Степан Разин

Шелест Михаил Васильевич

— Она персиянка?

— Персиянка. Но она, — сказал Селим, — хоть и персиянка, и из хорошего дома, но отец её восстал против Аббаса и стал кафиром, а его дети рабами и рабынями.

Как это произошло меня не интересовало, а Селим не стал углубляться, ведь его не спрашивали. Ии этого хватило, чтобы я задумался.

— У кого она тут рабыня? И как возможно её выкупить? Если она хорошая рабыня, то её не продадут, а плохая, так зачем она мне.

— Она хорошая. Она моя жена. Из-за неё я и нанялся «амбалом» в Астрахань. Её хозяин — купец. Он продаст её

мне. Я, как свободный мусульманин могу выкупить жену рабыню. Для этого я и поехал сюда, но меня обманули. Я, как муж, могу выкупить её за ту цену, за которую её купил хозяин, а стоила она не дорого. Я знаю, потому, что мы с Эсфирь любили друг друга и хотели пожениться, но не успели.

— Значит, и ты тоже из «хорошего дома»?

— Мне не хочется говорить о себе.

Я посмотрел на него с кривой усмешкой и сощурив глаза.

— Хочется, не хочется, но когда-нибудь всё равно придётся. И, скорее всего, довольно скоро. По крайней мере ещё до того момента, когда мы с тобой подпишем контракт о твоей службе. Да и просто так давать тебе деньги, чтобы ты выкупил свою жену, я не стану. Без купчей на эту женщину. А для купчей нужно знать, кто ты.

— Конечно, Исфан Арасин. Я тоже был бунтовщиком. Мы пытались убить шаха Сафи, но черкес-охранник остановил раба, которого мы подкупили. Они пытали его, и он рассказал про всех, кроме меня. Мой отец воспитал его и мы с детства с ним дружили. Он смог сохранить в тайне моё имя. Как-то так, Исфан Арасин.

— Так как же тебя зовут? — спросил я.

— Селим — прозвище. Я — Байрам ибн Верди султан и правитель Дербента при шахе Сафи. После его смерти мне пришлось уехать из Персии. К тому времени я узнал, куда увезли Эсфирь, изменил имя и нанялся в «амбалы».

— Охренеть, — только и смог вымолвить я.

* * *

[1] Эфенди — господин.

[2] Исфандиар — «созданный благочестием» — персонаж иранского эпоса и «Шахнаме». Доблестный воин, погибший от руки Рустама. Его эпитет «бронзовотелый» связывают с общеиндоевропейским мифом о неуязвимом герое; в разных версиях неуязвимость Исфандиара связана с заклятием Зардошта или проглоченным им зёрнышком граната.

Глава 13

— Зачем же ты мне полностью открылся?

— Теперь мне не зазорно служить. Ты — шахзаде. Я могу тебе служить под своим именем.

— Но я тебя брал служить не к шахзаде, а к казаку Степану Разину. Это разная цена.

— Это не важно, — усмехнулся Байрам. — Имена — пустынный мираж, обман. Главное — суть человеческая. В тебе видна сила. Твой отец уехал в Персию. Будет говорить с шахом Аббасом о твоей судьбе. Не возвращайся в Персию. Оставайся здесь, но берегись шахских ассасинов.

— Ассасинов?! Разве они ещё существуют?!

— Ты слышал про них? Значит ты настоящий шахзаде. Это не персидское слово, а сирийское. И… Да, они существуют, хотя все их замки разрушены монголами. Они не так активны, но они существуют. И они приближенны ко дворцу шаха и продолжают убивать по его приказанию. У них есть свой имам.

— Я знаю, — сказал

я, покопавшись в голове Стёпки. — Нур ад-Дин Али… Мы ездили к нему с отцом в Анджудан. Это где-то в горах по дороге в столицу.

— Значит, ты точно шахзаде, — проговорил и склонил голову Байрам.

Персу было что-то около сорока лет. Кроме того, что он был худ, он был ещё лыс и носаст. А потому видок у него был ещё тот. Только детишек пугать Кощеем. Мне он не внушал, честно говоря, доверие.

— Ты так и не сказал, сколько будет стоить твоя жена?

— Сто серебряных монет. Не больше. А тут такие рабыни, как моя Эсфирь, стоят почти триста.

— Ну… Я не себе её покупаю… Я хотел положить тебе недельный оклад в две копейки. Кроме содержания, конечно. Куда входит снаряжение, оружие, конь и всё, что будет нужно для службы. Сто монет тебе придётся отрабатывать пятьдесят недель, а это…

Я мысленно разделил количество дней в году на семь и получил пятьдесят две недели.

— Почти год. То есть, тебе, чтобы вернуть мне долг, придётся служить мне, получая только еду, почти целый год. Её труд я не считаю, так как она — моя рабыня и я получаю от неё то, что хочу. Тебя это устраивает? Можешь не служить мне, если сможешь найти более оплачиваемую работу.

— Тут нет никакой работы, — хмуро сказал Байрам. — И я хочу служить тебе, шахзаде.

Я пожал плечами.

— Чем ты сможешь быть мне полезным, кроме приготовления плова и жареной баранины?

— Я могу давать тебе уроки боя на наших мечах. Не думаю, что ты уверенно владеешь таким мечом.

— Почему ты так думаешь? — улыбнулся я.

— Ты ещё юн, шахзаде, и не можешь быть мастером шамшира[1].

— Логично, — усмехнулся я.

— Ты удивительно говоришь, — шахзаде.

— Знаешь, ты не называй меня шахзаде, — сказал я, проигнорировав последнюю фразу. — Я не хочу быть наследником. И я не наследник.

— А как тебя называть, эфенди?

— А вот так и называй: «эфенди».

— Хорошо, эфенди.

— Я подготовлю соглашение. У тебя нет, случайно, формы, по которой можно его составить?

— Если ты дашь мне пергамент и чернила, я его быстро напишу, только мне нужно знать твоё полное имя.

— Я дам тебе не пергамент, а бумагу, чернила, перья, доску для письма и песок. А ты напишешь соглашение о найме тебя моим, э-э-э, начальником личной охраны, сроком на один год. Дальше будет видно. И да… Ещё… Я собираюсь отправляться в Москву. Поедешь ли? Там очень холодно бывает. Знаешь, что такое Москва?

— Москва, это тот город, где сидит русский шах. Вы его называете — царь. Ты поедешь к царю, эфенди?

— Возможно. Я поеду в Москву с товаром. Отец вернётся и я поеду.

— Один? Ты ещё юн.

— С братом. Его зовут Фрол.

— Вы не похожи.

— Он не сын моей матери, но сын моего отца.

— Так бывает часто. Он может торговать?

— Я могу торговать.

— Ты? — удивился Байрам. — Ты уже торговал?

Я покрутил головой.

— Значит, тебе просто кажется, что ты умеешь торговать.