Стихотворения и поэмы

Рыльский Максим Фаддеевич

4. «В густой и ровной темноте чужбинной…»

В густой и ровной темноте чужбинной Проснулся я — что это? Вот опять… Мой край? Мое село? Крик петушиный! Нет, жизнь еще умеет удивлять! Я вспомнил юность: в полумраке сонном На огородах по пояс роса, Я на охоту вместе с Родионом Иду и слышу те же голоса… Здесь всё иное: город, рынок, дети И птицы «не из нашего села» [68] , А петуха — часы живые эти — Какая сила в Рио занесла? Про то ученым думалось немало: Откуда куры здесь и сколько их… Но так тепло-тепло на сердце стало От этих звуков здесь, в краях чужих! 24 июля 1958

68

Батрак Микола в «Наталке-Полтавке» говорит про Петра: «Это не из нашего села и вовсе мне не знакомый».

5. «У нас на огородах всё укропом…»

У нас на огородах всё укропом Сейчас пропахло; конопляный дух Туманит даже голову. Вокруг Сады зеленым разлились потопом. Лимонка вызревает и налив, И радугой роса горит в отаве, И голоса девичьи, землю славя, Летят,

как чайки, над волнами нив. Там неумолчно тракторы стрекочут, Как мощные кузнечики; на ток Течет пшеницы праздничный поток; Закат алеет, ясный день пророча. А в Рио всё — экзотика для нас. Мы в Ботаническом саду, где пальмы Стоят, качаясь в ритме музыкальном, В извечных чащах [69] , радующих глаз. Гнездятся сапрофиты, эпифиты [70] , Как некие химеры, средь ветвей; Здесь пиршество хмельное орхидей, Азалии пышны и глянцевиты. В саду полно тропических чудес, А гевея [71] не блещет красотою, Но струйкой брызнет молоко густое, Лишь стоит сделать на коре надрез. Потоки каучукового сока Влекли людей. Веками шла война. Ее вели народы, племена, Сжигаемые жаждою жестокой. Тут гевея была в большой цене, Добыча золотым считалась кладом,— И, топоры свои роняя рядом. Легло людей немало в той войне. Сок дерева… Людская кровь… Пути Голодных, что искали Эльдорадо… Понятно всё. Но для меня отрада — К родным березам поскорей уйти! 25 июля 1958

69

Часть Ботанического сада в Рио-де-Жанейро представляет собою девственный лес.

70

Растительные организмы, живущие на деревьях, но питающиеся не их соками, а соками среды, в которой эти деревья растут.

71

Гевея (Hevea brasiliensis) — основное каучуконосное дерево Бразилии.

6. «О демократии своей немало…»

О демократии своей немало Болтают на трибуне мировой: Мол, если человечество отстало, Прийти к нему на помощь — долг святой, Вложив умно частицу капитала, — Есть риск и выгода в заботе той. В речах и бог, и «призрак коммунизма»,— Во всем тончайший аромат цинизма. По виду люди, в черных пиджаках Иль смокингах — сошли с полос газеты, Обыкновенные у них в зубах Дымят вовсю сигары, сигареты… Но что война! Страшнее кризис, крах, Кошмар — паденье ценности монеты! А впрочем, тут сомненья не нужны — Все, все они за мир, против войны. Все жаждут миру послужить, Все так добры, гуманны — Ну впору к ране приложить (Будь панцирь сверху раны!). Свобода слова здесь кругом, Как розы вкруг веранды! (Коммунистической притом Боятся пропаганды.) И малой нации любой Пускай цветут соцветья! (Но как без нефти даровой «Великим» жить на свете?!) Всех прав, статутов знатоки, Эстеты этикета… Ах, смокинги и пиджаки, Темна от вас планета! 28 июля 1958

7. «Кому повем печаль мою…»

