Степь. Кровь первая. Арии
Шрифт:
Зорьку аж покоробило от её слов. Странно, но ей мысли об этом даже не приходили. По началу она была пленницей, девкой подневольной, а потом, как счастье на голову рухнуло, так весь мир стал в цветочках, да в радугах. А ведь если вдуматься, то Хавка права. И откровенных врагов, смерти её желающих должно уж расплодиться вокруг, как комаров у воды, да и завистниц должно быть не меньше, замучишься отмахиваться, но в смерть от Индры она отказывалась верить однозначно, запихивая любые поползновения разума по этому поводу подальше. Тем временем, пока Зорька всё это обдумывала, Хавка уже деловым тоном говорила на другую тему:
– Куманится
– Либо друг друга сожрём, - буркнула Зорька, абсолютно машинально, не думая, так как разум был её охвачен сгустившимися тёмными мыслями о доле своей незавидной.
Хавка рассмеялась каркая, тем самым отрывая Зорьку от раздумий и заставляя обратить на себя внимание.
– Не-е. Я видь ещё по осени знала, чё по весне у тебя гостить буду.
Зорька вопросительно взглянула на неё. Хавка, обхватив свои тощие коленки обеими руками и смотря куда-то прямо перед собой, вдруг словно закадычная подруга начала делиться сокровенным, приглушая голос и придавая загадочности своим словам:
– Почитай под самый конец осени, на Дедовой седмице, имела я несчастье на лесном родничке с самой Водной Девой повстречаться.
– Зачем?
– так же машинально спросила Зорька.
– А она меня спрашивала, чё ли? Пошла пред снегом прибраться, да водички набрать, а там эта в лыве толстым задом сидит. Меня дожидается.
– Урок?
– зачем-то спросила Зорька, не понимая, как вовлеклась в дружеский диалог.
– Да, не. Бери выше. Сама Матёра явилась, Черта, чтоб ей кверху жопой утопиться.
– Но..., - замялась Зорька, округляя глаза, прекрасно зная, что после встречи с Чертой люди не живут.
– Черта, как есть Черта, - уверила её вековуха, - вот она то мне глазёнки то и забелила. Я-то поначалу думала, когда живой осталась, что это она как за плату глазки то мои прибрала, ну чтоб я ни смогла в её омуты то заглянуть и жить остаться, а теперь поняла зачем. Это из-за тебя она меня слепой то сделала.
– Врёшь ты всё, - рубанула Зорька, обидевшись, что вековуха вину на неё перекладывает.
– Из-за тебя, из-за тебя, Зорь, чтоб я те ненароком навредить то не смогла, даже коли б захотела.
– Как это?
– Как это, как это. По башке дубиной это. Вот представь себе. Лук у меня в руках добрый да убойный, руки сильные, да умелые, а две стрелы, - и она указала обоими указательными пальцами на свои глаза, - обе переломаны. Вот и я теперь такая. Всё знаю, всё умею, а сделать ничего ни могу.
И она скорчила смешную рожу, надувая щеки и разводя ручки в стороны. Зорька улыбнулась, но промолчала, потому что поняла.
– Вот и спрашивает она меня тогда, - продолжила вековуха свою сказку, - ты чё это Хавка матёра, вековуха полудохлая, никак помирать собралась? А я-то ведь тогда и впрямь к Дедам собралась, а как её увидела, так даже обрадовалась. Черта ведь черту под жизнью подводит быстро. Уйдёшь не мучась. А она ни то посмеялась, ни то просто в воду бзднула, побулькав там, да и говорит мне. Рано мол тебе ведьма, помирашку из себя корчить. Тело своё - мешок с помоями, ты к началу лета в реку кинешь, не переживай, а вот кровушка твоя, нам ещё, ой как послужит. Не поверишь, Зорьк, я всю зиму мозги ломала, как это может
Зорька аж подпрыгнула на заднице от услышанного. На что Хавка только заливисто закаркала.
– Дура, ты Зорька, - но тут же прекратив смеяться на полном серьёзе продолжила, - пока дура. Я тебе передам всё чё сама знаю, а кровь то у нас с тобой и так одна. Я тебе дам свой опыт, а ты его в свою башку посеешь. А что такое опыт? Это и есть жизнь. Поняла?
Понятно то оно было понятно, но Зорька от услышанного находилась в каком-то шоке. В ней бурлила неприязнь ко всему этому. Сущность Зорьки отчаянно сопротивлялась этим переменам в своём сознании. Не хотела она ничего менять в своей безоблачной жизни, не надо ей это. Она злобно огрызнулась, сама, не ожидая, что перейдёт на жаргон матёрой бабы:
– А нах мне это?
– А тебя, чё кто-то спрашивал, чё ли? Али Дева Речная тебе выбор оставила?
Зорька больно закусила губу от обиды. Хавка опять была права. Святая Троица! Эта ведьма постоянна права. Не зря на Семик по ней Речная Дева слёзы лила, ой не зря.
– Поверь, Зоренька, на тебя охоту открыли все, кому ни лень, а кому лень и так прибьют. Ты рано или поздно в силки попадёшь, аль стрелу глазом словишь, аль отравы сыпанут, аль хозяин на суп пустит.
И опять будто плетью по мозгам хлестнули слова Хавки. Она сразу вспомнила свой первый день пребывания в логове и как её теперешний муженёк хотел сварить из неё суп. Как она всё так чётко угадывает? Или знает? Ведьма! Тем временем вековуха продолжала планомерно Зорьку добивать:
– Отпрыгалась зайкой то, пора под подолом зубки отращивать, коль жить хочешь дальше, да девку свою нянчить.
Зорька на объявление ей пола будущего ребёнка отреагировала вяло. Она уже была забита до такой степени, что все последующие забивания её как бы и не касались. Она лишь изобразила жалкое подобие немого вопроса на своём лице.
– Да, - махнула она на неё рукой, мол что с тебя взять, - девка у тебя будет. И это ещё один каменюка в твой огород от мужа. Им же сыновей подавай, а ты и тут промахнулась.
Так паршиво на душе у Зорьки, пожалуй, никогда не было. В один миг все её радужные мечты рухнули и развеялись, как лёгкий дымок. Она всю ночь проворочалась, так и не уснув. Лишь по утро сдавшись под грузом неопровержимых доказательств правоты этой старой уродины, у неё как будто глаза раскрылись, спала розовая пелена и она посмотрела на всё совершенно по-другому. На всё и на всех.
Сороки куманиться начали, как по заказу, на следующее же утро. Хабарка прибежала к подруге запыхавшись и объявила. Индра, обгладывавший какую-то птицу, услышав новость Хабарки лишь злобно сплюнул, бросил на стол не до конца обглоданный кусок, оделся и ушёл куда-то, а баба начала сама, как сорока трещать, обрисовывая в красках, как туча этих чёрно-белых бестий на правом краю за лесом собралась и уж начали свой бешеный карагод. Конечно, Хабарка видеть этого не могла, она туда не бегала, но рассказывала всё это так, как будто сама среди них летала. Подруги ещё по трещали, по щебетали ни о чём. Наконец обнялись и попрощались.