Сталин. История и личность

Такер Роберт

По многим причинам подход Сталина к политике революционной биографии очень отличался от подхода Троцкого. Связывая свою собственную и дореволюционную карьеру Ленина, он не пытался встать на одну ступень с ним. Напротив, начиная с «клятвенной» речи, изображавшей всю партию в целом почтительным учеником Ленина, он сделал все, чтобы возвести Ленина на пьедестал, возвышавший его над всеми остальными, включая сюда и самого себя. В речах и статьях, относящихся к середине 20-х годов, он помог выработать особый метод цитирования Ленина как высшего и неоспоримого авторитета во всех вопросах, касающихся марксизма, революции и советского строя. Старательнее всех других ведущих большевиков Сталин стремился сделать из Ленина культовую фигуру — выдающуюся, как Монблан, геройскую, достойную подражания и непогрешимую. Упоминая себя или партию, он всегда рекомендовался послушным, верным учеником Ленина, и... никем более. И в данном вопросе он проявлял такую настойчивость, что, когда Ксенофонтов в письме от 1926 г. назвался «учеником Ленина и Сталина», Сталин отчитал его. Называй

ся: г-

’ Без чего нет (лат).

238 те

себя учеником Ленина, посоветовал он в ответном послании, ибо было бы неправильным называть себя «учеником ученика Ленина»²⁶. Таким образом, линия Сталина в биографической политике сводилась к утверждению собственной роли ученика, а не партнера Ленина. Правда, в этой связи ему пришлось столкнуться с рядом серьезных проблем.

В истории партии 1917 г. обычно кульминационный момент. События «этой эпохи легендарных подвигов и величайших свершений в истории»²⁷ пересказывались и обсуждались в мельчайших подробностях, и к середине 20-х годов об Октябре накопилась обширная литература. Сточки зрения Сталина как участника биографической политики, такой подход ему не благоприятствовал. Ибо данная литература хотя бы уже одним фактом игнорирования его имени подчеркивала ту малозаметную роль, которую он играл в 1917 г., а в ряде случаев даже уличала в ошибках. Все это хранилось также в памяти многих участников революционных событий. Обстоятельства диктовали Сталину необходимость осторожного обращения со своей ролью в революции.

Революционная биография Сталина наконец начинает становиться предметом публичных комментариев Троцкого в его полемике с генеральным секретарем. Выступая на расширенном пленуме Исполкома Коминтерна в конце 1926 г., Троцкий заявил, что «Сталин после февральской революции проповедовал ошибочную тактику, которую Ленин характеризовал как каутскианский уклон». Процитировав в заключительном слове на этом же заседании данное утверждение, Сталин заявил: «Это неверно, товарищи. Это — сплетня. Никакого каутскианского уклона Сталин не “проповедовал”. То, что у меня были некоторые колебания после возвращения из ссылки, я этого не скрывал и сам писал об этом в своей брошюре «На путях к Октябрю». Но у кого из нас не бывали мимолетные колебания»²⁸. В жестоких условиях политической борьбы самокритика превратилась в самооправдание.

Троцкий вновь перешел в атаку в своем послании Комиссии Истпарта «О подделке истории Октябрьского переворота, истории революции и истории партии». Написанное в 1927 г. в ответ на разосланную Истпартом анкету, это неопубликованное «Письмо в Истпарт» разошлось в сотнях машинописных и рукописных копий. Живой язык и сенсационные разоблачения обеспечили ему в партийных кругах широкую и восприимчивую читательскую аудиторию. Хотя главная цель Троцкого состояла в том, чтобы защитить собственное революционное прошлое от организованных попыток партийной печати очернить его, «Письмо в Истпарт» детально разбирало и прошлое Сталина. «Сталин стоял за объединение с Церетели», — заявил Троцкий и привел выдержки из протоколов мартовского совещания, на котором Сталин предложил, чтобы большевики встретились с меньшевиками из группы Церетели и обсудили с ним и проблемы объединения. На этом же заседании Сталин позднее, отвечая на возражения, что объединение сделает партию слишком разнородной, заметил, что «без разногласий нет партийной жизни. Внутри партии мы будем изживать мелкие разногласия». Затем, поинтересовавшись, почему протоколы мартовского совещания никогда не публиковались, Троцкий прямо обвинил руководителей Истпарта в сокрытии документа «потому, что он жесточайшим образом компрометирует политическую физиономию Сталина в конце марта и в начале апреля, т. е. в тот период, когда Сталин самостоятельно пытался выработать политическую линию». Чтобы достаточно четко изобразить эту «физиономию», Троцкий добавил, что Сталин как редактор «Правды» и автор по-луоборонческих статей, условно поддерживавших Временное правительство, был одним из тех, кого критиковал Ленин, в речи от 4 апреля резко осудивший

