Сталин. История и личность

Такер Роберт

Выступая на XV конференции ВКП(б), Сталин придал своей критике еще более острый характер. Он дословно процитировал слова Преображенского о законе первоначального социалистического накопления, а затем добавил: «Я думаю, что Преображенский, приравнивая крестьянское хозяйство к “колонии” и пытаясь строить отношения между пролетариатом и крестьянством как отношения эксплуатации, — подрывает тем самым, пытается подорвать, сам того не понимая, основы всякой возможной социалистической индустриализации». Далее Сталин утверждает, что Преображенский фактически рекомендует «капиталистические методы индустриализации», которые приведут к противопоставлению интересов индустриализации и интересов трудящихся масс, усугублению внутренних противоречий в стране, обнищанию массы рабочих и крестьян, а также к тому, что прибыли будут использоваться не для повышения уровня жизни народа, а для экспорта капитала, для расширения базы капиталистической эксплуатации в стране и за границей. Что же касается «социалистического метода индустриализации», то он, напротив, обеспечивает сочетание интересов индустриализации и интересов трудящихся, приводит не к обнищанию, а к повышению уровня жизни населения, смягчает и устраняет внутренние противоречия в стране и постоянно расширяет внутренний рынок и его емкость, создавая тем самым прочную основу для развития индустриализации. Социалистический

метод индустриализации путем «улучшения» уровня жизни масс, включая основную массу крестьянства, и является советским путем⁴.

Таков был смысл послания, с которым Сталин обратился к правящей партии. Его убедительности способствовало то, что формулировки, использованные Сталиным, существенно отличались от формулировок Бухарина. Бухарин предупреждал, что для строительства социализма в России потребуется очень длительный период, что продвижение вперед обязательно пойдет черепашьим шагом. Сталин исподволь пропагандировал более оптимистические перспективы.

В своем докладе в Исполкоме Коминтерна в декабре 1926 г. он подверг резкой критике Троцкого, утверждавшего, что может понадобиться около пятидесяти или даже ста лет для того, чтобы такое отдельно взятое социалистическое государство, как Россия, смогло создать более мощные производительные силы, чем в капиталистических странах. По словам Сталина, феодальному строю понадобилось около двух веков, чтобы продемонстрировать свое превосходство над рабовладельческим строем, а буржуазному — лет сто или меньше, чтобы продемонстрировать свое превосходство над феодальным. Однако теперь, когда технический прогресс привел к резкому ускорению темпов развития, социалистическая система хозяйствования может развиваться «бешеными темпами» и обогнать капитализм за гораздо более короткий срок. Поскольку народное хозяйство является единым и сконцентрированным и к тому же ведется на плановой основе, социалистическая система сможет продемонстрировать свое превосходство над разъедаемой противоречиями капиталистической за сравнительно сжатые сроки. «Не ясно ли после всего этого, что оперировать тут перспективой в пятьдесят и в сто лет — это значит страдать суеверной верой запуганного мещанина во всемогущество капиталистической системы хозяйства?»⁵. Эта оптимистическая оценка перспектив социалистического развития, несомненно, во многом содействовала политическим успехам Сталина. Ведь Сталин апеллировал к господствующему в партии стремлению сосредоточить внимание и силы на задачах развития советской страны; он давал понять, что полностью социалистическое народное хозяйство может быть создано за сравнительно короткий период.

То, что Сталин солидаризировался со взглядами умеренных, сослужило ему хорошую службу на важнейшем этапе его борьбы за ведущую роль в партии. Он воспользовался политической силой умеренных, популярностью Бухарина в партийных кругах, а также привлекательностью его концепции аграрнокооперативного социализма. Вместе с тем, участвуя в дискуссии о построении социализма в одной стране, Сталин не просто дословно повторял позицию Бухарина. Развивая свою аргументацию, он умело включал в нее собственные элементы. Например, он проводил разграничение между «полной победой» и «полной гарантией», увязывая теорию построения социализма в одной, отдельно взятой стране с постулатом международной коммунистической революции, что было не по-бухарински. Более того, основной темой в выступлениях Сталина были «внутренние силы» революции, т. е. возможность построения полного социализма в Советской России без помощи со стороны будущих революций в других странах. Бухарин же предлагал нечто совершенно иное: концепцию особого пути строительства социализма в России. И дело не только в том, что Сталин избрал не этот путь в конце 20-х годов; есть основания задаться вопросом о том, поддерживал ли он вообще Бухарина, даже когда казалось, что он это делал в 1924-1926 гг. Одним из аргументов против этого является уже упоминавшаяся оптимистическая оценка Сталиным сроков социалистического строительства. Ведь если серьезно относиться к идее Бухарина о путях строительства социалистического общества, то трудно представить себе, что оно не будет осуществляться тем «черепашьим шагом», о котором он говорил. Поэтому аргументация, которой пользовался Сталин, намекая на более ускоренные темпы строительства, не только не была бухаринской; она свидетельствовала о том, что даже в то время он предлагал иной путь строительства социализма, революционный, а не эволюционный подход к проблеме.

