Сто тысяч миль
Шрифт:
— Я… вовсе нет. Это… Дело не в этом, клянусь, я просто… Чёрт. Почему это так трудно? — Небесная замолчала, нервно качая головой. Пряча взгляд где-то в стороне, продолжила: — Не обижаешься на честность? Хорошо. Тогда скажу как есть. Я уже говорила, что никого не осуждаю, но сама вовсе не ищу кратких интрижек. Я к этому не готова. И никогда не буду. Вот и всё.
— Я не уверен, что понял, — оторопело моргнул я.
— Нам правда нужно играть в эти игры? — вздохнула она. — Ты же прекрасно понимаешь, про что я. Краткое развлечение и всё. Вот что вы ищете. Дальше можно забыть и двигаться дальше, верно? Вот это всё не по мне. Вот что я хочу сказать. Всё это… между нами… особенно
— Что? Эвелин? С чего? При чём тут она? — нахмурился я, окончательно запутавшись.
— Ты издеваешься что ли? Я, по-твоему, идиотка? — вдруг вспыхнула Кларк. — По-твоему, я не замечала ничего никогда? Замечала. Ещё в Полисе и по пути оттуда вдоволь насмотрелась, как вы общаетесь. А уж сейчас… Ты спас её? Выручил? И она сбежала из своего Клана в твой. Ну, да. Она красотка. Почему бы и нет? Очевидно, никаких причин для «нет». Так что давай забудем всё это.
— Очевидно? — снова, как последний тупица, переспросил я. — Она — наша союзница, только благодаря ей мы здесь. Ты знаешь, что вытворил их Клан, как мы могли отказать ей в убежище? Боги. Ничего большего тут нет. Не буду врать, что никогда не было, но всё это было очень давно. Выражаясь твоими терминами, краткая интрижка. С тех пор уже прошло несколько лет. Это далеко в прошлом.
Но от этого Небесная не успокоилась — только нервно усмехнулась и покачала головой.
— Что и требовалось доказать. Наверняка, далеко в прошлом ты и ей говорил, что она тебе нравится?
— Подожди, — выдохнул я, наконец, запоздало осознавая, откуда взялся весь этот разговор. — Это ты что, ревнуешь?
— Чёрт возьми! Разумеется, нет, я совсем не о том! Вот видишь. Я же сказала. Это безнадёжно, — вздохнула она. — Ничего не получится. Нам правда не о чем больше говорить, понимаешь?
Ещё никогда я не был согласен с ней больше. Разговоры тут были совершенно неуместны. Я вмиг оказался вплотную к ней и обхватил ладонями её лицо. Намеренно замер на мгновение, давая ей шанс возмутиться подобной дерзости. Она им не воспользовалась. Только вдохнула взволнованно, как-то рвано, когда я склонился ниже.
Я, наконец, сделал то, о чём мечтал с первого же мгновения нашего разговора. С того самого вечера празднества. Коснулся её горячих губ. И даже теперь Кларк не попыталась меня оттолкнуть. Просто застыла на месте, позволяя мне украсть этот миг. И сейчас к месту её явно пригвоздило только то же концентрированное притяжение, что сводило с ума и меня. Вино было больше ни при чём. Я касался её медленно, аккуратно. Не спешил — хотел запомнить вкус этого мгновения, распробовать каждый оттенок безумства, которое пылало между нами, ведь, возможно, следующего могло не быть. Когда она всё же ответила на поцелуй, я едва справился с желанием усадить её на эти чёртовы перила и забраться под одежду, чтобы дотронуться до мягкой горячей кожи. Разразись сейчас очередная мировая война, моё помутившееся сознание заметило бы её последним.
