Стальной кулак

Тыналин Алим

Величковский встретил нас у входа в лабораторию.

— Пойдемте, Леонид Иванович, — он широким жестом указал в сторону. — Только что получили результаты испытаний новой марки брони.

В лаборатории пахло металлом и химическими реактивами. На длинном столе лежали образцы стали с аккуратно пронумерованными бирками. Рядом громоздился новый немецкий спектрограф.

— Вот, смотрите, — Величковский поднес к свету металлографический снимок. — При добавлении хрома в определенной пропорции структура металла существенно

улучшается.

Коробейщиков тут же схватил образец:

— Через тернии к звездам! А ведь такую сталь вполне можно варить моим методом!

— Тише, Семен Артурович, — мягко остановил его Величковский. — Сначала нужно закончить все испытания. Вот здесь, — он указал на графики, — данные по вязкости и прочности. А вот результаты обстрела.

В этот момент в лабораторию вошел Мышкин, начальник службы безопасности. Его неприметная фигура в сером костюме словно соткалась из воздуха.

— Леонид Иванович, — он говорил тихо, как всегда. — Пришло сообщение от Северцева. На строительстве башни задержали подозрительного фотографа.

Я кивнул. Вопросы безопасности требовали постоянного внимания.

— Разберитесь и доложите, — коротко ответил я. Мышкин тут же испарился. — Что у нас дальше, Николай Александрович?

— Артиллерийское отделение, — Величковский сверился с записями. — Там интересные наработки по стабилизатору орудия.

По пути я отметил, как четко организована работа в КБ. Полуэктов хорошо поставил систему допусков. На каждой двери таблички с уровнем секретности, у сотрудников цветные пропуска на груди.

В артиллерийском отделении нас встретил гул работающих станков. Здесь создавались макеты и опытные образцы орудийных систем.

Над чертежами колдовал Гаврюшин, педантичный до мелочей специалист по баллистике. Его тонкие пальцы были испачканы чернилами. Видимо, снова всю ночь делал расчеты.

— Владислав Арнольдович, показывайте, — я подошел к его столу.

— Вот, смотрите, — он достал из ящика стола потертый блокнот с бесконечными формулами. — Мы решили проблему с отдачей. Новая система компенсаторов позволяет существенно повысить точность.

На стене висела огромная схема орудия в разрезе. Рядом таблицы с результатами последних испытаний.

— А самое интересное здесь, — Гаврюшин развернул чертеж стабилизатора. — Совершенно новая конструкция. Позволяет вести прицельный огонь даже на ходу.

Коробейщиков, который все это время изучал макет казенной части, вдруг встрепенулся:

— А что если здесь, в креплении люльки… — он схватил карандаш, начал быстро чертить прямо на полях схемы.

— Семен Артурович! — в голосе Гаврюшина прозвучал легкий ужас. — Это же чистовой чертеж!

— Но посмотрите! — Коробейщиков уже был в своей стихии. — Если изменить геометрию сварного шва, жесткость конструкции увеличится вдвое!

Я внимательно вгляделся в его набросок. Идея действительно была интересной.

—

Владислав Арнольдович, сделайте расчеты по этому варианту. И подготовьте полный комплект документации для Нижнего.

В этот момент в отделение заглянул Воробьев:

— Леонид Иванович, я вас по всему КБ ищу. Чертежи по двигателю готовы. И еще… — он нервно потер ладони, — пришла телеграмма из нефтяной лаборатории. У них какие-то странные результаты анализа топлива.

Я посмотрел на часы. До поезда оставалось меньше трех часов, а нужно еще проверить электронный отдел, где Сорокин разрабатывал новую систему управления огнем.

— Хорошо, — я повернулся к Гаврюшину. — Когда будут готовы расчеты по новому варианту крепления?

— К завтрашнему утру, — он уже делал пометки в блокноте. — Отправлю с фельдъегерской почтой в Нижний.

В электронном отделе царил полумрак. Для работы с радиолампами требовалось особое освещение.

Сорокин колдовал над каким-то прибором, напоминающим помесь радиоприемника с артиллерийским прицелом. Вокруг него громоздились измерительные приборы производства «Сименс», привезенные из Германии.

— Вот, смотрите, — он поднял голову от паяльника. — Первый в мире электронный стабилизатор прицела.

Прибор выглядел внушительно. Массивный корпус, несколько крупных радиоламп РВ-5, система линз и зеркал.

— На основе разработок Бонч-Бруевича, — продолжал Сорокин, протирая запотевшие очки. — Радиолампы работают как усилители сигнала от гироскопа.

Коробейщиков тут же полез разглядывать конструкцию:

— Надежность? Выдержит ли фронтовые условия?

— В том-то и проблема, — вздохнул Сорокин. — Лампы капризные, боятся тряски. А еще нужен очень стабильный источник питания.

Я внимательно изучал схему. Для 1930 года это невероятный технический прорыв. Но Сорокин прав. Надежность пока оставляет желать лучшего.

— А что с отечественными лампами? — спросил я. — Не можем же мы зависеть от немецких поставок.

— Работаем с заводом имени Коминтерна, — Сорокин развернул чертежи. — Они обещают наладить производство специальных ламп по нашим требованиям. Но пока качество намного хуже.

Он замолчал, красноречиво показав на корзину с разбитыми лампами отечественного производства.

— Нужно форсировать это направление, — я сделал пометку в блокноте. — Подготовьте подробный отчет по требованиям к лампам. Я переговорю с руководством завода.

В этот момент снова появился Воробьев, уже заметно встревоженный:

— Леонид Иванович, простите, но вам действительно нужно взглянуть на результаты анализа топлива. Там что-то странное с цетановым числом…

Ну что же. Раз так, придется. Я оставил Коробейщикова у Сорокина. Сам отправился вместе с Воробьевым.

Впрочем, вскоре Коробейщиков нагнать нас. Он бормотал поговорки под нос.