Степь. Кровь первая. Арии

Бер Саша

– Зачем меня ждёшь?
– наконец поинтересовалась она.

Говорила она резко, отрывисто. Голос её не соответствовал внешнему облику. Он бы молодым. Индра ещё раз внимательно окинул её взглядом, но определить возраст даже приблизительно так и не смог. Не смотря на свою молодость, Индра достаточно уже набегался по речным еги-бабам, поэтому прекрасно знал, что это такое и с чем это едят. Он взял путевой мешок, лежавший рядом, и медленно поднялся на ноги, отряхиваясь от листвы и мусора, но не двинулся с места. Своим фирменным, тихим волевым голосом изрёк ритуальную фразу-ключ, показывая, что он ритуал знает и еги-бабу к его исполнению обязывает:

– А ты, бабанька, сначала накорми путника с дороги, да напои, да в баньке попарь, да с собой спать положи, а за тем и спрашивай.

Её рот растянулся в широкой улыбке и при этом она нарочито, по-шутовски произвела быстрый и глубокий поклон. Когда она выпрямилась после поклона и волосы улетели за спину, лицо её открылось. Только тут Индра увидел то, что придавало её лицу худобу и болезненность. Лицо было исчерчено тонкими и плавными линиями татуировки. Эти линии обрисовывали щёки и, огибая выступающие скулы, уплывали под глаза. Теперь он разглядел и её молодость, хотя чувство, что она не здорова, всё же осталось. Тут она схватила висевшую на ней голову волка за уши и подняла его морду, устремляя чёрные, пустые глазницы черепа прямо на Индру. При этом губы её задвигались в беззвучном шёпоте. Ему это очень не понравилось, но он продолжил стоять на месте, ожидая ответа. Баба по-идиотски хихикнула,

отпустила голову зверя, быстро поднялась на носочки, развернулась и побежала к своей избушке. Индра остался стоять на месте, быстро соображая, чтобы всё это значило и что ему в этой ситуации делать. Её поведение не только не нравилось ему, но и начинало бесить. Она же, пробежав несколько шагов, остановилась, опять опускаясь на всю ступню. Оглянулась, и увидев, что гость не тронулся с места, пошарила рукой за спиной, поймала волчий хвост и закрутила им в воздухе, как бы зовя Индру за собой.

– М-м-м, - раздосадовано замычал про себя мужчина, - так вот, что значит не от мира сего. Она же полоумная дурочка. Вот попал, так попал.

Тем не менее, он забросил мешок на плечо за спину и не спеша, вразвалочку последовал за ней. Она ещё отбежала на несколько шагов на цыпочках и опять обернулась, махая хвостом и при этом растянув рот до ушей и странно как-то хихикая. Так она короткими перебежками, а он степенно и не спеша, добрались до её жилища. Там она остановилась, развернулась к нему лицом и всё также, подёргивая по-птичьи головой и бестолково улыбаясь, стала его ждать. Когда он к ней, наконец, подошёл, она опять резко и отрывисто поклонилась ему в пояс и сказала:

– Я знала, что ты сегодня придёшь.

Говорила она быстро и радостно, как реагируют люди, что предсказали что-то такое, что неожиданно сбылось на зло всем и всем своим нутром как бы восклицая: "я же говорила, говорила!".

Индра ничего не ответил. Он был разочарован, но учуяв аромат варева, успокаивал себя тем, что, хотя бы поест. Она продолжила, отвесив очередной поклон, тыкая волчьей мордой в землю:

– Я сварила для тебя грибную похлёбку. Баня истоплена. Лежак покрыт. Я ждала тебя Индра.

Вот тут не только челюсть его отпала, но и он сам, кажется, весь в осадок опустился.

– А... отткуда, тты ...?
– медленно, еле шевеля почти парализованным языком и заикаясь, пробубнил он ошарашено.

В голове зазвенело, как будто врезали по темечку дубиной. Она перестала улыбаться и протянула большой ковш с бледно-красной жидкостью.

– Я же сказала, что ждала тебя сегодня. Вот ягодный вар, как ты любишь.