Кому повем печаль мою В чужом, неведомом краю, В чужом аду, в чужом раю, В шальной и жаркой суете, В заокеанской тесноте, На незнакомой широте? Кому повем мою печаль Средь небоскребов, хижин, пальм, Где, Как ирония сама, Речей напыщенных тома, Слова бесстыжие газет: «Дискриминации здесь нет!» [72] Печаль мою повем кому? Кому? Прикованным к ярму, Кого и в полдень и в ночи Терзают голода бичи, Кто через топи стелет гать, Чтоб там от оспы помирать, Чтоб в малярийном том чаду Увидеть счастье лишь в бреду, Кому кофейный аромат Напоминает знойный ад, Кто тянет невод, месит ил — И наземь падает без сил… Лишь им повем в чужом краю Мой жгучий гнев, печаль мою! 28 июля 1958

72

О равноправии наций говорили на 47-й конференции Межпарламентского союза люди, которым лучше было бы об этом не говорить. В Бразилии, где основу населения составляют португальцы, индейцы и негры в разных сочетаниях, нет расовой дискриминации. Однако у нас сложилось впечатление, что и тут «черную работу делают черные, а белую — белые». Что касается социальных контрастов, то в Бразилии — они разительны.

8. «Как груша дикая средь жита…»

Как груша дикая средь жита Близ украинского села, Тут пальма — от лучей защита — Над полем крону подняла. Шумят деревья вдоль канала, Как наши вербы над прудом. Рука иная их сажала В иной земле, в краю ином! Вот рыболовы над рекою — Затеешь с ними разговор, И щукой удивят такою, Какой не знал до этих пор! Но речь не та, не те пейзажи, Не та вода и рыба в ней… Но к рыбной ловле страсть всё та же, Улыбка та же у людей! 28 июля 1958

9. «Смуглянка мать с детишками двумя…»

Смуглянка мать с детишками двумя: Младенец черный и младенец белый. Живет, за жизнь цепляется семья. Существованье — хитрое ли дело? У женщины в глазах ночная мгла — Печальны очи бархатные эти!.. Мария одного лишь родила, И то как тяжко ей жилось на свете! [73] 28 июля 1958

73

Беру мотив из евангельской легенды.

10. «Вчера я видел в небе Южный Крест…»

Вчера я видел в небе Южный Крест — У нас не видно этого созвездья — И, странно, ничего не ощутил. Пошли астрономические споры С участием моим весьма пассивным (Хоть про Галактику пробормотал Я что-то глухо) — только сердце сжалось При мысли об огромном расстоянье, Что мы так запросто перемахнули… Припомнилось, что мой отец, когда К Юркевичу в Кривое в гости ездил Всего-то лишь за двадцать километров, Иль верст, — обычно делал передышку В

деревне Белки, в хате корчмаря. Передохнуть ведь надобно коням, А путникам по доброй чарке выпить И щукой закусить. Как мастерски Готовила хозяюшка там щуку! А вдруг молоденькая стюардесса, Что в самолете угощала нас Любезно сандвичами и портвейном (Входило это в плату за билет, Как всякое обслуживанье в целом, Как даже и улыбка стюардессы), А вдруг девчурка — правнучка, ну, скажем, Того седого Юдки-корчмаря? Не так оно, ей-богу, невозможно! [74] Над океаном передышки нет, И океана самого не видно С огромной высоты, лишь горы туч, То снеговых, то голубых, то серых, И вообще — лети себе, лети, Пока не вспыхнут огненные буквы: «Курить запрещено» и «Привяжись», — Предупреждая нас о приземленье. Отец мой даже слов таких не знал, Как «стюардесса», а дорога наша Ему вовек во сне бы не приснилась, Хоть Жюля Верна, знаю, он читал. Но не об этом речь моя идет. На тот далекий Южный Крест смотрел я, На воду, на поток ночных авто, Летящий бурею вдоль побережья, И думал я: хотя далёко, правда, Мой край родной, родные сердцу люди, И дети, и привычная работа, И сад, который я с женой сажал, А всё же это на одной планете! Иметь бы только голос — долетел бы Он до Романовки, Кривого, Белок… Да! Все живем мы на одной земле! 31 июля 1958

74

На пути в Бразилию и в самой Бразилии я еще раз убедился, что люди из наших краев раскиданы по всему свету.

