Старлинг Хаус
Шрифт:
— Они нападут. — Подбородок Артура указывает на одного из Зверей — пернатую тварь со слишком большим количеством зубов. Одна из его лап упирается в белый пух груди. Его кровь поразительно красная в этом бесцветном месте.
— Ах, — говорю я. Я пристально смотрю на девушку в окне и делаю предположение, повышая голос. — Нора Ли?
Я выкрикнула это имя, но девушка не вздрогнула. Я знаю, что права — я видела это маленькое угловатое лицо на страницах Подземелья, я видела себя в этом старом платье, бегущей вниз и прочь от всего.
Я
— Элеонора? — На этот раз я не кричу, но мне это и не нужно. Девушка отшатывается от окна, и ее глаза встречаются с моими.
ТРИДЦАТЬ
Пока я не произнесла ее имя, лицо Элеоноры Старлинг было совершенно пустым, а глаза — как пара черных точек, напечатанных в центре чистой страницы. Она смотрела на собравшихся Зверей без тревоги или удивления. Мне стало интересно, чувствует ли она вообще что-нибудь или это место превратило ее в тонкую иллюстрацию, а не в человека.
Но звук ее настоящего имени ударил в нее, как кулак в окно. Ее глаза расширяются. Ее губы приоткрываются, как будто она чувствует вкус этого слова через стекло. Она смотрит на меня пристально, почти голодно, а затем резко отворачивается. Она исчезает в тени Дома.
— Артур, я думаю… — начинаю я, но меня прерывает звук. Высокий, дрожащий вой, похожий на вой загнанной в угол кошки или далекого койота.
Его подхватывает другой Зверь, и еще один. По ним пробегает рябь. Копыто ударяет по земле. Они больше не бесстрастны.
Я издаю нечто среднее между всхлипом и фырканьем.
— Я думала, ты с ними подружился, или что-то в этом роде.
— Видимо, не срослось. — Голос Артура сух, но он снова поднимает меч, локоть высоко поднят, лезвие ровно лежит на предплечье. — Иди в дом, Опал.
Мой взгляд скользит между Зверями, подбирающимися ближе, и твердым узлом его лица.
— Потому что ты думаешь, что это выход отсюда, или потому что ты снова ведешь себя как осел?
Половина его рта безрадостно кривится.
— Да. — Изгиб сглаживается. — Пожалуйста, Опал. На этот раз, только на этот раз, ты уйдешь, когда я тебя прошу?
Дело в том, что я думаю, что он прав. Думаю, если есть способ уничтожить это место или сбежать из него, Элеонора Старлинг знает его. Я делаю вдох, короткий и тяжелый.
— Хорошо. Отлично. Но не надо… ты не можешь… — Глотать труднее, чем следовало бы. — Я не позволю тебе пожертвовать с собой, сражаясь с этими тварями. Я даже не думаю, что этот меч настоящий…
Артур делает широкий предупредительный удар по одному из зверей, и тот шипит, отшатываясь.
— Достаточно настоящий, —
— Ладно! Как скажешь! Но я вернусь за тобой, и если ты будешь мертв, я убью тебя.
Он улыбается своей маленькой, горькой улыбкой, и я снова бью его.
— Я не шучу. Я уйду, если ты поклянешься выжить.
Может, это из-за того, что мой голос срывается на последнем слове. Может, он просто хочет, чтобы я ушла. Но он встречает мой взгляд и кивает один раз, так глубоко, что это почти поклон или клятва.
Этого недостаточно; это все, что мы успеваем сделать, прежде чем Звери настигают нас. Это ад — губы втягиваются над длинными жемчужными клыками, мышцы сворачиваются, когти раздвигаются — но ведь и Артур Старлинг тоже. Меч выгибается дугой и кусается, рубит и поет, рассекая воздух с такой скоростью, что оставляет за собой серебристый след. В его движениях нет красоты, нет грации. Он не похож на танцора. Он похож на мальчика, который хотел выращивать цветы, но вместо этого получил меч. Он похож на человека, который давно потерял надежду, но все равно продолжает бороться, все дальше и дальше. Он похож на Смотрителя Старлинг Хауса, отправившегося на войну.
Артур делает два шага вперед и еще один влево. Он наносит удар, быстрый и жестокий, и выдергивает клинок из раздробленной кости. Звери отступают от него, совсем немного, и вот он — путь к Дому.
Я не медлю. Я бегу, прижав руки к груди и низко пригнув голову.
Мои ноги шлепают по камню. Я взлетаю по ступенькам Старлинг Хауса и с силой ударяюсь о дверь. Она заперта.
Но, конечно, даже в том перевернутом мире, в котором мы живем, Старлинг Хаус не станет против меня. Вот уже несколько месяцев я впитываю в него свой пот и время, свою любовь и кровь. Мое имя стоит на документах, моя рука держит меч; я — Смотритель.
Я прижимаю ладонь к покрытому шрамами дереву и тихо говорю:
— Пожалуйста. — Я вкладываю в это слово все свое желание, всю свою глупую надежду.
Я чувствую, как пространство вокруг меня размягчается, возникает ощущение нереальности, как будто ты находишься во сне и вдруг понимаешь, что это сон. Мир прогибается под меня.
Щелкает замок. Дверь открывается. Я оглядываюсь на Артура — моего храброго, глупого рыцаря, моего идеального проклятого дурака, который все еще сражается, но его форма исчезает под рычащей, хищной волной Зверей, — прежде чем я проскальзываю внутрь Старлинг Хауса.
Старлинг Хаус отличается от того, который я знаю. Отделка выровнена, обои чистые, без выключателей и розеток. Каждый предмет мебели отполирован, каждая половица блестит. Все выглядит свежеотстроенным, как будто маляры ушли час назад. Это прекрасно, но я с какой-то странной болью в груди ищу паутину и пятна. Дом кажется просто домом, мертвым строением, которое еще не научилось видеть сны.
Элеоноры в коридоре нет, но мои ноги знают, куда идти. Вверх по лестнице, потом еще и еще, в чердачную комнату, которая теперь принадлежит Артуру, но не всегда принадлежала ему.