Ничего уже не соображая, он взял ковш и машинально начал пить, не переставая таращить на неё глаза. Она растянула свой рот в улыбке, хихикнула и юркнула в избу. Только тут Индра почувствовал, что заломило зубы от холода и он оторвался от питья. С удивлением посмотрел на ковш. Морс оказался в буквальном смысле ледяным и это посреди лета. Это было очередное изумление и тут же последовало следующее: откуда она его достала? Он не отрывал от неё взгляда, как подошёл. Руки у неё были пустыми, он был уверен в этом. Неожиданности, следовавшие одна за другой, мгновенно вывели его из равновесия, и он почувствовал испуг. Какая-то жуть проползла мурашками по его позвоночнику и затопталась на спине колючими лапками. Индра, держа ледяной ковш в руках, медленно осмотрел жилую поляну. "Ведьма полоумная", - подумал он. В это самое время из избушки стрелой вылетела хозяйка и кинулась в противоположную сторону от растерянного и ошарашенного гостя. Добежав на цыпочках до огромного, ровно срезанного пня, она быстро бросила на землю большую, тёмную шкуру какого-то непонятного зверя. Пень оказался столом, притом уже чем-то накрытым. Указав на посланную шкуру, она звонко выкрикнула:

– Садись, гость, кормить буду.

Индра на ватных ногах, всё ещё держа ковш обоими руками, прошагал к столу и скрестив ноги, уселся, но ковш из рук не выпустил. Он ждал ещё какой-нибудь выходки от неё, внутренне сжавшись и приготовившись, но ничего сверхъестественного больше не происходило. Она на цырлах обежала пень, забрала из его рук ковш. Индра медленно потёр холодные ладони друг о друга, стараясь не смотреть на неё, но и не выпуская из виду боковым зрением. Она всё в той же манере сбегала к костру, схватила там миску с варевом голыми руками и так же бегом на цыпочках, по-идиотски улыбаясь, принесла похлёбку, поставив её прямо перед ним. Похлёбка побулькивала до сих пор, продолжая кипеть. Индра протянул руку к миске, но не дотронулся, потому что даже на расстоянии ощущался жар раскалённой поверхности. Он посмотрел на хозяйку. Затем перевёл взгляд на висевшие вдоль туловища руки, которые от его взгляда нервно задёргались и спрятались за волчью шкуру. Он взял вырезанную ложку и осмотрел стол. Стопка толстых лепёшек громоздилась в центре. Вяленое мясо, Индра по виду не определил, кому оно принадлежит. Чашка с солёными грибами, пучки разных трав, корений, ещё что-то, что не осталось в памяти. Наконец, окончив беглый осмотр, взял лепёшку, разломил пополам и приступил к похлёбке. Она молча стояла в стороне.

Осилив почти половину миски, он откинулся от стола-пня, поняв, что обожрался.

– Ну, благодарствую тебе хозяюшка. Накормила, напоила, - проговорил он уже как-то более спокойно, смотря на это чудо природы в волчьей шкуре и ожидая очередного сюрприза.

Та встрепенулась, поднялась на цыпочки, и толи всплеснув руками, толи взмахнув крыльями, устремилась к бане. Перед входом она аккуратно, даже неожиданно нежно, сняла с себя шкуру и медленно повесила её черепом на угол бревенчатого сруба. Погладила её по ушам несколько раз. Это было первое, что она сделала медленно и плавно, с тех пор, как он увидел её. Затем движения вновь стали быстрыми и резкими. Она начала раздеваться, что явилось очередной порцией изумления для гостя. Нет, то что еги-баба раздевается перед баней и должна при этом первой туда зайти и пригласить, Индра, конечно же, знал. Удивило другое. Во-первых, рубаха оказалось не одна, а целых четыре. Одна надета поверх другой. Три из них были грязные и рваные, а вот последняя была относительно свежей, хотя далеко не новой. Во-вторых, когда она скинула с себя последнюю рубаху и предстала перед ним голая, так сказать, во всей красе, ошеломила несуразностью своей фигуры. Такого Индра ещё не видел, притом сразу он даже не смог определить, что же более всего из несуразного его поразило. Узкие плечики, тоненькие ручки и вся до пояса такая тонкая и хрупкая, но ниже пояса... широченный таз и массивные ляжки, утончающиеся к низу до тонюсеньких лодыжек. Следующим ударом для сознания атамана было то, что он определил, как груди. Две тонкие сосульки свисали до пупа. Первая мысль, относящаяся к ним, заключалась в том, что она с лёгкостью бы закинула их за плечи... и тут его мозг, как ошпарило. Её отвислые груди напомнили ему страшилки о каких-то водных бабах, что груди на плечи забрасывают. Только у этой волосы рыжие, а у тех вроде бы как зелёные. А вся эта не пропорциональная фигура с толстой задницей, удивительным образом походила на глиняную куклу, что речники лепили каждую весну перед родами. От таких сравнений и ассоциаций его заколотило не по-детски. И, наконец, третья несуразность, которую он заметил первой, но до осознания дошедшую только что - это пышная копна исинно-чёрных волос на лобке. Как это было возможно при рыжей голове? Притом эта копна была настолько велика, что Ардни подумалось поначалу, что это просто чья-то голова, зажатая между ляжками и торчащая наружу затылком. В добавлении ко всему на ляжках и отвислых грудях виднелись многочисленные разрывы и растяжки, при том, что остальная кожа была по-девичьи белая, чистая и даже прозрачно тонкая. Оценив всё это нагромождение несуразностей, Индра вдруг задался вопросом, который с одной стороны вывел его из оцепенения страха, а с другой позволил разлиться в голове холодной безразличностью. Он на полном серьёзе задумался: "Как она с

