Степан Разин
Шрифт:
Рутс напряг ум и, кажется, понял.
— Есть такие шахматы, где играют больше двух игроков? — спросил он, улыбаясь.
— Есть, — кивнул я головой.
— Ты в них играл?
— Нет, — покрутил я головой.
— Странно, я люблю шахматы и был в Персии. Там таких шахмат я не видел.
— Ты понял меня, гер Рутс. И не пытайся заморочить мне голову, как сейчас. Услышь меня, иезуит, и, главное, пойми, что я не стану играть, если правила мне не будут понятны с самого начала.
— Ты весьма умён, шахзаде. Значит наш выбор правильный.
— Ты говоришь — «наш выбор». Вам есть из кого выбирать?
— О-о-о! Претендентов на престол Персии достаточно много! И просто соседей, желающих
— Ага, — подумалось мне. — Не нужен им хаос… Все, ко не в свами, тот против вас, а значит, должен умереть?! Хе-хе… Вот же ж! Про иезуитов в России я как-то позабыл, когда задумывал авантюру с подделкой документов и личности. Да и, вообще, про иезуитов, раскинувших свои щупальца по всему миру, забыл. И продолжавших, кстати, вербовать себе адептов. И, кстати, абсолютно не скрывая свою принадлежность к ордену, а даже, наоборот, бравируя ею.
— Я тоже люблю порядок, — сказал я.
— Тогда тебе место в наших рядах.
— В ваших? Иезуиты, это же воины Рима? — спросил я. А где я, и где Рим. Да и ты, вроде бы, лютеранин?
Рутс улыбнулся.
— Не всё так, как первоначально видится.
— Во-во, — хмыкнул я. — О чём я и говорил.- Вот поэтому мне и надо сильно подумать. Прощайте, гер Рутс.
— Надеюсь, что наш разговор не окончен, шахзаде?
— Не окончен.
Мы объехали весь город, но рядом с берегом никто усадьбы не продавал, а в отдалении от Волги мне не хотелось. Тогда я снова вернулся к Кремлю сразу у стены которого возле Волги стояла усадьба Светешниковых. Они тоже звали меня приезжать в гости и я обещался. Сразу по приезду в Ярославль я послал к ним казака, чтобы предупредить о своём приезде. Гонец вернулся, но не обрадовал меня. Светешниковых в Ярославле не было, но управляющий был предупреждён братьями — они жили одной усадьбой, но двумя дворами, как им завещал отец. И управляли отцовским хозяйством они по его завету — совместно.
Управляющий Светешниковых звал погостить, мы послушались, ибо в гостинице кормить клопов не хотелось, разместились в гостевом подворье, отужинали и отлично переночевали. А поутру приехал сын Надеи Святешникова Семён. Ситуация была сложной и, я бы сказал, критической. Мне не хотелось решать свою проблему таким путём, но по-другому не получалось. Да и чего вдруг я должен был упускать такую возможность?
Дело в том, что Надея Светешников находился в Москве на правеже. Оказалось, что Надея взял из казны кредит и не вернул. Светешников имел неосторожность, ведая делами государевой казны царя Михаила Федоровича, в тысяча шестьсот сороковом году взять в долг из Сибирского приказа «мягкую рухлядь» на сумму в шесть тысяч пятьсот семьдесят рублей. Что стало с этими мехами неизвестно, но Михаил Федорович умер, а сын его, Алексей Михайлович, немедленно решил с Надеи эти деньги взыскать, вызвав его в Москву и там «поставив его на правёж» — должника ежедневно, кроме праздников, привязав к столбу, били в течение нескольких часов по ногам. По закону при долге в 100 рублей должник обязан был стоять на правеже один месяц, и пропорционально долгу дольше.
Стоя на правеже уже второй месяц, Надея совсем извёлся и едва был жив. Его брат Павел ушёл в Персию и там пропал. А я, пользуясь моментом, и наученный Морозовым, приехал, чтобы выкупить имущество Светешникова. Дело в том, что, как я услышал от Морозова, когда он разговаривали с Никитниковым, это он подговорил царя Алексея Михайловича, «наехать» на Светешникова, отобрать у того в пользу казны соляные промыслы. Потом повысить на соль пошлину.
Морозов обещал молодому царю выгоду. Хотя затеяли они с Никитниковым сие безобразие в свою выгоду.
[1] Юфть — вид прочной, достаточно толстой и вместе с тем мягкой натуральной кожи. Её вырабатывают из коровьих, конских, свиных шкур жировым или комбинированным дублением. Юфть бывает разной толщины. Свойства материала определяются видом сырья, его качеством и способом переработки в кожу. Юфть используется для изготовления: верха и голенищ прочных, износостойких армейских сапог, ботинок, берцев, различной спецобуви геологов, геодезистов, строителей; лёгких сабо для работников медицинской, пищевой и химической отраслей.
[2] Тафта — разновидность плотной тонкой глянцевой ткани полотняного переплетения из туго скрученных нитей шёлка, хлопка или синтетических органических полимеров. Для тафты характерны жёсткость, плотность и ломкость складок. Благодаря своей пластичности она даёт возможность создавать пышные силуэты, объёмные драпировки.
Глава 29
— Здравствуйте, Семён, — поздоровался я с сыном Надея Светешникова. — Вы, Бога ради, простите меня, что вторгся в жилище вашего отца, в то время, когда он находится в скорбном месте, но мы говорили с ним, когда он был у меня в Измайлово, и Надея Андреевич указал, что можно обращаться к вам, коль нужда настанет.
— Какая нужда? — не понимающе смотрел на меня Семён, думая совсем о другом. — Отца нет… Зачем вы приехали?
— Я — Разин Степан Тимофеевич. Может быть слышали? — спросил я.
— Конечно, слышал, — опустил голову Семён и нахмурился.
Ему было на вид более сорока лет. Он был одет в добротные шелка, сафьяновую куртку с сапогами, и беличью шапку. Растрёпанная борода, придававшая лицу разбойничий облик, имела проседь, шедшую от нижней губы.
— Отец сказывал про тебя.
— Мы говорили с ним о вложении денег в ваши дела.
— Да, какое сейчас вложение?! — вскрикнул Семён. — Отберут ведь всё!
— Отберут? — «удивился» я. — Кто сказал? Ещё ничего не ясно!
— Всё ясно! — махнул рукой Светешников. — Никитников приходил. Григорий Леонтьевич. Он и говорил. Просил продать ему соляные варницы в Усолье. Сказал, что государь хочет за воровство всего имущества лишить. Сказал, что видел указ, где писано: «взять соляные его варницы, которые близко Самары в Соляных горах», то есть Усолье.
— Жаль, что так получилось, — вздохнул я. — Хотя… Может так на так и к лучшему? Вложись я в то дело, остался бы без денег.
— В какое дело? — спросил Семён. В нём проснулся делец.
— Деньгу в оборот сибирякам гнать.
— А-а-а! Это моё дело! Стар отец по Сибири ездить. Да и дядька Павел уже не молод. Так и что? Решил вложиться?
— Решить-то решил, да сейчас о другом подумал. Я тут с голландцами завязался… С Рутсом… Железо у него покупаю.
— Что в замен даёшь.
— Думаю, икру у армян взять.
— А-а-а! Отец сказывал! — вспомнил Семён. — Ты, вроде бы на половину перс?! Князь?
— Так и есть!