"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19

Денисова Ольга

– Где живет ваша племянница?

– В имении Горький Мох, отсюда всего четыре лиги, но ехать тяжело – лига по гати, от тракта далеко, а гать хозяева уже лет пять не чинят, поэтому…

– Кто привез девочку? Или она пришла пешком?

– Так ее отец! Распутник и пьяница, я вам скажу. Он даже минуты со мной не посидел – по кабакам понесся. И не ночевал ни одной ночи. Я думаю, он их на улице Фонарей провел, кобелина… Вчера вечером зашел – морда от хлебного вина опухшая, еле языком ворочает. Забрал девочку и даже спасибо мне не сказал. Я, конечно, сестре напишу, как он…

–

В котором часу накануне праздника ваш постоялец пришел домой?

– В котором часу? Сейчас я попробую вспомнить… Так… Уже стемнело и храм заперли… Но не позже десяти, потому что когда било десять, он ужинал. Я еще подумала: как долго мальчик… ой, простите… господин гвардеец на службе задержался – уж спать давно пора, а он только ужинать сел.

– И он никуда после этого не выходил?

– Нет, куда ж идти в такую поздноту? Он вышел только на следующий день после праздника. Как девочку нашу отец забрал, он и ушел. – Тетушка Любица понизила голос чуть не до шепота: – Я думаю, он в кабак пошел, от тоски. Потому что, когда вернулся, от него хлебным вином пахло.

– Поздно вернулся?

Сверху, снова громко топая, спустились твое гвардейцев и направились к двери.

– Ни-ни! Ему же сегодня на службу надо было. – Тетушка снова зашептала: – А что, может, он и храбрости этой напился из-за девчонки, а? Может, она перед отъездом ему что-нибудь такое сказала? Вот он от расстройства…

– Все ясно, – сказал старший. – Поите его крепким чаем, если есть. А лучше пошлите за лекарем. Вот деньги.

Он высыпал на стол горстку серебряных монет и поднялся.

Но не успела за гвардейцами захлопнуться дверь, тетушка Любица изменилась в лице и, схватив лампу, побежала вверх по лестнице.

– Спаска, выходи, будешь мне помогать, – крикнула она походя и забормотала: – Бедный, бедный мальчик… Я так и знала, что добром это не кончится…

Спаска помогла тетушке Любице раздеть его и уложить под одеяло – руки Волче по локоть были изрезаны веревками до глубоких ссадин, кожа горела, а сердце билось гулко и часто, так часто, что становилось страшно. Он был в сознании, только не мог шевелиться и говорить и как только открывал глаза (с огромными черными зрачками), из них тут же бежали слезы – Спаска промокала их платком. Тетушка Любица велела обтирать его лицо мокрой тряпицей и давать теплый чай, а сама побежала к лекарю, сказав, что нужны капли из ведьминых наперстков.

Спаска и не думала, что может полюбить кого-то кроме Славуша, но… Славуша она любила не так: душой, сердцем, мыслями. А Волче… Ей хотелось прикасаться к нему: обнять, погладить, может быть даже поцеловать. У него были широкие плечи, крепкая шея и сильные руки. И сердце замирало от мысли, что эти руки могли бы обнять ее и прижать к себе.

Волче пил жадно, захлебываясь и кашляя, но совсем не мог поднять голову. Спаска видела, как бьются иногда отравленные дурманом, и сила в них бывает нечеловеческая – потом у них все болит и сил совсем не остается. Если бы сердце у него не стучало так часто… И дышал он хрипло, тяжело, и все время пытался что-то сказать, но кашлял и морщился. От мокрой тряпицы ему становилось легче, и Спаска

промокала не только лицо, но и руки с внутренней стороны, и шею, и грудь. Сколько бы он ни пил чая, губы оставались сухими, потрескавшимися и бледными.

Ссадины на руках Спаска прижгла хлебным вином, но перевязывать не стала – будут мокнуть под повязками и дольше заживать.

– Вы спите, Волче-сын-Славич, – сказала она наконец. – Вам теперь спать нужно. Вот сейчас еще чаю выпейте и спите.

Тетушка вернулась быстро – спешила и запыхалась.

– Лекарь сказал, три капли только, не больше. – Она вынула из-под туго зашнурованного лифа пузырек из темного стекла.

Спаска взяла в руки пузырек и выдернула притертую пробку. Слабые были у лекаря ведьмины наперстки.

– Три капли не помогут, – сказала она, капнула на руку зеленоватого настоя и слизала его языком. – Сейчас надо десять капель, а завтра по пять утром и вечером.

– Не боишься? – улыбнулась тетушка.

– Нет. Я знаю, – ответила Спаска. – И надо с медом, а то на вкус противно.

– Ну смотри… – Тетушка покачала головой.

Спаска сама развела капли в кружке и отхлебнула глоток. Нет, все было правильно, только немного страшно – вдруг что-то пойдет не так? Лекарь-то поостерегся, хотя наверняка знал, что три капли не помогут.

– Выпейте, Волче-сын-Славич, – сказала она, приподнимая его голову. – Только горько будет. Это чтобы сердце не колотилось.

Сердце успокоилось часа через два, но Спаска боялась отойти от постели Волче – вдруг оно остановится совсем? Сначала было довольно положить руку ему на грудь, а потом пришлось прижимать ухо к ребрам, чтобы услышать, бьется оно или нет.

– А красивый парень, – прошептала тетушка Любица, когда он уснул. – Нравится тебе?

Спаска пожала плечами и почувствовала, что краснеет, – почему-то стало стыдно. Словно тетушка могла догадаться, о чем она думала весь вечер. А ведь это… это было совсем несерьезно, просто так. Ведь Спаска любила Славуша.

– Пойдем-ка поужинаем, – улыбнулась тетушка, но Спаска покачала головой.

Наверное, тетушка подумала неправильно, потому что посмотрела на Спаску слишком хитро. Нет, Спаска не могла уйти из-за ведьминых наперстков, а не потому, что ей нравился Волче. Из-за того, что у него сердце могло остановится. Лучше бы он ей не нравился, тогда бы она прикладывала ухо к его груди чаще. От этого прикосновения она едва не задыхалась, ее собственное сердце билось громче и быстрей, и по телу волнами катилось то тепло, то дрожь от холода. И каждую минуту хотелось сделать это снова.

Нет, Волче совсем не был похож на царевича. Но Спаска и не заметила, как он тоже оказался в хрустальном дворце, в блестящих доспехах, на высоком вороном коне. Не царевич – богатырь, победивший сонмище злых духов и раненный в бою.

10 марта 427 года от н.э.с. Исподний мир

Сказочная царевна сидела возле постели Волчка, сменяя мамоньку. И давала пить, приподнимая его голову легкой рукой, и вытирала слезы с глаз, и прижимала нежную щеку к его груди, чтобы послушать сердце.