такой задницей на цыпочках то бегает?". И она тут же продемонстрировала "как". Это нелепое создание вздёрнулось на носочки и мелко перебирая ножищами, забавно тря ляжки друг о друга, подбежала к гостю и протянула ему тоненькую ручку. Улыбка застыла на её дёргающейся голове. Индра не стал брать её за руку, но повинуясь приглашению, встал и пошёл к бане, на ходу раздеваясь. Подошёл он к бане уже голый. Скинутая по пути одежда выстелила за ним дорожку. Остановился напротив туровой шкуры, занавешивающей низкий проём входа, он стал ждать. На него вдруг после всего увиденного напала апатия. Видимо разум перегрелся. Ему стало всё равно. Он устал удивляться и решил воспринимать всё, как должное и вполне обыденное. Даже когда она неслышно подкралась сзади и положила свои руки на его могучие плечи, он даже не удивился, как будто ожидал этого. Руки её скользнули по мышцам спины, по бокам на поясницу и остановились лишь на ягодицах. Индра почувствовал, как пальцы растопырились и легонько сжали упругие выпуклости. При этом ему стало ещё больше наплевать на всё что она делает. Он как будто зачерствел где-то внутри своего сознания, атрофировался. При этом он точно знал, что процедура ощупывания ещё не закончена, хотя она и убрала от его зада руки. Так оно и оказалось. Чокнутая быстро и не слышно появилась спереди и как будто не замечая хозяина, продолжила обследование тела гостя. Она положила руки на его грудь, так же, как и ягодицы, слегка сжала грудные мышцы. Потом скользнула вниз, приседая и разводя свои ляхи в стороны. Индра казалось, потерял все эмоции и с каждым её прикосновением становился всё более безучастным и бесчувственным. Он следил за её головой, и чем ниже она опускалась, тем менее чувствительным он становился к её прикосновениям. Что она там делала так долго, Индра не задавался вопросом. Он её там не чувствовал, хотя по правде сказать он себя вообще не чувствовал ниже пояса. Наконец, удовлетворившись осмотром, она встала и всё ещё по-идиотски улыбаясь и дёргая головой. Низко наклонившись, и всё также на цыпочках, протиснулась в низкий проём входа, но зачем-то задержалась в проходе, в наклонённом состоянии и Индра на всю оставшуюся жизнь заполнил эту задницу во весь проём. Еги-баба отодвинула шкуру, приглашая его войти. Ему пришлось сесть чуть ли не на корточки, чтобы туда забраться. Потолок внутри был низкий, и ему приходилось держать голову наклонённой. Сначала было темно. Под банным камнем тлели угли. Стоял стойкий запах конопли. Она зажгла лучину от углей и воткнула её в щель стены. Индра увидел пологи. Они были широкие, двух уровневые, расположенные ступенькой. Не дожидаясь приглашения, он улёгся на верхних. Шкура была жёсткая, он даже не сообразил от кого, кабанья что ли? А в общем было безразлично. Улёгся на живот, отвернул голову к стене и расслабился, вдыхая сладкий аромат и жар прогретой бани.