Определенные указания на этот счет можно найти в работах самого Сталина. Седьмого ноября 1925 г, в день восьмой годовщины революции, Сталин опубликовал в «Правде» статью «Октябрь, Ленин и перспективы нашего развития». Основной темой статьи является аналогия между периодом подготовки Октябрьского восстания и современным этапом. Оба периода представляют собой «переломный момент в развитии нашей революции». Перед Октябрьской революцией задача состояла в том, чтобы осуществить переход от буржуазной к пролетарской власти; в данный моментнеобходим переход от нэповской экономики к социалистической. До Октября международная ситуация определялась войной между двумя коалициями европейских государств, а внутренняя — различными признаками революционизации масс в России. На современном же этапе мир разделен на капиталистический и социалистический лагерь, а экономические и социальные условия внутри России улучшились настолько, что стал возможен рывок вперед на хозяйственном фронте. В 1917 г. партии удалось свергнуть буржуазную власть благодаря ленинской твердости, которая позволила осуществить дело пролетариата перед лицом невероятных трудностей и колебаний в определенных партийных кругах. Сейчас, когда результат борьбы все еще не предрешен, у партии есть все возможности ликвидировать капиталистические элементы в экономике при условии, что она сможет вновь продемонстрировать ленинскую твердость перед лицом огромных трудностей и возможных колебаний в определенных кругах партии. Такая ленинская твердость, заявил Сталин, является одним из необходимых условий победы в строительстве социализма.

Очевидно, что в это время Сталин рассматривал современный период как аналог 1917 г. Он считал строительство социализма революционным начинанием, сравнимым по историческому значению с приходом большевиков к власти в октябре 1917г. Он был готов принять жесткий курс, как это сделал Ленин в 1917 г., в осуществлении внутренних революционных преобразований. Кроме того, он был готов преодолеть колебания или сопротивление, которые могли возникнуть в определенных партийных кругах и так же, как и раньше, в случае необходимости действовать смело и решительно, по-ленински. Именно такие выводы можно было сделать из юбилейной статьи. И если в то время они не были широко осознаны (судя по имеющимся указаниям, это было именно так), так это потому, что мало кто, или вообще никто, в партии не смог проникнуться сталинским чувством современности

как аналогии с 1917 г., чувством, что назревает новый Октябрь. И действительно, в разгар нэпа такая аналогия могла показаться весьма искусственной: почему же ближайшее будущее должно быть похоже на невероятный революционный подъем в России, вызванный Первой мировой войной? Итак, партийная общественность не придала большого значения этой статье или не сумела прочесть ее как предзнаменование грядущего.

Больше всего Бухарин опасался того революционного подхода к социалистическому строительству, который был характерен для периода «военного коммунизма» с принудительными хлебозаготовками и Гражданской войной в деревне. Этими опасениями и мотивировалось его неприязненное отношение к левым в партии, политические рекомендации которых, казалось, подразумевали революционный подход (хотя сами левые отрицали это). Стержнем его концепции аграрно-кооперативного социализма были реформаторство, постепенность и стремление к сохранению гражданского мира, к которым призывал Ленин в своих последних статьях. Бухарин подчеркивал, что страну, три четверти населения которой составляли крестьяне, следует вести к социализму, применяя методы убеждения, присущие нэпу, а не методы принуждения, характерные для периода «военного коммунизма». Следовательно, подход к решению поставленных задач должен быть эволюционным. Партии, говорил Бухарин, не следует ориентироваться на какую-то «третью революцию», ей необходимо настойчиво проводить мирную организаторскую работу, продолжая классовую борьбу в основном в экономических формах и не отрываясь от основной массы крестьянства. Хотя внутренняя классовая борьба может время от времени обостряться, в целом «у нас классовая борьба будет постепенно уменьшаться и уменьшаться, пока не отомрет в коммунистическом обществе без всякой третьей революции»⁶.

