Степь. Кровь первая. Арии

Бер Саша

– У нас нет тут ни аров, ни речников, ни гоев. Мы сами по себе. Мы - новые люди. Не нравится?! Ой тебе ё, а потом бывай. Тебя никто не держит. А коль, сучка, сидишь за одним столом с нами, будь добра уважать хозяев, тебя кормящих да теплом обогревших.

Гостьи перепугались не на шутку. Голубава потупила глаза, но злоба с её лица никуда не делась. Но тут на защиту новеньких кинулся Данава. Он заискивающим голосом залепетал, стараясь втиснуться между разъярённой сестрой и злобно оскалившейся гостьей.

– Данушка, ну чё ты? Не серчай, горе у неё великое. Она четырёх сыновей потеряла.

– А я, весь род вот этими руками перехоронила, - не успокаивалась большуха суя ему под нос свои руки, в одной из которых был прижат волчий хвост к клюке, - целый род!

Только

тут Данава увидел клюку с зажатым хвостом и жалобно запричитал, падая перед сестрой на колени:

– Дануша, ты хвостик-то отпусти, не доводи до греха. Отпусти, а?

Увидав эту картину, Голубава вдруг вздрогнула, видимо до неё дошло, что сейчас может произойти что-то страшное и это страшное произойдёт с ней. Только тут она неожиданно поняла, что перед ней ведьма, а не простая баба. Она перепугалась по-настоящему и от этого её лицо изменилось на нечто жалкое. Дануха скрежетнула зубом об верхних два, посмотрела себе на руку и раскрыла пальцы. Хвост встрепенулся и закачался на клюке. И Голубава и Хохотушка с ужасом и одновременно сглотнули, видимо поняв, что сказанное про волков, не было вымыслом и эта вековуха и впрямь с волками дело имеет. Дануха выпрямилась, вроде как успокаиваясь и отошла обратно на своё место. Данава продолжил:

– Ты ведь сама сказала, мол они здесь не случайно, что их твои волки привели.

– Данава, - перебила она его, - хватит мотню трясти. Где это ты видел моих волков? Я их просто жру.

Вот тут не только гостьи в осадок выпали, но и Елейка к ним в придачу. Один Данава не сдавался.

– Ну ты ведь сама говорила, что просто так к тебе никто не приходит?

– Они не сами пришли, а ты привёл, непутёвый. И это мне не нравится, - твёрдо сказала Дануха, брякнув миской об стол, чуть не расколов её, но тут же обмякла и уже спокойно продолжила, - ладно, успокоилась. Всё равно не мне решать. Я приму любу, кто со мной. И какая б не была, - при этом она вновь зыркнула на прибитую Голубаву, - за любую в глотку вцеплюсь.

Тут она перевела взгляд на белую, как снег Хохотушку, прижавшую к себе всхлипывающего ребёнка. Движением головы, Дануха указала на свою лежанку, заваленную шкурами и скомандовала тоном, не терпящим возражения:

– Ребёнка в мои шкуры затолкай, пусть спит.

Та по началу хотела, что-то вякнуть, но тут же передумала и под тяжёлым ведьменным взглядом, а в этом она уже не сомневалась, отнесла поскрёбыша на лежанку и укрыла мехами. Не успела чмокнуть в лобик, как тот не только замолчал, но и заснул. Хохотушка стояла над спящим и лихорадочно думала, куда же она попала?

– Ну, чё, спит?
– спросила её вековуха.

– Да, - удивлённо ответила баба, оборачиваясь.

– Не ссы. Моя домашняя кикиморка своё дело знает. Пока ходим, будет спать.

Кикимора или Домовая Дева - это разновидность домашней полужити. В отношении людей имеет двойную полярность. К хозяйке, её породившей, беспрекословно положительную. В этот период своего существования рацион питания - положительные эмоции хозяйки. Каждая баба, имеющая детей, непременно заводила себе Домовую Деву. Главное её предназначение - это убаюкивание детей. Эта полужить умудрялась усыпить ораву разрезвившейся малышни в считанные секунды. Кроме того, Домовые Девы могли помогать хозяйке по куту, например, перемыть ночью посуду, убраться. Каждая Домовая Дева была накрепко привязана к своей хозяйке, которую в течении своей жизни, а это почти 400 лет, не меняла. Если Дева теряла хозяйку, а это рано или поздно происходило, то превращалась в сущий ужас для тех, кто на её территории обосновывался. При потере хозяйки она перевоплощалась. Рацион питания менялся на отрицательные эмоции новых владельцев дома. Она не просто пыталась изгнать "чужачку" запугиванием и провоцированием ссор. Она наводила разорение, пожары, болезни, гибель домашней скотины и т.д. Зная эту особенность Домовой Девы, некоторые не совсем порядочные бабы порождали эту полужить и подбрасывали соседям, которым хотели напакостить. Не имея возможности покинуть чужой дом и не чувствую в нём своей единственной хозяйки, Домовая Дева начинала беситься.

