Сталинград
Шрифт:
- Тихо!
Староста лагеря македонец Альберт Видуж ухмыльнулся:
- Вы уже поняли, где находитесь. Будете делать то, что мы скажем. С этого дня вы – заключённые, стало быть, с вами и будут так обращаться... Без конвоя никто не имеет права отходить от барака дальше, чем на 50 метров. Охрана будет стрелять без предупреждения. Любой, даже малейший проступок, карается. Пытаться убежать бесполезно. Каждый будет пойман и безжалостно расстрелян. Весь хлебный паек нельзя съедать утром, иначе вечером придется ложиться
После вечерней переклички узники вернулись в свои бараки. Наконец наступила довольно прохладная ночь. В бараке установилась тишина, только в нескольких местах храпели мужчины… Вдруг послышались пронзительные крики:
- Пожар!
- Все быстро выходите на улицу!.. Огонь уже охватил барак! Хотите сгореть?
– закричал блокфюрер и нетерпеливо постучал плетью.
Сонные, испуганные люди вскакивали, хватали детей и будили непроснувшихся.
- Вставайте!
Ничего не соображая, женщины падали с верхних нар на головы другим. Раздавались отчаянные вопли.
- Мы умрём!
- Уже чувствуется запах гари…
Люди побежали к дверям, застревая в проёме. Те, кто сзади, нажимали на передних. Плач, стоны и ругань. Отчаяние и смертельный страх.
- Неужели я так глупо умру? – подумала Саша.
Вырвавшись, наконец, на улицу, она увидела, что барак окружён вооружёнными охранниками. Там же рядом стоял комендант лагеря Краузе со своей собакой-овчаркой и размалёванной дамой в большой шляпе.
- Они такие смешные! – засмеялась довольная немка.
- Это их единственное достоинство. – Важно сказал комендант.
Краузе наблюдал за всем происходящим, что-то говорил своей любовнице, и оба смеялись.
- Никакого пожара нет? – сонно озираясь по сторонам, спросила красивая женщина.
- Сама что ли не видишь?
На улице оказалась необыкновенно светлая лунная ночь. Полуголые люди дрожали от страха, прижимаясь, друг к другу. Староста Видуж заорал как сумасшедший:
- Становитесь в строй!
Все, как могли, построились. После этого в течение получа¬са он зачитывал инструкцию, как следует себя вести по сигналу тревоги.
- Ни один из вас не соблюдает этих правил. Если бы вы сгорели, виноваты были бы сами! – издевался хромой македонец. – Однако на сей раз господин комендант великодушно прощает вас… Теперь всем раздеться догола, бросить бельё в кучу и голыми бежать в свой прежний барак, где оставлены ваши вещи.
Заключённые наперегонки побежали назад. Вещи в ходе проверки охранники разбросали по нарам.
- Господин Краузе, его собака и любовница здорово позабавились...
- Видно что им недостаёт развлечений!
Из чемоданов всю одежду повытряхивали. Всё лучшее забрали солдаты, ненужное - выбросили. Люди одевались в чужое, потом несколько
- Ничего себе ночка!
- Радует что скоро утро.
На завтрак узники получили чёрный кофе, по вкусу и по виду напоминавший коричневую болотную ржавчину. Кормили в лагере следующим образом: на сутки на взрослого человека давали 200 граммов хлеба с примесью опилок. Тем, кто работает, добавляют «бротцайт» - тоненький ломтик хлеба и 50 грамм маргарина или ливерной колбасы, через день.
- Летом всё заменяет трава, которую повара косят за огорожей. – Предостерегли новичков старожилы.
- А какая норма?
- По понедельникам, средам, пятницам - килограмм хлеба на пять человек и по пол-литра баланды. Вторник, четверг, воскресенье - килограмм хлеба на четырёх.
- Хватает? – с надеждой спросила Александра.
- С кухни выдают ровно по количеству людей, - делился наблюдениями Лёня, - но капо самому надо больше съесть, выменять на хлеб, маргарин, подкормить своих любимчиков, которые за ним ухаживают, и поэтому он наливает неполные черпаки.
На обед подали баланду из рыбных голов от остатков консервной промышленности.
- У этой баланды отвратительно дурной запах и вкус. – Даже голодные лагерники морщились от такой еды.
Такую баланду узники в шутку прозвали: «Новая Европа».
В концлагере Саша впервые убедились, что жизнь человеческая ничего не стоит. Самые ловкие из попавших сюда стали вести себя, руководствуясь принципом «лови момент» - хватай кусок любой ценой, дави ближнего, любыми средствами урви от общего пирога как можно больше.
- Тюрьма и война легко подавляют в человеке извечные принципы добра, морали и справедливости. – Думала она, выполняя привычную работу.
Когда выдавался свободный час, она закрывала глаза в тёмном бараке и вспоминала дом, солнечное лето, цветы, знакомые книги, любимые мелодии, и это было как маленький, едва тлеющий, но согревавший огонёк надежды среди мрачного ледяного мира, среди жестокости, голода и смерти.
- Неужели я когда-нибудь вернусь домой?
– Александра забывалась, не понимая, где явь, где бред, где грёзы, а где действительность.
Всё путалось в её голове. Вероятно, эта трансформация, этот переход из жизни в мечту спас девушку. В концлагере «внутренняя эмиграция» стала её второй натурой. Однажды Сашу в таком состоянии остановил бдительный капо:
- Мать твою, что ты здесь ходишь, словно с цветком в руках, как принцесса!
- Я иду на работу…
- Марш на кухню потаскушка!
Вскоре Шелехова убедилась, что работа посудомойкой действительно спасла её. Потомственный вор Лёня сдержал своё обещание. Он пристроил приглянувшуюся ему девушку чернорабочей.