Стихотворения

Павлова Вера Анатольевна

* * *

Долго и не на все пуговицы раздеваться, быстро и на все пуговицы одеваться — дисциплина адюльтера, adieuльтера… Эро — гений мой, аэрогений — уже полетел? Дисциплина небесных тел, для которых схожденье — затмение.

* * *

День и ночь подвергаюсь любви. Мне б хватило и ночи, не каждой и не через, а может — однажды и навек. Не жалей, не зови и не плачь. Я откликнусь без зова и

сорву за печатью печать, буду петь в половине второго и в ладонь тебе буду кончать…

* * *

Дневник, в котором слово Ты встречается едва ли не чаще, чем Я, в котором настоящее время — так, для красоты, в котором не слова — кристаллы, как соль на нитке (опыт, пять по физике) — все солью стало, что было сердцем, переворачивавшимся в груди, как плод на восьмом месяце, от внезапного: ты где-то здесь…

* * *

Больше жизни люблю того, с кем жизнь не делю. Меньше жизни люблю того, кого вообще не люблю. А того, с которым делю остаток ночей и дней, люблю, как жизнь, как сестра, люблю, а может, еще нежней.

* * *

Я тебя не буду добиваться, как не буду — славы и богатства, я к тебе не буду пробиваться, пробираться на свиданье в склеп — хватит блядства, но не хватит братства. Я тебя не буду добиваться и, склоняясь, буду уклоняться, как на мокром лобовом стекле дворничиха.

* * *

И я принимаю судьбу и в рифму слагаю гимны ей, когда ты мне пишешь на лбу каленым железом: любимая.

* * *

Голый не может спрятать фигу в кармане. У голого — либо сразу заметная фига, либо кулак, либо ладонь и пять пальцев с заметной тягой к чужой такой же голой ладони…

* * *

Инкогнито, как Купидон Психее, инкогнито, как Эльзе Лоэнгрин… Но этих легендарных дур умнее, начитанней, я знаю: шанс — один, я имени выпытывать не стану, я даже глаз не стану поднимать, когда в гостинице с названьем странным любовь ты будешь мною обладать.

* * *

Мечтаю о тебе по-древнегречески и отрекаюсь по-старославянски… Но мы бы не смогли по-человечески, по-руссоистски a la russe — по-звански. О юношеском торсе — платонически, в потемках духа — ощупью, клюкою… Нам не соединиться органически. Не будет нам ни воли, не покою.

* * *

разбила твое сердце теперь хожу по осколкам босая

* * *

Верба — тезка слова. Verbis — тезка вербы. Я обоим тезка, потому что в детстве папа кликал Вербой, потому что нынче за

семь дней до Пасхи вербы Вербой кличут.

* * *

Кроме следов, которые за, есть следы передо мной, по-над девственной белизной, нестерпимо слепящей глаза — как бы трассирующий свет. Я стараюсь идти след в след, слезы слизывая слепоты, ибо это — мои следы.

* * *

К до ля добавлю — вот и доля. К ре до прибавлю — вот и кредо. Про это буду петь на кровлях и все-все-все отдам за это.

* * *

О самый музыкальный на этом свете народ, чьи буквы так мало отличаются от нот, что — справа налево — я их могла бы спеть той четвертью крови, которой порою треть, порой — половина, порою — из берегов, носом ли, горлом… И расступается море веков, и водной траншеей идет ко мне Моисей с Рахилью Григорьевной Лившиц, бабушкой Розой, прамамой моей.

* * *

Летом всякий ветер с моря. Зимой всякий снег с гор. Душу свою до предела просторя, выяснишь: безграничен простор. Осенью, ливнем дыша и дымом, по весне, на ландыш дыша или просто проснувшись любимым, выяснишь: безгранична душа.

СПРОСОНЬЯ

Один пишем, два в уме, три на иконе на стене, четыре ножки у кровати, пять — спускаю ногу с кровати, шесть — спускаю другую с кровати, семь… Впрочем, и этого хватит.

* * *

сесть у реки и бросать и бросать в воду свои трудности и смотреть как они уплывают вниз по течению не тонут легкие

* * *

Умыкнута, замкнута долгим замыканием. Пряник — первый зам. кнута. Шоколад в капкане ем. Марс не слаще Сникерса. Стерпится. Слипнется.

* * *

В меблированных странах меня бы поставили в спальне, отразили в пяти зеркалах, спеленали бы шелком… А у нас, если встать у окна и смотреть в него долго, непременно заплачешь.

* * *

и каждый день сто лет со дня рождения кого-то и каждый миг каких-то поцелуев юбилей тогда налей помянем прошлогоднее веселье идут века пришли стоят чего-то ждут

* * *

Воздух ноздрями пряла, плотно клубок наматывала, строк полотно ткала Ахматова. Легкие утяжелив, их силками расставила птичий встречать прилив Цветаева Ради соитья лексем в ласке русалкой плавала и уплывала совсем Павлова.