Всё длилось всего несколько упоительных мгновений. Закончилось резко и внезапно — Небесная вдруг отстранилась. Несколько мгновений она в упор смотрела на меня, а затем сбросила мои руки со своей талии, шагнула в сторону и зажмурилась. Она знала, что могла сделать так с самого начала. Могла влепить мне затрещину вместо того, чтобы целовать в ответ. Сегодня. И в тот вечер. Всегда. Но ничего из этого не сделала и приняла эту свою слабость, когда повернулась
— Скажи, что ты сейчас ничего не почувствовала, и я больше никогда к тебе не притронусь, — сказал я, не представляя, чего мне будет стоить в самом деле больше никогда к ней не прикасаться. — Скажи, что тебе не понравилось. Этого будет достаточно. Мы всё это забудем, как ты и хотела. Обещаю. Всего три слова.
— Мне… — начала Кларк, но осеклась, встретив мой взгляд. Потом мучительно долго молчала и в итоге тихо проговорила: — Я не могу. Не могу этого сказать.
Из меня против воли вырвался резкий вздох — я и не заметил, что непроизвольно даже дыхание задержал, пока ждал её слов. Вот отчего так пекло в груди. А теперь там что-то радостно возликовало.
— Значит, тебе нравится. Мне тоже. Тогда к чему все эти сложности?
— К чему? Сложности? Да потому что это не просто какие-то мелочи. Не для меня, — Кларк развела руками, словно поражалась моему непониманию. — Даже если забыть про эту жуткую ситуацию, где все рискуют своей жизнью, даже если забыть про то, что сейчас наши интересы лишь временно совпали… Этих «даже если» сотни.
— Может быть, но каждое — полностью решаемо. Пусть не сразу, но…
— Возможно, ты прав, но все наши базовые установки всё ещё полностью противоречат друг другу! Что будем делать с этим? — воскликнула она с каким-то бессильным отчаянием. — Я же уже сказала. Мы же понимаем всё по-разному. Хотим разного. Я не готова к привычному для вас, вы — к привычному для меня. Это абсолютно понятно. Так и должно быть! Так в чём тогда смысл? Что вообще хорошего может из этого выйти? Всё это неправильно. Так неправильно…
Я сделал шаг вперёд, к ней, и дотронулся до щеки, мягко поглаживая. Кларк закрыла глаза и подалась ближе к моей ладони, накрывая её своей. А затем сократила последние дюймы, чтобы уткнуться лбом мне в плечо.
— Что здесь неправильного?
— То, что я не могу сдвинуться с места вопреки здравому смыслу, — тихо прошептала она, обнимая меня, так и не подняв головы. — Не могу пошевелиться. Не выходит. Так не должно быть. А это повторяется. Снова и снова. Я не выпила ни капли алкоголя за последнюю неделю, а это всё равно продолжается. И сводит с ума. Я будто себе не принадлежу. От этого не сбежать. Почему? Почему…
Она продолжала едва слышно говорить что-то о том, что всё это какой-то бред, но сама всё равно прижималась ко мне. Не пыталась, наконец, ничего отрицать, хотя явно не знала, что с этим делать. Ведь мы всё ещё были временными союзниками, которым нравилось иногда друг к другу прикасаться. И ничего больше. Она тоже об этом думала. Считала, что для меня всё это просто игра. Не желала быть игрушкой. Потому так сопротивлялась. Не хотела быть «краткой интрижкой». Но для меня она ей и не была. Даже один факт существования Уэллса злил до крайности. Мысль о том, что он мог бы ей нравится, и вовсе была невыносима. Что её пришлось бы делить с кем-то ещё. Или отпустить. Нет. Как можно было её отпустить?
— Оставайся у нас. Не уходи. Потом, когда всё закончится, — наконец, решился произнести я. Говоря это, был даже рад, что не видел её глаз. Не видел в них отражения собственных противоречивых эмоций, которые могли бы меня остановить. — Не знаю когда, но когда закончится… Оставайся. Я был бы рад, если бы ты осталась. Со мной. Так, как ты захочешь. Так надолго, как захочешь. На твоих условиях.
Кларк подняла голову, ловя мой взгляд. Её изумление стало почти осязаемым. Она всматривалась в моё лицо, будто ища насмешку или издёвку, но я был совершенно серьёзен. Пусть даже себе боялся признаться, что страшусь её решительного «нет».