1Скелет реки, камней продолговатых ребра,В щели — намытый паводком песок.Жарою опаленный навзничь легИ спит в беспамятстве пустыни мир недобрый.Чем злое солнце пополудни горячей,Тем больше кровь холоднокровных рада, —Мир скалапендр и всевозможных гадов,Пятнистых ящериц, тарантулов и змей.2Струятся в рыжем мареве барханы,Который век торчат засохшие кусты.Никак не могут их угрюмой наготыПрикрыть песком свистящие бураны.Из норки выглянул тушканчик. СаранчаВзлетела
облаком и с полоским трескомРаспалась и исчезла в синем блескеПочти что перпендикулярного луча.3Змея на огненной гранитной сковородкеВо сне кольцом свернула позвонки,Как будто крестиком и от рукиУзор ее на тусклой коже вышит четкий.Вдоль по руслу скользит сухая тень орла,Но, жаркий сон змеи оберегая,Торчит гремучего хвоста тугая,Звенящая громоотводная стрела.4Когда весною радуга на ключ закрылаСтремительные ливни и дожди,Она воздвигла арку посредиПустыни и на миг пески заворожила.Непрошенную гостью солнце обожгло,Она к скале приникла, и слинялоНа склон горы густое покрывало,Когда-то по небу летевшее крыло.5С тех пор в ущельях узких линиями спектраРазмечены породы горных жил:Их ветер изваял и обнажил,А радуга дополнила работу ветра.Змеиная приплюснутая голова,Двенадцатикольцовая трещотка,Пергаментные веки, взгляд короткий…Долина смерти, — нет, она всегда жива.1954, 1955
16
Death Valley — HP.
«Ветер шагал по вершинам деревьев…»
Ветер шагал по вершинам деревьев,Но постоянно сбивался с ноги.Он ускорял перед каждой деревней,Как человек перед домом, шаги.По полю прыгали злые шутихи —Скрученных вихрей живые тела.Ветви сгибая, как пьяная, лихоНа перекрестке плясала ветла.Засуха шла на деревню, на приступВыжженных и обескровленных нив.Засуха жгла, и по небу со свистомДальних пожаров метались огни.Голод вползал в беззащитные избы,В клети, в подвалы и на чердакиИ, как собака, тихонько повизгивал,И пожелтевшие скалил клыки.1968
Уже вечерело. Раздвинув костлявые веткиБезжизненных сосен я вышел на берег морской.Здесь пахло бессмертником, солнцем, трескучей смолой,Здесь воздух был крепок — веселый, тревожный и едкий.Высокую дюну одели колючие травы.На плоские скалы всползал беспокойный прилив,Все ближе и ближе, и вскоре широкий заливДо края был полн, словно ковш, бирюзовою лавой.И глядя на низкое солнце, расплавленным змеемСползавшее в ночь в ореоле сияющих стрел,Я понял, что сами мы ставим дыханью предел,Что сами мы можем гореть, лишь гореть не умеем.…Закат изнемог и остыл над моей головою,Но там, вдалеке, торжествуя над мраком и сном,Беспокойная тучка, прозрачным блистая крылом,Как тяжелая бабочка, билась в окошко ночное.1946–1955
17
«Уже вечерело. Раздвинув костлявые ветки…» — HP.
СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ (1–3)
1. «Внимательный луч взошел на пригорок…»
Внимательный луч взошел на пригорок,Оттуда взглянул, робея, на нас,А мы, — что ни слово, минут уже сорок,Возможно и больше — считай, целый час —О том говорим, что ясно обоим,Что любящим только — порой невдомек:Едва лишь мы
нужную фразу построим,Как все лепестки разметет ветерок.Как знать нам и кто объясненью поможет?Быть может, вот этот почти золотой,Расплывчатый луч, тот, который тревожитТебя и меня своей простотой…
2. «Куда ни ступишь, — всюду острый зной…»
Куда ни ступишь, — всюду острый зной.Прилечь в тени, — как будто нету тени.Запачканы и солнцем и смолойТвои незагорелые колени.Кусочек солнца соскользнул на грудьИ платье отвернул, и обжигает щеки,И вот скользит, увертливый, как ртуть,Настойчивый, счастливый и жестокий.Тяжелым жаром пахнет хвойный домСтреляют шишки, раскрываясь в зное,И муравей бежит, совсем забыв о том,Что в этом мире нас с тобою двое.
3. «Солнечный заяц присел на столе…»
Солнечный заяц присел на столе,Поднял торчком лазурные уши.Иней на окнах, а здесь он в тепле.Сел и мое одиночество слушает.Нет, не поймешь, почему же скрипят,Сами собой ожив, половицы.Прошлые дни не вернутся назад,Знаем мы оба, что не возвратиться им.Вздрогнул. Уходишь? Я знаю — пора.Прежних шагов опять не услышим.Вечер, такой же, как все вечера,Солнце потушит и встанет над крышами.1956
«Сияющая ночь под утро овдовела…»
Сияющая ночь под утро овдовела:Луна зашла. На черные леса,На землю — как она похолодела! —Сгущаясь, падает роса.О, этих рос целительный избыток!Не для того ль, прощаясь, плачет мгла,Чтоб для земных цветов ночной напитокВесь день природа берегла?И в зной на самом дне воронки узкойХранит цветка кудрявый лепестокБессмертной влаги ласковый и тусклый,Успокоительный глоток.Скажи, что делать мне? Как ты неосторожноС цветка стряхнула зябкую росу!Теперь любви моей сквозь зной тревожныйДо ночи я не донесу.1948–1956
«Оттепель. Лес, и в лесу — ни тропинки…»
Оттепель. Лес, и в лесу — ни тропинки:Куда ни посмотришь — береза да ель.На осевшем снегу голубые рябинкиРазбросала ночная капель.Но ненадолго: вот северный ветерПо лесу пройдется и все закует,И на каждой прогалине, в каждом просветеЗаблестит лакированный лед.Ветки наденут стеклянные платья —Одежды для бала должны быть тесны,Но им кажется, что ледяные объятьяИ милей, и прекрасней весны.
«Вздыхает тревожно ночная земля…»
Вздыхает тревожно ночная земля,Ложится на платье роса голубая,И к небу, как стрелы, летят тополя,В полумгле серебристые листья роняя,И ухает глухо большая сова,Друг с другом кузнечики спорят и спорят,В нескошенном поле цветы и трава —Безголосые — все же им радостно вторят.Роса и кузнечики, ночь и поляПокорны присущему жизни томленью,А ты, не расслышав, как дышит земля,Ты проходишь сквозь мир безучастною тенью.1956
«…И слова тебе не скажи. Неужели…»
…И слова тебе не скажи. НеужелиТолько прошлым мы живы с тобой? ПосмотриНа закатом сожженные синие елиИ в небе — на взвихренных туч янтари.Я знаю — ползет из ночного болотаНам навстречу клоками туманная муть.Что ни миг, то тусклей и темней позолота,И красок былых никогда не вернуть.И все же, пока от земного дыханьяПоднимается пар и в холодной далиЧуть трепещет звезда, и доступно лобзанье, —Мы взяли не все от бессмертной земли.