Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Пока же прощай. Мы каждый раз прощаемся с тобою будто навек - только так и сладка любовь.
Радуйся.
Желань”
* Кресло без спинки и с X-образными ножками, сделанное, как правило, из бронзы и слоновой кости. В Древнем Риме могло принадлежать только высшим сановникам - магистратам (отсюда “курульный магистрат”, лат. magistratus curulis).
* Слово “культура” в данном случае – не анахронизм: его употребляли еще римляне в значении “возделывание,
========== Глава 102 ==========
Феодора родила сына, как надеялась и она, и муж, - точно ее с некоторых пор кто-то благословил на рождение сыновей, во славу Римской империи: слишком поздно!
Когда она мучилась родами, в имении уже была Феофано с Анастасией, приехавшая заблаговременно. И, как всегда бывало, близость подруги вдохнула в московитку силы: она вытолкнула ребенка меньше, чем за полчаса.
Хотя теперь думала, что так справилась бы и сама…
– Не повредила бы ты ему – голову! – говорил Фома, которого только присутствие Феофано удержало от того, чтобы напиться: так он волновался. – У тебя внутри наросли такие же мышцы, как снаружи!
– Еще бы ты на это жаловался, - сказала Феофано, посмеиваясь: точно это она родила сейчас сына, а не подруга. – Поблагодари свою жену и почти ее подарком!
– Я не знаю, что ей подарить, - звезду с неба? – пробормотал Фома, глядя на жену блаженными глазами.
– Ах, да замолчите вы оба, - отозвалась со своей постели роженица. – Не видите – ребенок заснул!
Тотчас же все притихло. Малыш Александр, - как родители решили назвать его сразу в честь древнего македонского полубога и святого русского князя-освободителя, - спал гораздо более чутко, чем его братья Вард и Лев. Это не обязательно означало хрупкость здоровья; но Александр, несомненно, удался в отца намного более, чем другие дети Феодоры.
Фома взял мальчика у жены и коснулся золотистого пушка на его голове, погладил белую щечку.
– Это настоящий мой наследник, - прошептал патрикий в упоении.
А Феодора вдруг вспомнила о ребенке Фомы и Метаксии, которому не суждено было родиться, хотя эти двое были только двоюродные брат и сестра: и подумала, что блистательное имя, которое дали ее младшему сыну, для него что золотая цепь, подаренная не по заслугам. Имя Александра не поможет мальчику, а только утянет его на дно: как тех, кто уже утоп в Пропонтиде… Ее новый сын не станет опорой для Варда и защитником людей – а будет тянуть из всех силы, как делал Фома: одним на роду написано брать, как другим давать!
Но ничего не поделаешь.
Однако этот ребенок осчастливил Фому и наполнил его жизнь смыслом – уже этим он подарок. Фома Нотарас мог бы очень повредить им всем в самом скором будущем, рассчитываясь за свою поруганную гордость и отвергнутую любовь!
Когда
– Хочешь ли ты, чтобы я увезла Анастасию в город, - или оставить ее тебе? Не думаю, что она будет обузой, - это здоровая и воспитанная девочка…
Феодора ощутила укол вины, как всякий раз, когда ей напоминали, что сын ей всегда был милее дочери. Но Феофано смотрела на нее с полным пониманием – с такою же любовью и твердостью, что и всегда! Феодора поцеловала руку царицы и прижала ее к своей щеке.
– Оставляй, - прошептала она. – Мы теперь полная семья… к добру или к худу.
Феофано склонилась над нею и поцеловала в лоб.
– Сейчас спи… мы поговорим позже.
Феодора знала, что им нужно поговорить, - но знала, глядя на Феофано, что это подождет: как всегда, она доверилась своей патронессе. Московитка закрыла глаза и через мгновение уже спала.
Феофано посмотрела на спящих мать и сына – потом перекрестила их.
– А и все равно… - пробормотала лакедемонянка. Махнула тою же рукой, которой крестила подругу, и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Когда Феодора отдохнула, поела и села в постели кормить ребенка, Феофано опять пришла к ней: одна, без Фомы. Дождавшись, когда младенец наелся и снова уснул, лакедемонянка заговорила.
– Я привезла вам с братом новости… никакой вестник не успел бы раньше меня, а так я послала бы к вам еще прежде того…
Феодора встревожилась, приподнялась.
– Что-то серьезное?
– Пожалуй… хотя мелочей в политике не бывает, - ответила Феофано. – Димитрий Палеолог начал переговоры с Мехмедом – зверь опять заурчал, предвкушая добычу… Султан проголодался!
Феодора схватилась за грудь, ощущая, как пресеклось дыхание. Пришел час! Конечно, Константин защищал свой город до смерти, - но ведь то был Константин! А если бы на месте василевса был его брат Иоанн, которому Феофано все-таки помогла отправиться на тот свет, - или Димитрий после смерти Иоанна успел бы сесть в Царьграде раньше Константина?
Не согласился бы он сдать Город так же, как теперь торгуется за Мистру?..
– Димитрий сдает ему Мистру? – прошептала московитка. Ребенок рядом захныкал; Феофано взглянула на него, и Александр замолчал.
– Нет еще… но это будет скоро, - сказала лакедемонянка. – Видишь ли, героями люди становятся тогда, когда другого выхода нет! На Константина смотрел весь мир – и слава его равнялась славе всех греков! А о Димитрии, даже если он обретет худую славу, поговорят и забудут. Он уже сейчас тихо перебрался на остров Энос, который султан оставил в его власти, - а когда и это отберут, скорее всего, деспот и вовсе уедет в Европу или уйдет в монастырь…