«Правду» за то, что она потребовала от империалистического Временного правительства обещание отказаться от аннексий²⁹.

«Письмо» Троцкого было написано в октябре 1927 г., незадолго до того, как партия с большой помпой отметила 10-ю годовщину прихода к власти. Хотя к тому времени, как справедливо предположил Троцкий, историю революции уже переписали заново, важно отметить, что Сталина пока не превозносили в качестве творца победы Октября. В посвященных юбилею официальных материалах историческую роль Троцкого уже затушевали, Зиновьева и Каменева вновь предали анафеме за их хорошо известные прегрешения, но Сталина еще не вознесли задним числом до сияющих высот революционной славы. Для иллюстрации можно сослаться на работу о 1917 г., опубликованную к юбилею партийным историком Емельяном Ярославским, который к тому времени поставил свой талант на службу Сталину. По Ярославскому, выходило, что Ленин был единственным героем и вождем большевистской революции с самого начала и до конца. Даже в те 110 дней, проведенных в подполье, «он зорко следил за всем, что происходило в стране, давал ясную и точную оценку положения и точные указания партии, как ей действовать». Касаясь непосредственной организации восстания, Ярославский вскользь упомянул Военно-революционный комитет (не называя его председателя) и затем отнес политическое руководство восстанием па счет ЦК и Петербургского комитета партии, а «практически организованное руководство» на счет избранного Центральным Комитетом Военно-революционного центра в составе Свердлова, Сталина, Дзержинского, Бубнова и Урицкого. «Этот орган (а не кто другой), — писал Ярославский, — руководил всеми организациями, принимавшими участие в восстании (революционными военными частями, Красной гвардией)»³⁰.

По

этому поводу Троцкий писал в «Письме в Истпарт», что Сталин с помощью Ярославского пытался сочинить новую историю Октябрьского восстания, приписывая руководство им центру, членом которого он, Троцкий, не являлся. Легенду об этом центре, продолжал он, создали по той простой причине, что в него входил Сталин. Затем Троцкий напомнил, что решающую ночь с 25 на 26 октября он провел вдвоем с Каменевым в помещении Военнореволюционного комитета, отвечая на телефонные запросы и отдавая распоряжения. «При всем напряжении памяти, — писал Троцкий, — я совершенно не могу ответить на вопрос, в чем, собственно, состояла в те решающие дни роль Сталина? Ни разу мне не пришлось обратиться к нему за советом или за содействием. Никакой инициативы он не проявлял. Ни одного самостоятельного предложения не сделал». Военно-революционный центр, по словам Троцкого, не играл самостоятельной роли и имел второстепенное значение. А вот почему он, Троцкий, не являлся его членом, объяснялось весьма просто. Второго ноября 1927 г. Троцкий в дополнении к «Письму» указал, что в этот день «Правда» напечатала выдержки из протоколов заседания ЦК от 16 октября 1917 г., в которых говорилось, что Военно-революционный центр из пяти человек «входил в состав революционного советского комитета». Ясно, заметил Троцкий, что было излишним вводить его вторично в организацию, председателем которой он уже был³¹.

