Степь. Кровь первая. Арии
Шрифт:
– Я лично ничего не понимаю, - встряла Неважна с тоном ребёнка, который раскусил что его водят за нос, рассказывая сказки, - колдовство какое-то. Так не бывает.
– Ох, ё, - пропела своё любимое, идущая впереди Дануха, - кто б пел, да ты б не плясала.
Тут она остановилась. Развернулась, уперев руки в боки и ехидненько так скомандовала:
– Ну к Неважна, закажи-ка сестре своё, которое "так не бывает".
Молодая охотница растянулась в улыбке, понимая, что про неё тоже можно сказать тоже самое, что она про Елейку. Сразу обмякла, но противиться не стала. Сняла из-за спины лук, наслюнявила и приклеила листик к берёзе... Ну, а дальше всё как в первом показательном выступлении. После чего выпучивать глаза и поднимать уроненную челюсть пришлось Елейке.
– Вот, - удовлетворённо произнесла Дануха, - теперь вам есть о чём меж собой потолковать. Пошли, а то мы так до вечера не доберёмся.
С этого момента для Елейки и Неважны вообще все перестали существовать, кроме их двоих. Дануха только поражалась, как они, стрекоча одновременно, умудрялись при этом понимать друг друга. Она слушала их со стороны, слушала,
Они трещали весь день. Даже Злыдень, отиравшийся возле хозяйки, поначалу ревниво, затем удивлённо и в конечном итоге принимая, как должное, смирился с тем, что чужачка и хозяйка не обращают на него внимание, даже когда вместе его гладили и чесали. Неважна попросила её научить конскому колдовству и тут неожиданно выяснилось, что такое можно проделать лишь раз в году, в особый день, в самом конце лета на полнолуние, но разрешила прокатиться на Злыдне, долго совместно уговаривая коня, который не выдержав напора, похоже согласился.
Елейка валялась по траве, держать за живот и хохоча до одури, смотря как её новая подруга с диким "А-а-а" колотится задницей о круп коня. Затем перейдя в лежачее положение и стараясь обхватить жеребца за шею, начала биться о его спину уже другим местом и в конце концом под звонкий истеричный хохот Елейки, наездница мешком свалилась в траву. Злыдень же, как ни в чём не бывало, продолжал, скотина, гарцевать по поляне, победно задрав хвост. Но вскоре они поменялись местами. От смеха, в припадке, и вся в слезах, уже каталась Неважна, а Елейка тужась и старательно сопя, пыталась выстрелить из лука. Хотя первый раз она вообще выстрелила не из лука, а луком себе по лбу. Ну, в общем у неё с луком получалось не лучше, чем у Неважны с конём.
Вечером они завалились спать в походный шатёр охотницы и ещё долго не могли угомониться, про хихикав, чуть ли дна самого утра. Дануха тоже не могла долго уснуть, но вовсе не от того, что ей мешали девки. Она думала о их общем будущем. Она в первые за много-много лет позволила себе мечтать.
Он.
Клип шестнадцатый.
Еги-баба.
Торжественные, свадебные события разворачивались за седмицу до Купальной, самой большой праздничной седмицы жителей Страны Рек. Индра сознательно спланировал поход именно в эти дни. Он знал, по докладам разведки Шумного, что Утренняя Заря готовится впервые в свой жизни принять в себя мужчину и познать женственность в самой её непосредственной сути - забеременеть. Перейти из разряда яриц в разряд молодух. Он знал от информаторов Шумного, а за этим баймаком слежка была особой, что её не перевели в положение невест на выдан, а оставили при родном баймаке. Кто конкретно так решил атаман её рода или Матёрая, Индра не знал, да ему в общем было всё равно.
