Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Кентарх – но разве это не капитан корабля? – спросила она, невольно оглядываясь, точно ища спасения. Они с младшим Аммонием незаметно ушли далеко в угол от остальных гостей.
– Это означает “начальник сотни”, - раздался рядом звонкий голос.
Спасение пришло – Феофано приблизилась и взяла ее под руку.
– Кентарх значит то же, что у римлян центурион, дорогая: и там, и там есть сотня, - объяснила она. – Мы кое-что взяли у римлян и в военном отношении, но наша армия куда менее стройна и более пестра… Конница у нас
Феофано махнула рукой: она была мрачна, точно кентарх, обнаруживший накануне битвы, что у него разбежалась вся сотня.
– Можно сказать, что и армии давно уже нет, - мрачно вступил в разговор подошедший к ним Дионисий, который был серьезнее и молчаливее брата – и не таким пригожим, хотя тоже силен и статен. Может быть, улыбаться и нравиться Дионисию мешали воспоминания о жене и пяти дочерях, которые ждали его дома. У него до сих пор не родилось наследника – а всем подросшим дочерям нужно было подыскивать женихов и собирать приданое…
Дионисий Аммоний посмотрел на Феофано, улыбнулся ей – улыбка едва тронула губы под усами - и склонил голову.
– Выражаю почтение к делу, которое ты начала, госпожа… Феофано, - произнес он. – Скверное, однако, наступило время, если военачальником приходится становиться женщине!
– Это далеко не новость, - возразила Феофано.
Впрочем, она поняла, что теперь не время напоминать о критянках, спартанках и амазонках; но Дионисий, должно быть, и сам вспомнил и уважительно кивнул. Он поцеловал руку хозяйке, как Валент – Феодоре.
– Надеюсь, однако, что у нас еще остались мужчины, способные сражаться за женщин, - задиристо вмешался младший Аммоний, с улыбкой и блеском в черных глазах. – К примеру, этот могучий лаконец, который неотступно ходит за тобой, Метаксия, - он твой охранник? Или начальник твоих воинов?
Феофано нахмурилась, услышав, как ее назвали; а Валент, придя в совсем веселое настроение, ткнул хозяйку кулаком в плечо и кивнул брату.
– Слышишь, Дионисий? Она хитрит с нами, женщина всегда женщина!
Он захохотал; а Феофано, придя в ярость, топнула ногой.
– Прекратите! – приказала она.
Повернулась к Валенту и серьезно сказала:
– Можешь попробовать сразиться со мной. Марк и в самом деле мой охранитель, но он еще и мой наставник!
Валент перестал улыбаться.
– Я и пытаться не буду, потому что ты и минуты не выстоишь против меня, - сказал он, внимательно и мрачно оглядывая хозяйку своими черными глазами и поглаживая черные усы и бороду. – Но у тебя истинно спартанский характер. Только такие женщины и рождают мужчин.
Валент, в свою очередь, почтительно поклонился хозяйке, на восточный манер прижав руку к сердцу; Феодоре вдруг подумалось, что, со своими длинными черными волосами, Валент Аммоний немало напоминает перса времен древней империи – блиставшей прежде римской… Что же: разве ромеи не наследники
– Я поняла, в чем вы особенные, - вдруг взволнованно сказала московитка: все трое высокородных собеседников тут же повернулись к ней. – Вы меняетесь все время – и остаетесь неизменными, проносите себя через века как есть… Вы – и Запад, и Восток вместе!
Феофано улыбнулась, и ее глаза заблестели гордостью – совсем недавно эта девочка не знала ничего, кроме молитв, которые затвердила бездумно!
– Византия - сказка, которую уже никому не повторить, - ласково сказала она. Взяла свою воспитанницу за голову руками в перстнях и браслетах и поцеловала в лоб.
Тут Дионисий вдруг пошевельнулся и, оглянувшись, спросил:
– А где же твой брат, Феофано? Кажется, мы хотели договариваться с ним о военной помощи!
Феофано улыбнулась одним углом ярко накрашенного рта; на лицах обоих Аммониев изобразилось плохо скрываемое презрение.
– Не знаю, - наконец громко сказала госпожа дома. – Он не показывается мне на глаза. Может быть, опять утешается вином?
Феодора опустила голову и отвернулась.
– Пойду поищу Фому! – наконец бросила она, после мучительного колебания. – Извините меня, мои господа!
Она быстро ушла, оставив Аммониев и Феофано в зале. Они были не одни – в другом углу собрались друзья и воины Аммониев, которые бражничали и толковали о чем-то своем; но эта троица ни на кого больше не смотрела, как будто они были тремя главными стратегами.
Наконец Валент тронул за плечо хозяйку – он улыбался, и тон у него сменился на вкрадчивый; он не отрываясь смотрел вслед Феодоре:
– Скажи мне правду, Метаксия… эта прекрасная и разумная московитка бывшая рабыня Фомы Нотараса? Или твоя?
Феофано взглянула на него – потом отвернулась. Она прикрылась легким голубым покрывалом, приколотым к ее волосам сапфировыми булавками.
– Нет, Феодора не рабыня, - наконец ответила хозяйка. – Эта женщина никогда не была рабыней.
Валент улыбнулся, накручивая на палец ленту, вплетенную в его прическу. Он был тоже далеко не прост.
– Я никогда не знал ни одной женщины тавроскифов, - медленно сказал он. – Скажи, госпожа Метаксия… они очень верные?
Феофано усмехнулась.
– Очень, друг мой. Не про твою честь, - сказала она.
Валент поклонился, потом ослепительно улыбнулся мрачному Дионисию.
– Это мы еще увидим!
Он засмеялся, ощущая восторг охотника или завоевателя.
– Должно быть, эти варварки такие же верные, как лакедемонянки распутные!
Увлеченный московиткой, Валент совершенно забыл, с кем говорит. Феофано, вскрикнув от ярости, двинулась к нему, намереваясь залепить пощечину; но ее опередил Дионисий. Быстро шагнув к брату, он так крепко ударил его в челюсть, что тот пошатнулся и чуть не опрокинулся, несмотря на то, что был едва ли слабее старшего.