Сто тысяч миль
Шрифт:
— Вы довольны? — спросил я, когда она уже почти покинула гостиную. Я говорил про смерть Густуса, и глава Совета тоже прекрасно поняла подтекст.
— Пока не знаю. Время покажет, — вновь улыбнулась Анья и ушла, а у меня по позвоночнику пробежал неприятный холодок.
И как все её желания так легко сбывались?
========== Глава 18. Кларк ==========
Я успела поспать часа два, задремав прямо за рабочим столом. Меня поселили в шикарные апартаменты — светлые, просторные, с полом, укрытым пушистыми коврами, ажурными занавесками, огромной мягкой кроватью. Там даже балкон был с гигантскими вазонами, в которых жизни радовались высокие пальмы.
Весь день я ходила по лабораториям и цехам в сопровождении Эрлана — лысого и сурового парня, что возглавлял здесь многие технические процессы. Его талантам и незаурядному уму принадлежали ветряки, и он сначала отпустил несколько шуток про «этих надоедливых теоретиков, что только на словах умные». Но потом мы почти смогли подружиться, когда я показала несколько забавных химических штук, от который изобретатель впал в благоговейный ступор.
Сегодня я просидела до самого рассвета, и, стоило только забыться дрёмой, мой покой нарушили Уэллс и Джон, намеренные вытрясти из меня всю правду о сегодняшнем Совете.
— Ты хочешь отдать им всё? Принтеры? Чертежи? Серьёзно? Не шутишь? — в приступе праведного негодования уставился на меня Мёрфи. — Да ты крышей поехала, Гриффин. Я ни за что на это не соглашусь.
Я встала, измотанная и взволнованная. В процессе случайно задела расчёты, над которыми работала последние часов восемь. Блокнот скользнул по столу и беззвучно упал на ковёр. Вслед за моим настроением.
— А какие у тебя встречные предложения тогда? А, Мёрфи?
— Кларк, — Уэллс попытался взять меня за руку, но я не позволила — убрала её раньше, чем он успел схватить. — Джон хотел сказать, что без нашего оборудования мы станем вообще беспомощными. Да, у нас нет выбора сейчас, но это не значит, что нужно отдавать землянам последнее, что у нас есть.
— Как тогда мы будем выигрывать битву против огромного войска в городе, который для этого даже не проектировался? Палками? Копьями? Силой мужества и дружбы? Чертовски дерьмовый вариант.
— Твою мать, Гриффин, какого хрена мы должны выигрывать эту войну за них? — тут же зло прошипел Джон. — Пусть сражаются, не маленькие! Твой этот командир пообещал тебе освободить наших — замечательно. Давай сделаем это. А что будет потом — не наше дело.
— Предатель однажды — предатель всегда, — покачала головой я.
— Допустим, — ощетинился в ответ он. — Но ты сама мне с пафосным видом залечивала байки про взаимопомощь и то, как нас осталось мало. Так что включи мозги. Это не наша война! Не притворяйся, что ты тупая и не видишь самый лучший вариант. Забираем всех наших и уходим в тот самый бункер. Там нас не достанут. Всё. Конец истории.
Растеряв остатки сил, я опустилась обратно в кресло. Закрыла глаза и выдохнула. Соврала бы, если бы сказала, что эта идея не приходила ко мне в голову. Она сидела там ещё с самого Полиса и всю дорогу мучила меня самим фактом своего существования.
— Тогда какая разница, кому достанутся принтеры и детали корабля?
— Да чего ты, как маленькая, а? Просто оставить и научить пользоваться — это две охренительно разные вещи! Уверена, что они потом не пойдут разносить бункер твоими же изобретениями?
— Но мы не сможем вечно прятаться по орбитам и подземельям.
— Если сможем связаться с «Ковчегом» и заручиться поддержкой людей «Маунт Уэзэр», им конец, сколько бы их ни было. Тебе ли не понимать? — сказал Уэллс.
— Скорее всего, ты прав, — признала очевидное я. — Но разве мы здесь затем, чтобы
Джон театрально хлопнул себя по лбу ладонью и смерил меня полным разочарования взглядом.
— Если ты настолько слепая, то будь добра ещё раз выслушать мнение предателя. Мы — другие. И чёрта с два они упустят из внимания эту незначительную деталь. Сначала ты героиня, которая спасла их народ, да, молодец, а потом что? Как ты распорядишься этим дальше? Вот что они будут думать. Будут сомневаться и бояться тебя. А, значит, захотят подчинить. И плевать, что ты забудешь про Протокол и рискнёшь. Мы всегда будем здесь чужаками. — Он развёл руками, а я до боли прикусила губу, когда он закончил: — И нам здесь нет и никогда не будет места.
Привычки отрицать правду не было среди моих недостатков. Какие бы цели Мёрфи ни преследовал, резонность его аргументов была бесспорной. Я не нашлась что ответить, и вместо прощания Джон громко хлопнул дверью, будто подчёркивая, что ему тоже было больше нечего добавить. А я пыталась понять, почему внутри стало так больно от его последних слов.
— Видишь, не я один считаю дружбу с землянами плохим вариантом, — тихо сказал Уэллс в повисшей напряжённой тишине. — А ты сейчас в шаге от нарушения Протокола. Не ставь своё желание помочь этим людям превыше блага всей экспедиции, Кларк.
Я подняла блокнот, расправляя смявшиеся страницы. Едва удержалась от усмешки. Ох, как же удобно вспоминать о существовании Протокола, когда он на твоей стороне.
— Хорошо. Не будем их ничему учить. И принтеры пока оставим в корабле. Ваша взяла. Поздравляю. А теперь оставь меня, пожалуйста. Я хочу побыть одна.
Подчёркивая своё нежелание продолжать диалог, я уткнулась в блокнот. Со вздохом сдавшись и наверняка обидевшись, Уэллс ушёл. Я облокотилась на стол, зарываясь пальцами в волосы и закрывая глаза. Быть рациональной никогда не было легко — это всегда схватка со своими слабостями и желаниями. Но ещё никогда меня так не раздирали противоречия. Я злилась, не в силах распутать этот нелогичный клубок из мыслей и эмоций, и поэтому погрязала в нём ещё глубже. Мне хотелось разнести фанатиков в щепки. И я знала, что могу хотя бы попытаться. Возможно, просто спятила. Свихнулась от желания отомстить. Но жуткие воспоминания до сих пор преследовали во снах. Неужели для Уэллса всё было не так?
Услышав, что вновь кто-то пришёл, я уже подняла голову, чтобы высказать, что думаю об очередном нарушении своего личного пространства. Но вместо этого только застыла с непривычной робостью, и всё внутри вдруг сделало взволнованный кульбит. И от этого я разозлилась ещё сильнее. Точно ведь обезумела. Лишилась рассудка.
— Что случилось? Всё нормально? — спросил Беллами, усаживаясь напротив. — Или мне вернуть тех двоих обратно, чтобы извинились?
Чёрт возьми, неужели всё настолько явно было написано у меня на лице, что он сразу всё понял? От этого мысли спутались ещё сильнее. А он, расслабленный в своей спокойной уверенности, снова взглянул с привычной для него внимательностью, и его сверкающие глаза в обрамлении густых ресниц, казалось, видели меня насквозь. Они подмечали каждое позорное мгновение, пока я смущённо скользила взором по симметричным чертам его лица, одновременно умоляя саму себя сейчас же отвести взгляд. От внезапно накатившего волнения я чуть не забыла, что именно он спросил — растерялась, едва заметно мотнув головой.