Страх
Шрифт:
– Мож-жна?
– под грохот отъехавшей двери возникла в купе краснощекая голова с молодецким черным чубищем.
– Да, конечно.
Сбросив ноги с не принадлежавшего ему нижнего яруса, Тулаев сел и посмотрел на руки гостя. Вместо чемодана в них гранатой висела бутылка водки.
– О-о, бр-ратан, так мы одной масти!
– радостно отреагировал гость на висящую на плечиках черную тужурку капитана третьего ранга.
– У меня тоже один болт на плече!
Пальцы Тулаева резко захлопнули томик Корабельного устава
– Бум знакомы!
– смело ввалился в купе краснощекий, сел напротив Тулаева и протянул широкую ладонь.
– Держи "краба"!
На его протянутой кисти пальцы согнулись хищными ястребиными
клювами, и Тулаев смущенно попытался скопировать его.
– Ну-у, ты не мариман!
– укорил его гость, заметив, что
ему пытаются всунуть пальцы, как в обычном рукопожатии.
"Крабы" здороваются о-от так!
– вонзился он своими ногтями в запястье Тулаева.
– А ты - мне!.. Мо-ло-ток! Подрастешь - кувалдой будешь!
Тулаев нервно отдернул руку. На синем изгибе вены краснел след чужого ногтя. А в душе уже и не черточка легла, а шрам. Ему было обидно, что его так легко "раскололи", но вдвойне обиднее, что обозвали "молотком", а он не смог ничем ответить.
– У тебя стаканяки есть?
– гость прохрустел крышечкой "Столичной" и поставил бутылку на стол, как штамп на паспорт припечатал.
– Меня, кстати, Вовой зовут. А тебя?
– Александр, - нехотя ответил Тулаев.
– Хор-рошее имя. А про мое токо анекдоты рассказывают. Помнишь, про Вовочку и учительницу?
– Я не пью, - негромко ответил бутылке Тулаев.
Она смотрела на него желтыми глазами медалей, и глаза эти были такими грустными, словно она жалела нового знакомого Вовочки.
– О-о, я врубился!
– развел руками гость.
– Ты - политработник!
Его тельняшка была порвана слева по вороту, и белые нитки торчали усиками антенн.
– А ты - связист?
– по-своему понял подсказку Тулаев.
– Я-а?!
Гость ткнул себя в грудь пальцем. Ворот сполз чуть ниже, и усики исчезли, забившись под разрыв ткани.
– Я - ракетчик!
– с такой гордостью выпалил гость, что Тулаев ощутил на щеке каплю от его слюны.
– Элита флота! А спорим, что ты политработник?!
– Я не люблю спорить.
– О-о!.. Точно - политработник!
– проткнул указательным пальцем воздух купе настырный гость.
– У тебя на формяге ни "лодочки", ни "кораблика"!
Полчаса назад Тулаев прочел то ли в Корабельном уставе, то ли в какой-то другой, выданной ему Межинским книжке, что всякий офицер, сдавший на право управления кораблем или лодкой, получает соответствующий значок. Наверное, именно об этом говорил Вова в тельняшке с разорванным воротом, но его дотошность не могла вызвать ничего, кроме раздражения.
– Ну и что, если нет?
– огрызнулся Тулаев.
– Значит, политработник.
Он
– Ты, брат, извини, но с такими лицами, как у тебя, на флоте токо политработники бывают, - продолжил он свой просветительский сеанс. Спорим, что ты на севера за новым назначением гонишь? Спорим?.. А?.. Спорим, что тебе надо пару-тройку лет полуторной выслугой добрать?..
Он хотел протянуть кисть для пари, но она была занята водкой. А переложить ее в левую руку он почему-то не мог. Может забыл, что у него есть еще одна рука, а может, водка не хотела менять привычные цепкие пальцы.
– У тебя что, серьезно нет стаканов?
– Я не пью.
– А я пью, что ли?
– сделал Вова обиженное лицо.
Его наползшие друг на дружку маленькие губки казались слипшимися дольками апельсина. Сдави чуть посильнее - и сок потечет. Судя по выбритости, ехал он от Питера. Впрочем, для половины Северного флота, как узнал Тулаев на инструктаже у Межинского, Санкт-Петербург был чем-то вроде дачи. Многие имели в нем квартиры или родственников, многие в нем учились и, по-большому счету, службу на севере считали чем-то типа длительной командировки из родного дома.
– Водка - это ж ситро для флота, - нравоучительно произнес Вова-ракетчик.
– Главный капитан - это "шило"!
В инструктаже Межинского ничего о таинственном "шиле" не говорилось. Возможно, это было нечто похожее на изобретение военных летчиков - "Военный ликер "Шасси", а проще говоря, спирт, выгнанный особым способом из тормозной жидкости, заливаемой в самолетное шасси.
– Не-е, ну ты точно - политрабочий!
– вскрикнул
Вова-ракетчик таким тоном, как будто сказал: "Не-е, ну ты точно чокнутый!"
– А чем ты лучше?
– решил защитить Тулаев политработников всего мира.
Он хоть и ехал на флот под этой "крышей", но к политработникам с армейских времен относились уважительно как к людям, способным много и долго говорить, не повторяясь. Наверное, если бы у нас в телекомментаторы набирали из бывших политработников, то никто и никогда бы не услышал вечных эканий и мэканий с экрана.
– Я-а?!
– привстав, ударился теменем о верхнюю полку Вова-ракетчик, ...твою мать! Я - ракетчик!
– Так это же первые бездельники.
– Кто бездельники?! Ракетчики - бездельники?!
– А ты сколько раз в жизни сам делал ракетный пуск?
наполнил Тулаев слова иронией старого морского волка.
Ну, сколько?
– Я-а?!
– Да... Ты!.. Вот сколько?
– Я-а?! Дважды!
Бутылка в его руке два раза дернулась вверх, изображая из себя стартующую ракету. Из горлышка слезами разлетелись по каюте капли, и сразу запахло водкой.
– Сам?
– не унимался Тулаев.