Статьи разных лет
Шрифт:
Реконструкция общего плана главы, который представляет собой суммарное выражение общей внутренней логики всех составных частей рукописи и воплощает в себе общую структуру содержания рукописи, – это, если допустимо подобное сравнение, своеобразная «таблица Менделеева» первой главы «Немецкой идеологии». И подобно тому, как таблица Менделеева дала ключ к поискам неизвестных еще химических элементов и позволила предсказать их свойства, так и эта схема дает возможность предположить, каковы в общих чертах должны быть содержание и особенности тех двух фрагментов рукописи первой главы, которые до сих пор в ней отсутствуют. И если бы позволяло место, можно было бы на примере одного из отсутствующих фрагментов показать, что он собой должен представлять, почему он мог быть
Мы пытались проследить, как осуществлялось новое исследование рукописи «Немецкой идеологии», особенно с точки зрения его методологии. Мы можем констатировать, что в ходе этого исследования были использованы различные приемы и средства формальной логики и некоторые элементы логики диалектической. Сравнение, обобщение, индукция, дедукция, аналогия, гипотеза, анализ противоречий, различных связей и отношений, абстракция, конкретизация, исследование предмета в его развитии – таков неполный перечень средств, которые сознательно или бессознательно использовались в процессе работы. Но не только логика, интуиция также была необходимым компонентом исследования.
Размышляя задним числом о процессе исследования, мы пытались выявить его логическую структуру, расчленить его на последовательные ступени. То, что нам удалось таким путем получить, – это прежде всего скелет самого процесса, некоторая идеализация действительного исследования. Ибо в действительности все было сложнее: логические умозаключения переплетались с интуитивными догадками, различные процессы исследования перекрещивались один с другим, различные стадии его не разграничивались столь резко, так что порой, например, формулирование и проверка гипотезы были не двумя последовательными фазами работы, а эти две фазы по крайней мере частично совпадали во времени. Все это следует иметь в виду.
Во всяком продуктивном исследовании, если оно достигает определенной степени сложности, используются более или менее полно средства, подобные перечисленным выше, безразлично, осознает это сам исследователь или не осознает. «Так как процесс мышления… является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени…» [371] . В чем же тогда специфическая особенность рассматриваемого здесь исследования «Немецкой идеологии»? И почему результаты, полученные в ходе этого исследования, не были уже получены нашими предшественниками?
371
К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 32, стр. 461.
Изучением содержания «Немецкой идеологии» занимались многие выдающиеся исследователи, главным образом философы. Но почти никто из них не мог пользоваться и не пользовался рукописью. Многие марксоведы, прежде всего такой выдающийся специалист, каким был Веллер, занимались изучением рукописи «Немецкой идеологии». Но при этом они не исследовали достаточно глубоко содержание рукописи. Таким образом, до сих пор изучение содержания «Немецкой идеологии» и изучение ее рукописи развивались параллельно и независимо друг от друга. С одной стороны, преобладал умозрительный подход, с другой – чисто эмпирический.
В новом исследовании «Немецкой идеологии» была сделана попытка избежать односторонности того и другого подхода, сочетать анализ содержания с анализом рукописи, осуществить более конкретный тип исследования. В этом и заключается его специфическая особенность. Этот новый подход к исследуемому предмету и обусловил получение новых результатов.
Какие же результаты дало применение синтетического метода, представляющего собой единство анализа содержания и анализа структуры рукописи, в исследовании «Немецкой идеологии»? Резюмируем полученные
Маркс о любви
Эта тема может показаться странной. Маркс, основоположник и классик, гениальный учитель и великий революционер, – и вдруг… о любви!
Или, наоборот, – банальной. Маркс о научном коммунизме, о религии, об искусстве, а теперь – о любви…
Впрочем, не существует, пожалуй, банальных тем, но бывают банальные, скучные и малосодержательные решения. И наоборот, какой бы странной и даже парадоксальной ни казалась тема, – если относящаяся к ней информация объективна, содержательна и полезна, то сама тема представляет интерес и имеет право на существование.
372
Статья опубликована в сборнике «Прометей. Историко-биографический альманах серии „Жизнь замечательных людей“», т. 7. М.: «Молодая гвардия», 1969, с. 94 – 107.
Судите сами.
И в дружбе и в любви он был на редкость счастлив. Было ли это делом случая? Надо полагать, если не все, то главное зависело от самого человека.
В своей знаменитой «Исповеди» на вопрос «Ваше любимое изречение» он отвечал словами Теренция: «Ничто человеческое мне не чуждо» (Соч., т. 31, стр. 492).
Его младшая дочь Элеонора вспоминала о нем словами Шекспира:
«Он человек был, человек во всем, Ему подобных мне уже не встретить».И она же о нем писала:
«Для знавших Карла Маркса нет более забавной легенды, чем та, которая обычно изображает его угрюмым, суровым, непреклонным и неприступным человеком… Подобное изображение самого живого и самого веселого из всех когда-либо живших людей, человека с бьющим через край юмором и жизнерадостностью, человека, искренний смех которого был заразителен и неотразим, самого приветливого, мягкого, отзывчивого из товарищей, являлось постоянным источником удивления и забавы для всех, знавших его» («Воспоминания о Марксе и Энгельсе». М., 1956, стр. 262 и 255).
В своей «Исповеди» на вопрос «Ваше представление о счастье» он отвечал – «Борьба». Он был мужественным борцом. Но «этот суровый борец имел глубоко любящую душу». «У этого мужественного борца в глубине сердца было сокровище мягкости, доброты и нежной преданности», – вспоминал его внук Эдгар Лонге («Воспоминания…», стр. 271). Вот почему так глубоко и точно сказала о нем Элеонора: «Он потому и умел так остро ненавидеть, что был способен так глубоко любить» («Воспоминания…», стр. 261).
Он человек был, человек во всем. Ничто человеческое не было ему чуждо. Без этого он никогда не смог бы так много сделать для человечества.