Так вела себя вся домашняя полужить и Домовая дева исключением не была.

Хохотушка, услышав о намерении её куда-то вести, встрепенулась, хотела было открыть рот, но Данава спросил быстрее:

– Куда это?

– Ты никуда, - опять перейдя на издевательский тон, уточнила Дануха, - Неважна зверя таскать начнёт, поможешь ей со шкурами. А мы сходим погулять недалече, - и не давая брату даже слово вставить о его возражении, резко добавила, - я хочу сразу знать кого привёл. Родных аль ворогов? Я думаю это справедливо желание. Коль родные окажутся, приживутся, а коль вороги, не бойся, грызть не буду, просто отпущу на все четыре стороны.

Она посмотрела поочерёдно на каждую из гостей. Голубава решительно поднялась, изображая готовность идти. Хохотушка такой уверенности не излучала.

– Да как же в таком виде?
– не унимался Данава.

– Елей, сестрёнка, - попросила она уже ласково, прижавшуюся у дальней стенки молодуху, - ты не дашь им ваши одеяла, сбегать туда обратно.

– Конечно, - проговорила Елейка, натягивая на голову остроконечную лисью шапку и быстро продвигаясь к выходу.

Дануха взяла со стола ту самую деревянную миску, что швыряла на стол и вышла из шатра первой, сразу окрикнув Воровайку, но ту кричать и не надо было. Она сидела прямо на верхушке дерева у самого шатра, с которого тут же спикировала на плечо хозяйки.

– Да тише, ты, дрянь, - пробурчала Дануха, - руку так когда-нибудь от сушишь.

Тут прибежала Елейка, гости завернулись в меховые одеяла и последовали за злобной ведьмой в неизвестность.

Поход на змеиный источник для обоих завершился удачно. Первой, вода приняла Хохотушку, а вот когда воду подала Голубава, Дануха впервые в жизни отошла от привычного ритуала. Начала она как обычно. Закрыла глаза, принюхалась. Затем открыла и с каким-то хитрым прищуром покосилась на стоявшую на коленях бабу. Опять закрыла, второй раз, шмыгнула носом. Удовлетворённо хмыкнула. Потёрла воду пальцами. Совсем повеселела. А когда попробовала на вкус и выплеснула содержимое, подняла Голубаву за плечи и обняла, расцеловав.

– Ну, чё, - проговорила она ласково, как-то по-старчески, - в нашей семье прибавление. Вы уж простите меня вековуху за несдержанность.

И при этих словах Дануха низко поклонилась бабам в пояс. Это растрогало обоих и они, что-то защебетали смущённо.

– Отныне, - продолжала Дануха, - вы мои сёстры и моим сёстрам, сёстры. Но всё ж помните, я здесь сестра старшая, - съехидничала под конец вековуха, поднимая вверх указательный палец, отправляясь в обратный путь.

Вернулись они обратно, не проронив не слова. Вновь все собрались в Данухином шатре. Неважна добыла целую гору белок, лис и зайцев. Данава по локти в крови всё это хозяйство потрошил. Елейка помогала шкуры скрести и в рассоле замачивать. Дануха принялась за готовку этих же добытых зайцев. Только новенькие сидели без дела. На все их порывы помочь, им отказывали, пока Дануха не предложила им лучше рассказать о себе. Вот на пару они этим и занялись. В прочем ничего особенного не прозвучало в их рассказе. Они были такими же жертвами, как и все. Только Голубаве досталось по более. Её как в куте поймали да повязали, прямо на глазах детей поубивали. Подробности она рассказывать отказалась на отрез. Нет в всё. Притом, самое интересное, на что все бабы обратили внимание, она, рассказывая всё это, даже слезинки не проронила, даже глаза не намокли. После чего вообще замолчала, вновь озлобившись и тут Дануха вдруг неожиданно спросила:

– Голубав, а ты куманилась?

Та замялась, пряча глаза от Данухи, видимо соображая врать или признаваться, вместе с тем понимая, что большуха этот вопрос не просто так задала, к тому же она, как будто её мысли прочла:

– Толь за раз давай по-честному. Петь мне тут не надо.

Глубава прикусила губу, ещё поразмыслив о чём-то и решительно призналась, видимо понимая, что перед этой ведьмой таиться не имеет смысла.

– Куманилась, а как же.

– Ну и как?
– спросила Дануха напирая, выделяя каждое слово отдельно.