы умирают. Это беда, но славное будущее Советского Союза оправдает нас»60.