В отличие от обычаев речников, постельными делами новобрачные занимались и днём, и ночью, практически не вылезая из кибитки и всю оставшуюся седмицу и всю Купальную. Всё это время он лишь несколько раз был занят делами логова. К концу следующей седмицы за Купальной, вернулась группа лазутчиков с вестями об интересующей его еги-бабе из рода Палого, который ей владел. Народ, подзадоренный двумя свадьбами, просто сходил с ума, требуя немедленный поход. Всем вдруг стало невтерпёж. Чтобы снять напряжение, возникшее в ближнем круге, атаман собрал ближников на совет и просто выложил им свои соображения о предстоящем походе. До земель Палого идти надо было по землям трёх городов, что усложняло скрытность передвижения большого костюмированного отряда. Каждому городу прилегала земля радиусом в один дневной пеший переход. Примерно от тридцати до сорока километров. Таких огородов-городов было несколько и устроены они были так, что граница одного была и границей другого. Если их наложить на карту, то земли городов формировались подобно пчелиным сотам, центральной точкой каждой соты был город. Для того чтобы перейти из одного города в другой требовалось два дня. В первый день доходили до границы, где на специально оборудованных стоянках ночевали и отдыхали, а на второй приходили в соседний город. К тому же передвигаться пришлось бы цепью по проторённым дорогам, что неминуемо растягивало бы кавалькаду и тормозило поход. Обычно, проходя аровы земли, они проскакивали их в течении одной ночи, благодаря скорости, а так далеко в глубь городских земель они раньше не ходили. Не удавалось решить вопрос ни о скрытности, ни о быстроте передвижения в этих землях. Вторая проблема касалась непосредственно цели похода. Близилось полнолуние, а значит какой-то девичий праздник. Где девок искать и собирать, не понятно. У артели начинался сенокос, и мужики рассыпались по одному или мелкими группами на довольно большой территории, а ловить этих ушлых охотников в родной степи было делом нереальным. Кроме того, артельные бортники лазили по лесам. Именно в это время шёл массовый сбор мёда. В этом так же учувствовало достаточно большое количество людей, которых даже теоретически невозможно было выловить в непролазных лесах. Что же касается ватаги баймака, то
Сам же атаман на обычном возе с двумя пацанами, отправился в те края обычным гостем. Поначалу он хотел звать с собой Щедрого и одного провожатого из людей Шумного, что ходили туда, оставив за старшего Ровного, но последний взмолился. Он посетовал на то, что уже успел устать от семейной жизни и напросился ехать с ним. Пришлось за старшего оставить Щедрого.
Через три дня на четвёртый, сменяя друг друга на поводьях и останавливаясь лишь покормить и напоить коня, который почти всю дорогу шёл шагом, они вышли в земли нужных им речников. Ещё день потратили на то, чтобы добраться до нужного леса. Путешествуя по землям артели Палого, Индра несколько раз ловил особой чуйкой, что за ними следят, но сколько он не вглядывался в степь, так никого и не заметил. Зная о том, что еги-баба охраняется, они сделали вид, что едут куда-то мимо и дальше. Взяв сильно в сторону и углубившись в лес, остановились на ночлег. Только тогда Индра заметил слежку, притом чисто случайно, по наитию. Тем не менее, охотники не предпринимали никаких активных действий, "гости" спокойно переночевали и с утра двинулись дальше по лесной дороге, уходящей куда-то в сторону. Только Индра дальше не поехал. Он ещё ночью выполз из воза и скрылся в зарослях балки, где и затаился. Ровный должен был вернуться за ним к следующей ночи и забрать его на этом же самом месте. Лёжа в засаде, он, наконец, отчётливо увидел молодого охотника, продолжившего слежку за уехавшими. Выждав достаточное время, не наблюдая и не чувствуя больше никого вокруг, Ардни осторожно, короткими перебежками, с последующими отсидками, двинулся к цели.