Хотя книга Ярославского перекраивала историю 1917 г. таким образом, чтобы преувеличить революционные заслуги Сталина, она еще не изображала его вторым великим вождем большевистской революции. В 10-ю годовщину революции, т. е. в то время, когда политическая звезда Сталина явно восходила, его еще не занесли в партийные анналы как героя Октября. Не примелькалось его имя и в советской литературе о Гражданской войне. В представлении народа даже оборона Царицына еще не связывалась с его именем. Когда в 1925 г. город переименовали в Сталинград, мало кто считал Сталина героем царицынских событий 1918 г. Орджоникидзе, например, вовсе не назвал его в юбилейной статье о 10-й армии, а Минин, который в 1918 г. являлся большевистским мэром города и членом Реввоенсовета 10-й армии, едва упомянул Сталина в своей героической драме «Город в кольце», написанной в 1925 г.³² Не фигурировал он и в газетных статьях, опубликованных 23 февраля 1927 г. в связи с 9-й годовщиной создания Красной Армии. В тот же день два года спустя в юбилейных статьях Ворошилова и других большевистских деятелей Сталин все еще не выступал в роли организатора Красной Армии. Эта роль больше не отводилась Троцкому, только что депортированному в Турцию, но и Сталина пока не водворили на освободившееся место.

Развязка

*

Завершая свое «Письмо в Истпарт», Троцкий начал новый раздел с предупреждения о том, что Сталину следовало бы быть поосторожнее с последним периодом жизни Ленина, «когда Владимир Ильич подвел в отношении Сталина кое-какие итоги». После этого Троцкий пустился в подробные разоблачения. С помощью документов, большинство из которых было заимствовано из неопубликованной переписки Политбюро, Троцкий поведал, как в последние месяцы жизни Ленина его взаимоотношения со Сталиным ухудшились до полного разрыва. И хотя отдельные эпизоды этой истории были известны в партии и даже зафиксированы в открытых материалах, ее еще не рассказывали так ярко и с такими подробностями. Это была самая сенсационная часть «Письма», причинившая Сталину наибольший ущерб.

Сперва Троцкий процитировал свою переписку с Лениным относительно конфликта вокруг монополии внешней торговли и роли в нем Сталина. Затем он с документами в руках разобрал более серьезные разногласия между Лениным и Сталиным по национальному вопросу. Троцкий привел текст ленинского письма от 27 сентября 1922 г. и ту часть ответа Сталина, которая содержала реплику о «национальном либерализме товарища Ленина»; дал выдержку из записки Ленина, в которой говорилось о «торопливости» и «озлоблении» Сталина, и напомнил слова Ленина о политической ответственности Сталина и Дзержинского за великорусско-националистическую кампанию; процитировал письмо Ленина от 5 марта 1923 г. с просьбой к Троцкому взять на себя защиту грузинского дела в ЦК партии, а также записку от б марта, в которой Ленин сообщал грузинским оппонентам Сталина о том, что всей душой следит за их делом, о своем возмущении грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского; привел реплику Ленина Фотиевой о том, что, если только Сталин узнает о письме по национальному вопросу, он заключит гнилой компромисс и обманет³³.

К тому времени «завещание» Ленина приобрело в партийных кругах такую известность, что Троцкий даже не счел нужным воспроизвести его в «Письме в Истпарт» полностью. Тем не менее он его упомянул как документ, в котором выражалось недоверие Сталину, отмечались его грубость и нелояльность, и заявил, что организационный вывод из «завещания» мог быть только один: «Сместить Сталина с поста генерального секретаря». Троцкий подчеркнул, что критика Лениным Рабкрина в работе «Лучше меньше, да лучше» была целиком и полностью направлена против Сталина, и процитировал (не указывая источника) слова Фотиевой о том, что к XII съезду Ленин готовил для Сталина «бомбу». И наконец, Троцкий заявил, что самым последним письмом Ленина было «письмо... Сталину о разрыве с ним всяких товарищеских отношений». Ссылаясь на выступление Зиновьева по поводу этого письма во время секретного пленума ЦК, состоявшегося в июле 1926 г., Троцкий поставил под сомнение высказывание на пленуме сестры Ленина Марии Ильиничны, утверждавшей, что в основе письма лежали личные, а не политические соображения. «“Грубость” и “нелояльность”, — писал Троцкий, — тоже личные качества. Но Ленин предупреждал о них партию не по “личным”, а по партийным причинам. Совершенно такой же характер имело и письмо Ленина о разрыве товарищеских отношений»³⁴.