"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Это всегда происходит интуитивно, это чутье чужого потенциала. Это, если хочешь знать, высшая сила, что держит мир в равновесии.
– Так почему же ты не допускаешь мысли, что эта высшая сила направляет Вечного Бродягу?
– Не надо так буквально понимать мои слова о высшей силе. Это не Предвечный, который берет нас за руки и ведет навстречу друг другу. Я нашел своего доброго духа после пяти лет восхождений в верхний мир. А ты, Свитко?
Тот пожал плечами:
– Я уже не помню. Но не меньше трех лет прошло, это точно.
– Ну, о высших силах я знаю не
– Поэтому меня и удивляют твои легкомысленные выводы. Сила равновесия – она не сводит нас вместе, она порождает нас. Так с чего ты взял, что можешь взять на себя ее задачи? Что у тебя это получится не хуже, чем у нее?
Спаска могла бы объяснить Милушу почему. Потому что эта сила стоит за плечами отца, потому что он – ее орудие. Но ее никто не спрашивал.
– Вечный Бродяга – тоже мое… порождение. В некотором роде.
– Ну, про девочку я бы сказал более определенно. – Милуш даже не улыбнулся. – Все же есть разница между порождением мыслью и…
Он покосился на Спаску и осекся.
Ей не хотелось, чтобы радость отца сменилась разочарованием. Но, наверное, это было важно, раз они так горячо спорили.
– Это действительно мальчик, – сказала она. – Примерно лет восьми. Он умирает от грудной горячки.
– Где? Где ты видела его? – Отец присел перед ней на корточки и посмотрел снизу вверх, схватив за руку.
– В комнате… – ответила Спаска.
– А где была эта комната, в каком доме? Что ты видела рядом?
– Там было очень светлое, прозрачное окно. Очень большое. И маки.
– Маки? Во дворе? В поле?
– На стенках. Нарисованные. И еще ненастоящая лошадь, маленькая, с собаку размером.
– Пони?
– Я не знаю. Она стояла на гнутой доске.
– О, добрые духи! – Отец поднялся. – Это деревянная лошадка, игрушка. Десятки тысяч мальчиков верхнего мира имеют деревянных лошадок. Кроха, а снаружи? Не в комнате, а в окне ты что-нибудь видела?
Она покачала головой. Отец нисколько не огорчился от того, что мальчик умирает.
– Какой он был?
– Очень бледный. Он кашлял. У него кровать с резной спинкой, я могу нарисовать…
– Я не смогу обойти все детские в Славлене даже за сто лет… Ну хоть что-нибудь! Дерево, наружная стена, балкон?
– Я была внутри… – Спаска подумала, что напрасно поспешила покинуть комнату мальчика. – Я стояла спиной к окну. Он умирает…
– В Славлене редко умирают от грудной горячки, кроха. И, судя по всему, мальчик живет в обеспеченной семье. Резная спинка, лошадка, большое окно…
– Прозрачное, – добавила Спаска.
– Там все окна прозрачные… – задумчиво произнес отец. – Нужен мрачун. Мрачун почувствует излучение энергии и определит место. Послушай, ты же видела, что окно прозрачное, что за ним было? Что ты видела за этой прозрачностью?
– Солнце. Там светило солнце. – Она грустно улыбнулась.
– Там всегда светит солнце…
– Змай, у ребенка могут быть не только видения, но и фантазии, – сказал Милуш. – А при столь тонкой душевной организации дитя может путать одно с другим.
Отца вовсе не расстроило недоверие Милуша. И когда
Май – июнь 422 года от н.э.с. Исподний мир
В Кине светило солнце. Но очень скоро Спаска поняла, что в этом не много радости: как Млчану убивали дожди, так солнце убивало Кину. В Лицце, душной и влажной, над морем и побережьем неподвижно висел тлетворный туман, и солнце, красно-оранжевое, словно окровавленный желток яйца, глядело сквозь него на гниющую землю. В Кине солнце слепило глаза и сжигало все живое. Словно вся влага ушла отсюда на запад и север и не было ветров, которые вернули бы ее обратно. Иногда дождь, который вызывали кинские колдуны, не долетал до земли – высыхал по пути с неба.
Древний город Тива, который отец назвал колыбелью мира, пал, иссушенный солнцем: пески засыпали величественные руины, колодцы иссякли и люди ушли прочь. Другой город поднялся на берегу большого соленого озера, в узкой пойме некогда многоводной реки – Къир, шумный, изобильный и нахальный, – город богачей, продающих воду.
Им было за что ненавидеть колдунов: там, где воду меняют на золото, дожди – настоящее Зло для тех, кто владеет водой. Впрочем, в Кине и колдуны не брезговали брать золото за вызов дождя. Отец морщился, говоря об этом.
– Ты считаешь это несправедливым? – спросил Славуш.
– Здесь вода – это жизнь. Торговать жизнью – это или разбой, или вымогательство.
– Но если колдуны не будут брать деньги за воду, они будут вымирать, как и все остальные. И даже еще быстрей, потому что их убивают Надзирающие.
– Не знаю… – проворчал отец. – У нас колдуны ни у кого не просят денег, но люди кормят их и одевают.
Жизнь здесь копошилась только вокруг воды, жалкая и скудная, – у Спаски была возможность ее рассмотреть. Переход от Большого Лиццкого горного хребта до Къира занял больше трех недель. Лошадей пришлось продать, они бы не выдержали этой дороги: ни трудного перевала, ни долгого пути по безводной каменистой пустыне. Не могло быть и речи о том, чтобы идти через пустыню вчетвером, – несколько дней ждали каравана. Вместо лошадей караван использовал равнодушных и выносливых мулов, которые почти не боялись отца. Чуяли что-то, но не рвались прочь, смиренно ожидая от него беды.
Отец говорил, что эта предгорная каменная пустыня страшней песчаной, в ней вообще нет жизни, потому что в земле невозможно прорыть колодец. Здесь не водятся даже змеи, только черепахи, да и те – большая редкость. И сначала Спаска ему верила, пока не увидела пески… Она очень плохо переносила дорогу, впрочем, как и остальные: рожденным на севере трудно привыкнуть к жаре. Стоило оставить открытым хотя бы лоскут кожи, и солнце тут же сжигало его до волдырей – злое, опасное солнце. Здесь все время хотелось пить, а раньше Спаска не знала, что такое жажда. Дома люди одевались, чтобы не было холодно, а здесь – чтобы было не так жарко. Здесь нельзя было ходить босиком – раскаленный камень оставлял сильные ожоги.