Только ближе к полудню он увидел в глубине леса на нескольких пнях, как на сваях, выстроенный сруб с покатой крышей, заваленной мохнатыми лапами еловых веток. Наружная стена сруба поросла не то мхом, не то лишайником. Если бы не внимательность и нацеленность Индры, то можно было в шаге от этого строения пройти и не заметить. Хотя, по правде сказать, он его сразу и не заметил, если бы не костерок рядом с ним. Небольшая банька, стоящая чуть поодаль, так же была собрана из брёвен и по виду такая же древняя, как и изба. Костерок горел как раз между ними. На нём, каким-то хитроумным способом была приспособлена большая глиняная миска, в которой варилось что-то вкусное. Индра сразу унюхал, ибо не ел ничего со вчерашнего вечера. Никого из людей видно не было. Он затаился и стал ждать. Надо было понять одна ли она. Он сел, откинувшись на ствол большого дерева спиной, так, чтобы в просвет между деревьями был виден костёр с миской, понимая, что рано или поздно хозяйка к ней должна подойти. Ждать практически не пришлось.
– Чё сидим?
– неожиданно, откуда-то из-за спины слева, раздался женский голос.
Индра вздрогнул, но тут же стараясь не показать своего испуга, расслабился. Он вытянул, согнутые в коленях ноги и не спеша повернул голову на голос. Еги-баба, а в этом можно было не сомневаться, стояла у него за спиной всего в трёх шагах. Первое, что бросилось в глаза это огромная волчья голова, свисающая спереди в районе гениталий. Несколько десятков биений ошалевшего сердца, он как заворожённый смотрел на эту голову, ничего не соображая, пока не оторвал от неё взгляд и не посмотрел выше. Только тут до него дошло, что это просто волчья шкура, одетая на страшную с виду вековуху. По крайней мере, так ему она тогда показалась. Притом шкура была одета оригинально. Просто посредине был сделан надрез, в который была просунута лохматая голова женщины. Передняя часть шкуры с головой и лапами свисала спереди, а задняя с лапами и хвостом, на спине. Никак не скреплённая, волчья шкура просто висела на плечах, вернее на шее. Кроме этой шкуры, баба была одета в бесформенный, длинный, до земли, балахон. Ног не было видно вообще. Это, неопределённого цвета одеяние было грязным, и изодранным. Из-за растрёпанных во все стороны светло рыжих волос, длиной даже ниже чем свисала волчья голова, но лёгких, судя по колыханию их от слабого ветерка, лица практически видно не было. Но Индра поймал себя на мысли, что у неё лицо худое, и по виду чем-то больна. Впалые щёки и глаза, выкаченные вперёд скулы, губы бледные и казалось растрескавшиеся или покрытые какой-то белёсой коркой. Всматриваясь через россыпь волос в это странное, больное лицо, он обратил внимание на глаза, которые в отличии от остальной мимики лица, смеялись. Притом были они разного цвета: один синий, другой зелёный. Она постоянно дёргала головой, как обычно делают птицы, рассматривая что-либо. Он сидел, она стояла, и никаких действий не происходило. Они просто разглядывали друг друга, притом оба очень внимательно. Это продолжалось довольно долго. Наконец до Индры дошло, что она задала вопрос и ждёт ответа. Он оторвал взгляд от этого чуда и огляделся вокруг. Ни души. Расслабившись, насколько это было возможно, он отвернулся и упёрся затылком на ствол дерева.
– Да, вот сижу. Тебя жду, - проговорил он медленно, как будто уставшим голосом, при этом весь, устремляясь вслух.
Но ничего не услышал. Он ничего не услышал даже когда увидел, что она перемещается. Баба абсолютно беззвучно обежала его по дуге и остановилась прямо перед ним, чуть левее. Остановившись, она чуть-чуть опустилась, как бы став немного ниже. Индра, анализируя эту пробежку и странное оседание, пришёл к выводу, что она ходит босиком и почему-то передвигается на цыпочках. Это его несколько озадачило. Баба тем временем опять завертела головой, как птица, продолжая рассматривать гостя.