Степан Разин

Шелест Михаил Васильевич

— Сейчас нас будут брать, — сказал вдруг негромко Тимофей. — Базар оцепили стрельцы.

— Видим батька, — сказал Иван. — Свистнуть казаков?

— Погодь, пока.

Я огляделся и увидел, что, действительно, что спереди, в конце рядов, что сзади, плотными шеренгами встали стрельцы.

— Не вырваться, — сказал Тимофей. — Свисти!

Иван резко свистнул. Казаки встрепенулись и, словно голуби, слетелись к атаману, окружив его плотным кругом. Меня поразило, что никто ничего не спрашивал. Просто, подбежав, все развернулся

и спинами закрыл Тимофея и меня от любой напасти. Казаков было человек сорок и все они сошли с нашего струга.

Увидев «неладное» все, кто находился на базаре отхлынули от центра базара к стенам и лавкам. Кто-то метнулся на выход, но, столкнувшись со стрельцами, вооруженными рогатинами и алебардами, тоже метнулись в стороны. Заверещали бабы.

— Сабли не вынимать, — приказал Тимофей. — Появятся лучники или ружья, прорываемся.

— Не будет ничего, — подумал я, почему-то не страшась происходящего.

Я посмотрел на атамана, Тимофей глянул на меня.

— Молодец! — сказал он. — Не испужался?

— Страха нет, один задор, — проговорил я, скривившись. — Не станут они нападать.

— Отчего уверен? — удивился Тимофей.

— Давно бы уже напали, или с ружей побили, если бы хотели. Ждут кого-то.

— И то…

Народ с площади постепенно стал истекать сквозь стрелецкий «фильтр», но вскоре стрельцы расступились и, образовав коридор, пропустили сквозь него дородного, богато одетого человека, подошедшего по этому живому коридору до нашей группы. Это было так театрально, что я непроизвольно фыркнул.

— Кино и немцы, бля, — тихонько, сквозь зубы буркнул я. — Римский патриций, нафиг.

Человек и вправду держался прямо и надменно. Одет он был, не смотря на жару, в соболью шубу, покрытую парчой и высокую меховую шапку, называемую тут «боярской» или «горлаткой».

— Кто из вас Разин Тимофей? — спросил лучше всех одетый и старше всех выглядевший стрелец.

— Ну, я, — сказал атаман, и казаки разом раздвинулись, тоже образуя нечто вроде коридора. — Кто спрашивает и зачем?

— Наместник Астрахани князь Репнин Борис Александрович пришёл посмотреть на тебя и твоих казаков.

— На меня? Посмотреть? — удивился атаман. — А что на меня смотреть? Чай не девка красная…

Казаки рассмеялись.

— Пригласил бы, сам бы пришёл. Чего сапоги богатые бить?

— Не твоего ума дело! — грубо прервал атамана стрелец. — Стой смирно и отвечай по делу, коли спрашивать станут.

— У ты какой грубый! — удивился атаман. — Аки бычий хер на морозе.

Казаки от смеха «покатились», припадая руками на колени.

— Да я тебя, — шагнул вперёд стрелецкий голова.

— Постой Никифор Ильич, — остановил того Репнин.

— Целый наместник, — удивился мысленно я. — Даже не воевода, а наместник?

— Ты почто такое войско собрал? Куда и зачем идёте?

— Собрал? — деланно «удивился» Тимофей. — Войско Донское

не надо собирать. Оно всегда собрано. А идём мы воевать за Персов, ибо войн рядом нет. Азов, что мы взяли, московскому царю не надобен оказался, а поиздержались мы изрядно. Голодаем на Дону.

— Тут калмыки вот-вот соберутся напасть. Прислал меня в Астрахань царь-батюшка Михаил Фёдорович, дабы уберечься от них. А тут вы уходите помогать персам. Может останетесь? Сколько вас? Слышал, десять сотен?

— Остаться? Калмыков бить? — задумался Тимофей и к моему удивлению «выдал». — Не все из казаков у Персов останутся. Провожу их и вернусь в Царицын. С тамошним воеводой сговорились. Тоже ждёт калмыкцев.

— С Василием Андреевичем? С Горчаковым? Так не откажет он мне. Общее дело делаем. Сколько ты ему обещал?

Глава 11

— Обещался я ему поставить пятьсот сабель. И меньше не могу, коли обещал. Да и меньше — это не сила против калмыкцев. Не стану дробить я войско.

— И мне бы столько не помешало бы, — поморщился наместник. — Может, оставишь ещё столько же?

— Сказал ведь, что не волен я приказывать казакам, что им делать. Сами они выбирают. Рыба ищет, где глубже, а казак, где лучше. Дашь хорошую цену, попробую уговорить.

— Молодец атаман, — подумал я. — Знает, что полна казна у наместника, как и у царицынского воеводы.

— И за какую цену? Сколько Горчаков платит?

— То наш с ним уговор. С тобой — другая цена. Персия — лакомый кусок. Много оттуда казаки богатств привезут. Смотря сколько заплатишь, столько и останутся. Много не обещаю. Персидскому хану обещано.

Тимофей и впрямь собирался пятью сотнями раскинуть лагерь на Волге, подальше от Царицына, и одной рукой «чистить» реку от ушкуйников, а другой рукой грабить караваны. А может быть и одновременно, «отбивая» караваны от «налётчиков» своими лихими наскоками. Сам с собой решил бороться Тимофей. О том, слышал я, и сговаривались с Фролом.

— Поговорю с казаками, позову.

— Сам-то пойдёшь к хану? — спросил Репнин.

— Сказал же, что в Царицын пойду. Решил уже. Хану обещал казаков привести, вот и приведу. Сам вернусь на Волгу Горчакову помогать порядок наводить. Говорит, что воров на Волге много.

— А ты, значит не вор? — скривился наместник.

— Как можно? — «обиделся» Тимофей. — Я для царя вашего на Литву ходил католиков бить и православных выручать.

— Сам-то, о-ли крещёный? — с сомнением спросил Репнин.

— Магометанской мы веры, — сказал Тимофей. — С иноверцами Персидский хан за один стол не сядет.

— А ты с шахом за одним столом сидел? — с сомнением спросил наместник.

— Сидел и даже его дочь в жёнки взял. Вон наследник растёт.

Тимофей вытолкнул меня вперёд. Я ошалелый вышел и чуть склонил перед наместником голову.