Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Он мудрый человек!"
— "А вот поди спроси,—
Смеясь, я говорю,— Венерам на Руси
Не поздоровится. Иди-ка восвояси!
Для Венус места нет у нас в иконостасе.
Великомучениц усерднее пиши!"
А он: "Конечно, в том спасение души,
Но я изображать умею и натуру,—
Хвою вот, например, сладчайшую
Твой лик, что для меня священнее икон!"
Чуть слышно я шепчу:
"Прочь уходи, Антон!"
Прелестные его не слушаю я речи,
От бани прочь бегу, не потушив там свечи
И зеркальце забыв. И вот уже одна
Я дома. Из окна я в сад гляжу, бледна.
А в бане та свеча долго еще мерцала,
Как будто б чья-то тень гляделась там в зерцало.
2
Он не солгал, Антон! Так вышло по весне:
Соседка-попадья вбегает раз ко мне.
"Магус
[616]
, астролог,— кричит,— волшебник едет!"
"Что,— думаю я,— с ней? Она наяву бредит".
"О магусе каком, соседка, говоришь?"
— "Голубушка моя! Знашь город ты Париж?
Оттуда прибыл гость, негадан и непрошен.
Французский звездочет. Зовется Дотерош он"
[617]
.
Тут подоспел отец: "Что ж, попадья, ты врешь?
Совсем не магус он, аббат сей Дотерош.
Духовное лицо. Как твой супруг. Понятно?
Ученый астроном. На солнце ищет пятна.
А нынче,— этого не стоит уж скрывать,—
Венеру он звезду прибыл обозревать,
Которая пройдет по солнечному диску!"
Я вижу — звездочет уже подъехал близко,
И мой родитель тут в окошко поглядел.
Заторопился он, регалии надел.
"Пойдем-ка, дочь моя, добрых гостей встречати!
Там я обязан быть. Я ратман в магистрате.
А ты с французского нам всё переведешь,
Коль разговаривать захочет Дотерош!"
Тем временем ямщик подвозит гостя к дому.
Выходим мы, спеша навстречу астроному.
Вокруг его саней уж толпится народ.
Но всё посадский люд. Не вижу я господ.
Не преуспел гонец, и спят еще дворяне.
Чуть оробела я. Но зов мово отца
Мгновенно мне помог сойти на двор с крыльца.
Вот гость! Откинул он кибитки волчью полость,
Воззрился на меня. В глазах его веселость,
Лицо духовное, но брит и моложав.
Тут кланяется он. И, губы вдруг поджав:
"Хочу я,— говорит,— стаканчик русской водки!"
Вот, думаю, и верь соседушке-трещотке!
На магуса ничуть сей путник не похож.
Не в остром колпаке явился Дотерош.
Магическа жезла в руках нет никакого.
Француз он как француз. Приветственное слово
Любезно говорит. Но кто ж тебя поймет,
Кроме меня одной, заморский звездочет!
Милый ты мой, никто не разберет твой говор.
Ну, что ж! Не зря учил меня лукавый повар!
Я говорю: "В наш дом пожалуйте, аббат".
— "Спасибо! — он в ответ.— Я буду очень рад!"
Вот вылез. На меня глаза свои таращит.
Отец зовет людей — пускай, мол, перетащат
Его пожитки в дом — сумы да сундуки,
Довольно тяжелы они и велики.
Тут на его багаж все навалились скопом.
"А вы,— кричит аббат,—полегче с телескопом!
Боюсь я, что труба попортилась в пути,
Прошу ее за мной в апартамент внести.
Сибирская езда страшней землетрясенья —
За свой я телескоп имею опасенье!"
И опасения те были неспроста.
Снимаючи с вещей футляры из холста,
Бормочет Дотерош: "Проклятая дорожка!
Погнулася, увы, у телескопа ножка".
Вот, наконец, труба. Наверно, пуда три
Весит сия труба. Шепнул отец: "Смотри!
Сей телескоп длиной, пожалуй, в двадцать футов.
Его аббат дурной вез, кошмами укутав,
И, говорю тебе,— погнулася труба,
Ибо красная медь тут для заклепок слаба!
Венус как будет зрить в трубу сию горбату?
Задай-ка, дочь, вопрос об этом ты аббату".