Степан Разин
Шрифт:
Так что, мне было чем загрузить Стёпку, подчинявшегося мне безукоризненно и безропотно. Хорошо, что среди казаков не было христианского попа, а то бы он,наверное, обратился бы к нему с раскаянием в грехах и тогда меня, скорее всего, попытались бы изгнать. Хе-хе… Интересно, какими способами?
Писали, что один европейский экзерсист изгнал из одного несчастного более трёх тысяч бесов. Крепкий, видимо, ему попался «попаданец». Или тогда не были ещё знакомы с шизофренией? Хе-хе-хе… Знавал я одного такого, которому вдруг снесло крышу и он стал считать себя одновременно и Христом, прости Господи, и дьяволом, спаси и сохрани. И это к тому, что и человеком он
Положили гражданина в больничку. Там он тоже едва не задушил санитарку. Объяснял свои поступки тем, что бесы его, Христа, совращали и искушали[1]. Потом он вроде как вылечился и снова вернулся к нам на завод. Честно говоря, я опасался поворачиваться к нему спиной и он это чувствовал и посмеивался, утешая меня, что, дескать, всё прошло и он вполне здоров. Хе-хе… И вот я умер. Да-а-а…
А переселение душ в буддизме, которого придерживалось процентов десять казачьего воинства весьма приветствовалось. Правда, если бы Стёпка сказал, что в него что-то вселилось, его могли бы принять за воплощение Будды. А этого тоже нам со Стёпкой было совсем не нужно.
Правда Тимофей как-то подозрительно внимательно поглядывал на Стёпку, бросая, чаще всего, короткие взгляды, и поначалу расспрашивал, что со Стёпкой произошло, что он такой бойкий стал. Тот, паразит такой, не смог сделать «покерфейс» и, потупив глаза, сказал, что «ничего тятя». И этим зародил в отце ещё большие сомнения и подозрения. Знать бы какие? Однако, с тех пор Тимофей наблюдал за Стёпкиными упражнениями ещё внимательнее.
А потом, когда брёвна разобрали и струги снова поплыли вниз по реке, Тимофей вдруг пристал к Стёпке по поводу моих знаний библии. Однако тут я смело взял бразды правления на себя и бойко «открестился» от чего-то более существенного, чем отрывки притч и неполного собрания десяти заповедей. Почему неполного? Да потому, что не помнил я их все, ибо хоть и был крешён и ходил в церков, но причащался редко, ну и каялся в совершённых грехах, тоже, соответственно, редко, а потому и не знал их все десять, как «отче наш». Зато, «Отче наш», прочитал, и уже этим просто «убил» Тимофея.
— Ты откуда эту молитву знаешь? Не могла тебе твоя мать её читать. Она не была христианкой.
— А я знаю? — пожал плечами я. — Но она и читала. И фатиху[2] читала.
Тимофей нахмурился. Про «фатиху» — молитву из первой суры, я знал от мусульман, работавших на судоремонтном заводе и устраивавших намаз пять раз в день. Я даже почти что выучил её, прости Господи. Слушать одно и то же по несколько раз в день — так любой выучит. Стёпка тоже знал текст молитвы, но не то, как она называется.
Странно, что Тимофей вообще заинтересовался, кому молится Стёпка. История умалчивала, каким богам молился Тимофей, но про Степана я читал, что он ездил в паломничества на Соловки два раза: в пятьдесят втором голу и в шестьдесятпервом. Значит, к тому времени Степан Разин примет христианство. И может быть это произойдёт моими усилиями. Интересно…
— И, кстати, — подумал я, — может быть восстание Разина связано с отказом Соловецкого монастыря принять новые книги и новый богослужебный чин, переросшего в бунт?
Восстание соловецких монахов началось двадцать второго июня одна тысяча пятьсот шестьдесят восьмого года, когда на Соловки высадились стрелецкие войска под командованием стряпчего Игнатия Волохова.
Но Степан Разин не мог этого знать. Я зачем-то думал и думал об этом, будучи уверенным, что уж я-то, точно никуда не пойду. Но в паломничество-то зачем Разин ходил? С Дона на север? Это более двух тысяч километров. Ради чего? Не уж-то проникся христианской верой? А потом патриаршие торговые караваны грабил. Никонианские? В отместку?
Придёт время и ведь спросят: «Ты чьих будешь? Веры какой? Сколькми персами крестишься?» Когда ещё дойдёт до патриархов, что можно объединить православие со старообрядцами в «единоверие». А до того? Правда, сейчас Стёпка ещё не христианин. И Тимофей сейчас молится Солнцу, Трояну, Велесу, Перуну, и единому Богу, читая ту же фатиху. Но не Христу.
А мне, что делать? Не переходить же в ислам официально. Не помешает ли это Стёпке, когда начнутся народные волнения? А ведь они начнутся. Хотя… Судя по этническому и конфессиональному «наполнению бунта», восставшие объединялись вокруг Степана именно потому, что он давал им волю, а именно освобождение от кабалы. Ведь Степан сжигал воевод и наместников вместе с их имуществом и домами, где хранились долговые расписки.
Он, действительно, давал людям землю, волю и полностью освобождал их от подати. Полностью! За такую жизнь можно и повоевать. Оттого шли и шли к нему люди. Только надо было сжечь Москву с её записями в поместных и разбойных приказах и изничтожить бояр. Всего-то…
Кстати… Первым восстание затеял совсем и не Разин, а некто Васька Ус, которого избрали атаманом для похода в Москву. Голодно было в шестьсот шестьдесят шестом году на Дону, вот и предложил Васька идти к Москве, чтобы просить назначения на царскую военную службу. Под его командованием тогда находилось 700—800 вооруженных голодных казаков.
От Воронежа в Москву были направлены казачьи представители, коим былоуказано вернуться на Дон, сидеть и не рыпаться. После того, как они вернулись к Воронежу, войско взбунтовалось и двинулось дальше на север, собирая всех беглых солдат, крестьян и холопов. Васька целенаправленно собирал народ на бунт, обещая платить по десять рублей и выдать коня и оружие. К концу июля у Уса было коло семи тысяч воинов, которые, грабя окрестности для прокорма, дошли до Тулы. Однако Ус был хитёр и разведав, что против него собрались большие отряды дворян во главе с Юрием Барятинским, увёл казачий отряд на Дон, оставив взбаламученных им простых людей на расправу.
Потом Ус с казаками примкнёт к вернувшемуся из Персидского похода Степану Разину и тогда начнётся настоящая гражданская война. Вот я и думал, что не Разин был инициатором бунта. Он только добыл на бунт средства.
С другой стороны, с высоты столетий ситуация и с расколом и с Разинским бунтом мне казались важными, но вредными событиями, не приведшими к положительному для России результату. В окружении многих врагов России быть бы единой и мощной, а она тратила людской ресурс на междоусобицу. Ведь бунты привели лишь к тому, что Россия потеряла сотни тысяч, а может и миллионы, своих граждан. А казаки в дальнейшем просто целенаправленно истреблялись и царскими правительствами, и революционным после одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Никакой российской власти не нравилась «казачья вольница» и неподчинение.