Стирбьёрн Сильный

Эддисон Эрик Рукер

— Нехорошо, — сказал Бесси, — что будет положена вражда меж нами, йомсборжцами, и королем данов.

Стирбьёрн сказал:

— Так или иначе, это забота небольшая. Он знает, что мы, йомсборжцы, сильны, способны управлять им и станем это делать.

— Хорошо, если он это знает, — сказал Бесси. — Но если мы позволим ему понять, что знаем об этом его знании, это было бы слишком для его нрава. Вот этого мы и опасаемся.

Стирбьёрн рассмеялся и покачал головой.

— Говоришь ты загадками, в точности как старый Торгнир, которого король, мой дядя, ставит так высоко в Швеции. Я

этого никогда не мог раскусить.

В конце концов Бьёрн и Бесси выполнили свое дело так хорошо, что между королем Харальдом и Стирбьёрном все сгладилось. Когда они прощались с королем, тот сказал:

— Удивляет меня, Стирбьёрн, что ты решил выйти в море посреди зимы, а для отплытия выбрал такой грозовой день. Однако еще удивительнее то, что все эти люди намерены за тобой последовать.

Стирбьёрн ничего не сказал, пообещав себе ранее не обмениваться с королем ни словом. Король вручил Стирбьёрну прощальные подарки, подарил шлем и скрамасакс с золотой рукоятью. Стирбьёрн подарил королю греческую шапку и серебряную перевязь с янтарем.

Итак, они вышли на берег и сели на корабли. Край неба заполнили грязно-серые облака, и большие дымные столбы темных грозовых туч клубились со стороны моря. Море было темным, словно железо, испещрено белыми барашками и с синевато-серой полосой вдалеке — то дул с северо-востока резкий хлещущий ветер.

— Куда же поплывем мы теперь? — спросил Бьёрн. — Если, конечно, не потонем.

Стирбьёрн отвечал ему, сказав:

— Мы поплывем на север.

7. Эрик и Стирбьерн

Было в те времена у короля в Уппсале трое, к которым он относился с добром и хорошо содержал. Остальной народ их недолюбливал, и люди поговаривали, что этих троих стоит называть скорее негодяями, нежели удальцами. Их звали Хельги и Торгисль, и Торир. Никто не знал их отца или сродников, но большинство полагало, что они бастарды короля Эрика, благодаря тому, дескать, он с ними милостив. В пользу такого суждения говорило то, что король и теперь, в преклонные лета, не менее, чем раньше, был пристрастен к женщинам, и себя в том не удерживал.

Прохаживались однажды эти трое туда-сюда, беседуя и насмехаясь, когда мимо них прошла в королевскую залу Сигрид-королева. Была она светла, словно луч солнца в ясный день, и держала на руках дитя свое и Эрика, которого нарекли Олафом. Минуло тому дитяти к тому времени около года.

Торгисль сказал:

— Вот это будет нам король в свое время.

— Этого следует ожидать, — молвил Хельги, — если только Стирбьёрн не отошлет его до времени в холодные чертоги. Потому что пестовать дитя врага — все равно, что кормить волка.

— Для людей вроде нас, — сказал Торир, — лучше уж король-на-коленях, чем Стирбьёрн, когда вернется он домой.

— Король-на-коленях? Как так? — спросили остальные.

— Тот, что тихо сидит на материнских коленях, — отвечал Торир, — и не мешает нам учинять по-своему.

Хельги сказал:

— Уж не знаю, что о том думаете вы, но я бы не удивился, узнав, что Стирбьёрн уже оседлал эту кобылку, и что щенок прижит скорее от него, нежели от короля. Что-то эдакое было и есть между этими двоими.

—

Как? Неужели княжон Хольмгарда ему не довольно? — спросил Торир.

Но Торгисль сказал:

— Слишком уж скор твой язычок, Хельги. Лучше тебе оставить эти дурные речи.

— Это уж как тебе угодно, — молвил Хельги. — Тем не менее, можно попробовать половить рыбку в мутной воде. Мы сможем обернуть все себе на пользу, ежели он на следующий год приедет и начнет строить из себя короля.

— Думаю я, — сказал Торир, — что нам троим придется несладко с этим гаденышем, рядом с которым нам, может, и жить-то не захочется. Но тут надо подойти с умом, ибо он вошел в силу за те два года, что провел в чужих землях, а на следующий год наберет еще силы.

Так толковали меж собой эти трое. Но через день-два пришла немаловажная новость: Стирбьёрн приплыл в Низину с сотней кораблей. Люди судили и рядили, что станет делать король и как-то примет он то, что Стирбьёрн заявился в родные края за полгода до того, как вышел его срок. И большинство склонялось к тому, что король вряд ли спустит это с рук — так что поддерживавшие Стирбьёрна были опечалены вестью о его возвращении, а недоброжелатели его радовались в душе.

Стирбьёрн оставил основную часть своих кораблей и войска в Низине, а сам с несколькими кораблями поплыл к Сигтуне. Там взял он лошадей и приехал в Уппсалу к королю, своему дяде. И при их встрече ни один не спросил и не сказал, сколь долго думает оставаться; ничего не было сказано о нежелательности этого приезда. Ничего также не было сказано ни Стирбьёрном, ни королем, по чему могли бы люди судить, собирается ли король наказать ослушника или же закрыть на ослушание глаза. Король держался со Стирбьёрном чуть более прохладно и отчужденно, чем всегда, проходили дни за днями, и все было тихо, и люди не знали, что и думать. Некоторые считали, что король чересчур мягок со Стирбьёрном и не может найти в себе силы поступать жестче. Двое-трое, у кого ума было поменьше, считали, что король его опасается. Торгнир и те, что лучше всех знали короля, думали, что он добивается своей цели, испытывая Стирбьёрна — сможет ли тот, в конце концов, поступить по правилам без угроз и свары.

Однажды собралось много народу на замерзшем ледниковом озере, называемом Кизинг, для игры в мяч. Был там и Стирбьёрн, и самыми значительными из присутствовавших там его людей были Бьёрн Асбрандсон, называемый Витязем из Броадервикера, Бесси Торлаксон, Гуннстейн Ревун и Одд из Маркланда, и другие витязи Йомсборга. И вот, когда собрался народ на озере, Стирбьёрн направился прямиком к Хельги, стоявшему с Ториром и Торгислем, и пригласил его сыграть.

— Что ж, это мы охотно, — отвечали те.

— Давайте поделимся, — сказал Стирбьёрн. — Я и мои йомсборжцы сыграем против вас, здешних. И будет отличное состязание.

— Нам это по нраву, — отвечал Хельги.

— Отличное состязание? — спросил Бьёрн. — Скорее уж, отличная распря. Лучше уж, Стирбьёрн, будешь ты на одной стороне, а Хельги со мною вместе на другой. А остальные поделятся поровну, чтоб на каждой стороне были и йомсборжцы, и здешние.

Стирбьёрн сказал, что его не заботит, как устроить команды — была б игра хороша.