Стало светлей. "Ещё лучина", - с абсолютным равнодушием подумал Индра. Вокруг стояла полная тишина, как будто уши чем-то заткнули. Он почувствовал, как выступили и потяжелели на лице капельки пота. Ему всё хорошело и хорошело. Толи сказывалась бессонная ночь, толи действовала конопля, толи ведьма воздействовала, но он постепенно уплывал в мир грёз. С другой стороны, он чётко осознавал, где он. Жёсткая щетина под щекой, расплавленный воздух, так же вполне осязаемый. Он сжал пальцами шкуру и почувствовал её руками. Всё было реально. Но с другой стороны он опускался в сон. Он балансировал на этой границе между сном и явью. Это было неописуемое ощущение. Он вдруг понял, что его сознание разделилось. Одна его половинка спит, а другая нет. Он чётко осознал, что это состояние очень хрупкое и шаткое и боялся, почему-то, его нарушить. Вот так балансируя как на натянутой верёвке, он замер, восхищаясь равновесием. Чем дольше он балансировал, не давая сознанию вывалиться в явь или провалиться в сон, тем больше его наполняла какая-то непонятная эйфория, восторг, чувство всесилия. Он ощутил, как нечто скребёт его спину. Плавно, нежно и приятно. Он осознал, что к нему возвращаются ощущения и эмоции на каком-то новом доселе неизвестным ему уровне. Сверху вниз... сверху вниз... сверху вниз... Но то что скребут его спину, не нарушало равновесия, а лишь раскачивало его, как на огромных качелях. И чем дальше, тем выше он взлетал и ниже падал. Захватывало дух. Дикая радость рвалась из тела наружу, и от этого вокруг становилось светло и бесконечно просторно. Чьи-то руки завертели его и он, крутясь, взлетел с качели и поплыл, как облако по голубому небу, которое было везде. Он не понимал где верх, где низ. Он понимал лишь, что это не имеет значения, это абсолютно не важно. Мимо проплывало облако, кончик его скользнул по груди, по животу с боку, бедру. Затем второе облако скребнуло по другой стороне. Третье облако коснулось центра груди, окутало живот и сползло оттуда к лобку, где замерло на детородном органе. Клубясь и извиваясь, оно шевелилось и от него во все стороны мягкими волнами растекалось расплавленное блаженство. С каждой волной оно нарастало, нарастало и, дойдя почти до состояния взрыва, медленно и плавно стало растворяться во всём теле, доходя до самых кончиков пальцев. И вновь наступило спокойствие и никуда не качающееся равновесие. Всё замерло. В мире полной тишины и спокойствия откуда-то издалека показалась маленькое облачко. Оно быстро росло. И вот уже заполнило полнеба. Индра не понял, толи облако двигалось к нему, толи он к облаку, толи они двигались друг другу навстречу, но, долетев до него, захотелось в него нырнуть. И он нырнул, но вместо воздуха, он оказался в прохладной воде, и равновесие мгновенно нарушилось, возвращая его в явь. Он лежал уже на спине. Тело горело, но тут ещё одна волна холодной воды окатила его. Сердце забилось от резкого контраста. Он перевернулся на живот, и на спину хлынула очередная порция холодной воды. В голове стало ясно.

– Хорошо, - пробормотал он и с неохотой сел, свесив ноги с полога.

Голова закружилась, перед глазами всё поплыло и размножилось. Что-то потянуло его за руку, и он поддался. Очухиваться он стал лишь стоя в лесу, на свежем воздухе. Он глубоко вздохнул. Голова опять закружилась, его повело. Навалилась дикая усталость.

Проснулся он уже в избе не лежанке. Рядом возлегала она, не то еги-баба, не то ведьма, не то колдунья, не то нежить с полужитью, а может быть всё и сразу в этой одной заднице.

Кстати, многие уже не различают колдунью от ведьмы и если с колдуньей вроде бы как современное понимание ушло не далеко от истины, то вот с ведьмой стало всё совсем плохо. Сегодня это понятие применяется в большей степени о посредственно, как ругательство, применяемое к женщине при желании её унизить, сказать ей этим, что она не достойна приличного общества, ибо она связалась с низшим, а не с возвышенным. Вообще-то ведьма или ведьмак - это человек имеющих нежитей - покровителей. Только и всего. С точки зрения христианской церкви, они как минимум пособники дьявола, других современная церковь не знает, но в то время это просто были люди со сверх способностями, говоря современным языком - супергерои. Иметь в своих покровителях одну из Дев Троицкого пантеона было очень круто. Такими людьми восхищались и их побаивались одновременно. Это были настоящие суперлюди того времени. Ведьмой можно было стать двумя основными способами: либо получить нежить - покровителя от другой ведьмы при её кончине, существовала такая возможность передачи, либо стать ведьмой если нежить сама выбирает её. Обращаю особое внимание: колдовать ведьмы только от того, что они ведьмы, не могли. Ведьмы -- это не колдуньи, хотя одно другому не мешает. Колдовать, заговаривать, зашёптывать и так далее, надо было учиться отдельно. Хотя, как уже говорилось, кое чему всех девок с детства учили в этой области, только не все этим умело пользовались. Была ещё и третья разновидность ведьм, которую в прямом смысле этого слова, ведьмой назвать было нельзя. Это нечто другое, чему названия нет. Это те, кто на свои цели порождал целую свору полужитей, и использовал их не по назначению. В православном толковании именно последних было принято называть ведьмами, хотя это неправильно грести всех под одну гребёнку. Настоящие ведьмы и ведьмаки к этим последним, никакого отношения не имели.