Насколько тезис о необходимости «третьей революции» был близок социалистическому мировоззрению Сталина, настолько же он был чужд Бухарину. Перспектива постоянно ослабевающей внутренней классовой борьбы как правильного пути к социализму была психологически глубоко чужда Сталину. Как марксист и ленинец, он жил для битвы, борьбы, завоеваний. Что бы ни говорил Ленин в последние годы своей жизни о гражданском мире и реформаторстве, для Сталина социализм всегда оставался доктриной классовой войны. Сталинское понимание Ленина заключалось в определении задачи строительства социализма в рамках теории «кто кого?», т. е. кто победит в классовом противоборстве между пролетарской диктатурой и советской буржуазией. Сталин со всей откровенностью сформулировал данную проблему именно в этих терминах, выступая в Исполкоме Коминтерна в декабре 1926 г.: «Но что значит построить социализм, если перевести эту формулу на конкретный классовый язык? Построить социализм в СССР — это значит преодолеть в ходе борьбы своими собственными силами нашу, советскую, буржуазию»⁷ Если рассматривать этот вопрос глубже, то мысль о недопустимости «третьей революции» входила в противоречие со сталинской оценкой самого себя и своей судьбы. Разве мог бы он проявить себя как новый герой революции, как преемник Ленина, если бы не взялся за решение сложных проблем нового исторического периода, сравнимого с периодом 1917 г., и не преодолел эти проблемы? Без «третьей революции» не могло быть второго Ленина.

По этим и другим причинам Сталин возражал против настойчивого призыва Бухарина искоренить из партийной практики остающиеся пережитки «военного коммунизма», и в частности его «командно-приказные методы». Глубоко укоренившаяся приверженность Сталина к категорическим приказам и указаниям описана здесь достаточно подробно. Кстати, она была характерна не только для него, но и для многих других членов партии, особенно тех, кто, как и сам Сталин, выдвинулся или занимал руководящие должности во время Гражданской войны. В последние годы жизни Ленин был весьма обеспокоен этим явлением, которое он назвал «комчванством». Этот термин подразумевал, что «человек, состоя в коммунистической партии и не будучи еще оттуда вычищен, воображает, что все свои задачи он может решить коммунистическим декретированием»⁸. Впоследствии выяснилось, что избавиться от этого элемента на партийной работе весьма нелегко.

Хотя в политической области «военный коммунизм» уступил место нэпу, он оставил свой отпечаток как на образе мышления, так и на поведении многих членов партии. Гражданская война оказала решающее влияние как на самого Сталина, так и на многих других представителей его поколения и более молодых людей. Оно ощущалось в их поведении, оценке людей и проблем и даже манере одеваться. Их большевизм подвергся определенной милитаризации. Хотя прошедшие четыре-пять лет нэпа были периодом великих перемен, они не переделали ни самих этих людей, ни привычек их политической жизни. У многих из них еще свежи в памяти приятные воспоминания об атмосфере «штурма и натиска», характерной для первых лет борьбы. Этот факт, а точнее, одно из его следствий подчеркнул сам Сталин в одном из своих немногочисленных выступлений в поддержку позиции бухаринцев. В своем докладе XIV съезду он заявил: «Если задать вопрос коммунистам, к чему больше готова партия — к тому, чтобы раздеть кулака, или к тому, чтобы этого не делать, но идти к союзу с середняком, я думаю, что из 100 коммунистов 99 скажут, что партия всего больше подготовлена к лозунгу: бей кулака. Дай только — и мигом разденут кулака. А вот что касается кулака, чтобы не раскулачивать, а вести более сложную политику изоляции кулака через союз с середняком, то это дело не так легко переваривается»⁹. Даже если Сталин и преувеличил для вящей убедительности актуальность лозунга «Бей кулака», нет сомнений, что такие настроения были широко распространены в партии. Вместе с тем — и это вполне понятно — Сталин воздержался от утверждения, что он сам склонен разделять такие настроения.

В контексте этой дискуссии следует отметить, что тезис о «социализме в одной стране» как политическое и идеологическое течение в большевизме после Ленина имел более чем одну трактовку. Хотя наличие двух толкований стало очевидным только в конце 20-х годов, для Сталина этот тезис означал совсем не то, что для Бухарина. Согласно сталинской трактовке, постулат международной коммунистической революции оставался незыблемым, но основной упор делался на способность одной страны добиться «полной победы» в строительстве социализма собственными силами. Позиция Сталина по вопросу о сроках построения социализма была гораздо более оптимистической, чем позиция Бухарина. Она была проникнута духом экспансивного и даже воинствующего «русского красного патриотизма», который напрочь отсутствовал в трактовке Бухарина. Не отрекаясь явно от нэпа, Сталин черпал вдохновение в том наследии периода «военного коммунизма», которое Бухарин решительно отвергал. Авторитетным источником его концепций служили ленинские работы. В противовес бухаринскому эволюционному подходу и перспективе постоянного ослабления внутренней классовой борьбы сталинская трактовка имела в виду революционный способ социалистического строительства, перспективу классовой борьбы и «ленинскую твердость».