Степан Разин
Шрифт:
Всё понятно. Человек не может терпеть пытки. Или, скажем прямо, не всякий человек может стерпеть пытки. Вот и готовили разведчиков к пыткам. Правильно делали, на мой взгляд, но всё-таки, это коробило.
Да и к своим предателям, работавшим на другие разведки, британцы относились излишне терпимо, опять же — на мой взгляд. Они даже не лишали их заработанной пенсии, и не всех лишали свободы.
Я сразу предупредил Тимофея, что и меня и его могут, и, скорее всего, станут пытать, чтобы узнать правду. Поэтому я и «привязал» свою легенду к имеющимся документам, рассчитывая при пытках не выдать
Интересно, что и в гареме шаха Сефи знали, что Стёпка принадлежит роду Сефевидов и его мать была настоящей принцессой. Главное, что мне нужно было сейчас сделать, это забыть про подделку документов. Не думаю, что меня будут об этом пытать, но чем чёрт не шутит?
То, что я могу так хорошо рисовать, может, конечно, подтолкнуть окружение царя на мысль, что это я всё и подделал, и выпячиваться со своим умением было не правильным решением, но, с другой стороны, о моём художественном даре узнали бы всё равно. И тогда бы вопросы могли возникнуть. А деньги были нужны уже сейчас. Да и «рынок исследовать» хотелось. Зато теперь я точно знал, что портреты востребованы и картин боярство не опасается, а наоборот.
До Царицына мы плыли на парусах, помогая стругам вёслами и шли даже с большей скоростью, чем по течению. Ветра дующие «наверх» тут летом изрядные, а если плыть не по стремнине, а берегом, то и течение не очень тормозит движение судов.
Я уже, не срываясь, писал водяными красками миниатюрные пейзажи. На корме струга, где стоял мой шатёр, я сам себе сколотил сидение со спинкой и что-то типа мольберта, к которому щепками прикалывал картон. Пейзажи получались всё более и более живыми. Иногда я добавлял на картон большие парусные корабли с полными или приспущенными парусами.
[1] Щепной промысел — изготовление деревянной посуды.
Глава 15
Мне и в детстве, и в молодости нравилось рисовать корабли. Главное, что я знал, как их строить, а поэтому получались они, словно только что сошедшие со стапелей. Попробовал написать морское сражение, как у Айвазовского, и у меня, худо-бедно, получилось. Не так, конечно, как у мастера, но тоже очень похоже.
Конечно же, я знал картины Айвазовского, так как любил этого художника. А поэтому, я сфокусировался на переносе его сюжетов на картон.
Горчаков, встретив нас и узнав о том, что наместник направил меня в Москву по повелению царя Михаила Фёдоровича, был недоволен. Наверное, он строил в отношении меня свои планы. Почему я так решил? Да, потому, что он не раз и не два произнёс: «жаль-жаль». Сокрушённо так произнёс. А ещё добавил: «Ну, ничего не поделаешь».
Мы «погостили» в Царицыне только сутки и двинулись дальше. Всем заправлял стрелецкий сотник Никита Журбин, приставленный ко мне для сопровождения, но плыли мы с Фролом на своём большом струге. Конечно же, шатёр мы использовали вдвоём. И, честно говоря, ничего в моём общении с казаками не изменилось. Со стрельцами — да, я вёл себя сдержано и немного высокомерно, а со старыми товарищами — как обычно.
Правда на привалах всю работу исполняли другие. Кроме той, что я брал на себя: воды принести, рыбы наловить, почистить, сурков пострелять. Последнее, так я считал не работой, а развлечением, тренировкой. «Чтобы стрелять, надо постоянно стрелять» — говорил один мой друг полковник. Этот принцип относится к любой сфере человеческой деятельности. Чтобы уметь драться, надо драться, чтобы рисовать, надо постоянно рисовать. Как только что-то перестаёшь делать, навыки уходят. Ты думаешь, что можешь, а оказывается, нет.
Так у меня было с гитарой, к которой, было дело, не прикасался лет двадцать. Попробовал потом как-то, а уже и не могу, оказывается. Кхе-кхе… И петь… Это вообще особая тема. Там тоже свой инструмент, в горле-то, оказывается! И он тоже, оказывается, расстраивается и его, как оказалось, подстраивать надо.
Да-а-а… Вот и я пока, не торопясь, настраивал Степкино тело.
Даже рисование, по настоящим меркам, было совершенством, а по-настоящему очень от него далеко. Я-то видел. Даже до просто нормального рисунка ещё было ох как далеко. Просто тут так никто не рисовал. Это считалось пустопорожним занятием, а значит преследовалось обществом. Член общины любым своим действием должен был приносить пользу. Праздность считалась ленностью и наказывалась. Когда — батогами, а когда и отлучением от общества.
Зная, что праздные художники на Руси стали появляться только к середине семнадцатого века и то из-за границы, я рассчитывал первым собрать сливки. Поначалу я думал, что это может ударить по моему престижу, но потом прикинул, и понял, и слава Богу, что меня перестанут воспринимать, как особу царских, хоть и персидских, кровей. Я ни перед кем не собирался «распускать хвост». Не было у меня, даже по легенде, опыта жития-бытия наследником престола, а значит надо вести себя скромно и не кичиться происхождением.
Однажды я попросился сесть за весло. Раньше я уже примеривался и вес его знал. Теперь попросил именно погрести. Меня допустили. Я помахал веслом примерно час и вернул инструмент, совершенно довольный своим теперешним телом. Я видел, что нагрузки не прошли даром.
В дальнейшем, я садился за весло раза три в день и это дало моему телу колоссальную нагрузку и рост мышечной массы. Всё-таки того, чем я загружал Стёпкин организм до того, было маловато. А гребля дала то, чего мне уже так не хватало. Тело зудело и просило нагрузок. И я ему их дал. Я даже просыпаться стал не сильно «до восхода», а чуть-чуть, только чтобы успеть к намазу. Так сильно уставал.
Но с тех пор, как я стал хорошо питаться и в моём рационе появилось мясо и разные углеводы (крупы, лепёшки) я стал не только набираться силы, но и лучше расти. За лето я «вымахал» сантиметров на десять и к Москве, одежду, привезённую Тимофеем из Персии, и мной в «рейсе» ненадёванную, пришлось расшивать. Хорошо, что я, видя короткие рукава и штанины своей старой одежды, купленной в Астрахани, я сделал примерку своего торжественного наряда. Расшивать оказалось сложнее, чем шить, и мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы привести одежду в порядок.