11. «Благословен придумавший маяк…»

Благословен придумавший маяк — Луч, вспыхивающий для тех, кто в море, Мерцание надежды, веры знак, Бессмертный вызов бурям на просторе! От ласкового света маяка В час шторма, в угрожающем тумане, Упрямо крепнет кормчего рука, Становится короче расстоянье. Огонь пророчит, что невдалеке Единство всех людей, хоть ночью скрыто, И подвиг сторожа на маяке Достоин песни, кисти и гранита. Герои не смогли бы никогда Даль сократить, моря смирить сурово, Когда б не эта светлая звезда — Подобие рассвета мирового! 3 августа 1958

403. РОДНАЯ РЕЧЬ

Как отзвук прожитых веков, Как бурь дыханье — речь родная, Вишневых нежность лепестков, Труба походов заревая, Песнь воли, стон в тисках оков, Основа мышленья живая. Орава царских палачей, Холопов, ищущих удачи, Пыталась с помощью бичей Надеть ярмо на дух горячий И ослепить ее, чтоб ей Стоять на торжище незрячей. Хотели вырвать твой язык! Тебя калеча и пытая, Топтали под злорадный крик И, в тюрьмы, точно хлам, кидая, Твой изувечить светлый лик Враги пытались, мать родная. Ты вся изрублена была, Как Федор, тот казак безродный [75] , И еле крылья волокла Под грохот маршей, но народный Свой дух — и гордый и свободный,— Как семя правды, берегла. И злак — ценнее всех сокровищ На ниве жизни созревал, И Пушкина наш Максимович Родными песнями ссужал, И где шутил Иван Петрович — Тарас Григорьич обличал. И рядом с барской жизнью вздорной Мужицкий гнев волна несла, И Добролюбов непокорный Боролся словом против зла. Не в зале сумрачной игорной Душа крылатая жила, А там, где людям пот священный В работе орошал чело, Где ветви мысли дерзновенной Цвели шальным ветрам назло, — Язык огня рвался из плена, И песен пламя там росло. И вот, в том месяце великом, Который землю обновил И, мир потрясши львиным рыком, Путь к счастью людям осветил, — Свободу всем земным языкам Бессмертный Ленин возвестил. И мы живем не по старинке, Теперь мы все — одна река, И слово Леси Украинки, И слово вещего Франка Нам предрекли не поединки, А дружбу наций на века. Мужай и ширься, речь родная, В семье всех братских языков, Звучи, свободная, живая, Народной музыкою слов, Как мир, как счастье, расцветая Над прахом сброшенных оков! 1 декабря 1958

75

Казацкая дума «Про Федора безродного, бездольного».

404. ПОЛЬШЕ

Песнь живет, забвенье поборовши. Вспоминаю пение «Мазовше» — Чистый голос польского села, Где заря в полнеба свет зажгла, Где весной сияют, как на плёсе, Образы Тадеуша и Зоси, Где мазурки страстной гордый звук Сердце напрягает, точно лук. Тучки плыли медленно, как павы, Над камнями древними Варшавы, Что, преодолев и прах и тлен, Славится величьем новых стен, Где высокой чести удостоен С польским воином советский воин, Где уверенно на новый труд Новые строители идут. Там, всегда горящего как рана, Тувима узнал я Юлиана, Там стихи, в волнении привстав, Мне читал Броневский Владислав, Там бродил я, погруженный в думы, Вслушиваясь в уличные шумы, Там, как гимн старинный, полный сил, Я «Kochajmy sie» провозгласил [76] . В Кракове, властительном доселе, Я смотрел Выспянского «Wesele», И Вернигоры [77] певучий рог Я навеки в памяти сберег, А при входе в копи соляные Слышал я любви слова родные, Здесь портретом Ленина всех нас Взволновал рабочий и потряс. Светел день. У нас пути едины. Слушай этот голос с Украины, Друг наш Польша! Будешь в счастье жить: Строить, сеять, новое творить, Будет дом твой, чистый и богатый, В изобилье песен, книг и статуй… Пусть твой новый день тебе несет Радость бытия, любовь, почет! 1958

76

«Kochajmy sie» — «Возлюбим друг друга» — возглас на старопольских пирах. Он стал заглавием последней книги «Пана Тадеуша» Мицкевича.

77

«Wesele» — «Свадьба» — драма Станислава Выспянского. Вернигора — один из персонажей драмы, легендарный бессмертный дед-лирник, «пророк». Его золотой рог — символ восстания за независимость Польши.