Страна, которой нет

Kriptilia

Шок Джанверта, переданный через ускорение смены планов и смазанные, лихорадочно яркие переходы, вдруг стал вызывать у Амара скуку. Босховские нагромождения ужасов - совокупляющиеся тела в синем свете, беременные обрубки без рук и ног, багровые огни, стенд с кадаврами в аквариумах. Разделываемые на параллельных конвейерах птичьи тушки и человеческие трупы. Смуглые лица без мимики, мерные движения двух рядов рук. Ошметки крови и мозга работника на стенках подъемника – и прилипшее белое перо. Раздавленные помидоры и кроваво-сочные отпечатки ног на белой глянцевой дорожке.

«Внезапно прозревший» Джанверт ощущался как заноза в языке.

– Да пристрелите уже этого урода! – потребовал от обитателей Улья Шестнадцатый, нетерпеливо ерзая на стуле. Мальчик явно не вышел из возраста интерактивных игр.

Завершалось все ожидаемо: усталый и победивший всех доктор Хелльстрем делал очередную запись в своем дневнике. Тонкий старомодный маркер скользил по кремовой плотной бумаге. Четкие строки складывались в обещанное пророчество: «Рой будет следовать за роем. Дикие чужаки будут ассимилированы или отброшены в самые дальние участки планеты, которая станет принадлежать людям будущего...»

Голубоватая лампа отбрасывала тень на спокойное, слишком спокойное лицо. Над обезображенной воронками и рвами долиной расходились тучи, вставало солнце. Муравей карабкался по травинке, срываясь и скользя, и продолжая свой путь...

Рабочий день безнадежно сорван. Компания великовозрастных придурков наперебой выясняла, был ли в самых жутких эпизодах задействован инфразвук, не слишком ли завиральная идея тектонические заряды, как фамилия актрисы в роли ассистентки, и что вообще хотел сказать этот Вуэ, рисуя людей такими уродами, а Улей разумным, упорядоченным и очень дружелюбным местом?

– Какая же это антиутопия? – вопросил Имран. – Это там снаружи полная антиутопия!

– Это для нас и на первый взгляд, - отозвался Амар, в котором уже поднял треугольную голову кинокритик.
– Во-первых, население Улья похоже на нас. А еще больше на нас, какими мы хотим быть. Во-вторых, насекомые, не насекомые... они могли бы и у минералов учиться. Главное, они молодая культура, которая ищет путь, отличный от того болота, куда влип первый мир.

– Местами у них тоже очень неприятно, - встрял Шестнадцатый. – Эти тушки...

– Да это же его просто напичкали раньше чем-то, это явный галлюциноз! – отрезал уйгур.

– Тут уж вам виднее, - улыбнулся вредный «четный». – По-моему, это все там есть на самом деле. Но они же не должны страдать, если мозг удален...

– Тушки точно есть, - кивнул Амар, не давая Двадцать Третьему ответить, кому что виднее - особенно с удаленным мозгом.
– И другое представление о жестокости. Улей у Вуэ боли не любит - ни терпеть, ни причинять. А вот жизнь они отнимают легко. Но вы с другой стороны загляните. Чего хочет Хелльстрем? Чего хочет Улей?

– Создать совершенное общество.

– И чем такие попытки кончались до сих пор?

– Высадкой войск этих уродов! – решительно ответил шедший рядом Мендоса. – Я вам говорил, что не пожалеете?

– Да говорил, говорил – ты мне лучше скажи, почему тогда наши дверьми хлопают? – встрял один из техников.

Трудно с людьми, не

желающими понимать искусство, подумал Амар. Впрочем, это был еще терпимый по наивности вопрос. Во время просмотра один из «четных» очень удивился вслух: какое же это про нас, у нас бабы голые не ходят! Амар воздержался от разъяснения наготы и обезличенности как метафоры закрытости, а стерилизации как лишения права на сексуальность. Не поймет, еще обидится. Предметное мышление: голая баба – это голая, а одетая – это совсем другое дело. Жалко, что никакое начальство с ними не увязалось, а то полное отсутствие межкультурного диалога. Местные четные не видят дальше поверхности, а нечетные-Хс все-таки чужаки с тоннельным зрением. Тот же Ильхан сразу бы понял, кто и на что обиделся.

– Потому что к насекомым приравняли. И к этим... нацистам-коммунистам, - сказали сбоку.

Амар вздохнул уже громко.

– Тут кому-нибудь слово "шура" что-нибудь говорит, а, лингвисты?

– Сам такой, - откликнулся Имран. – Ну «совет», ясное дело. Общественный. Поэтому русских раньше звали шурави…

– Шура - право всех мусульман перед халифом. Халиф должен обращаться к ним за советом в делах. Всевышний Аллах говорит: «И советуйся с ними о деле. Если ты принял решение, то положись на Аллаха». – Этого начетника с голосом профессионального проповедника Амар знал только в лицо, но сразу распознал знакомые нотки.

– А еще сура Корана, да, - сказал Амар.
– Шура - это корень ш-в-р. Улей и извлечение меда. Можно было и в словаре посмотреть. Или в толковом словаре. Все слова, все понятия, обозначающие управление по согласию, у нас растут оттуда. А улей уже тысячу с лишним лет считается идеальной формой общественного устройства. Это в воздухе, в языке, повсюду.

– Значит, все-таки под нас подкапывались? – спросил неугомонный техник; Амар только вздохнул – вот разжевал же все и в рот положил, а все человеку чего-то не хватает, чтобы проглотить.

– Да, да! – Имран терпением не отличался. – И под нас, и под идею халифата, и заодно зрителей в Европе попугать, им критики всю этимологию и энтомологию растолкуют, со всеми сурами и цитатами.

– Еще, наверное, - вставил реплику в щель Шестнадцатый, - потому что для атлантистов Улей - это тупик. Вот сожрут они всех, останутся без конкурентов, потеряют нужду в элите и так и закуклятся до скончания времен.

– Умный мальчик, - одобрительно похлопал его по плечу уйгур. – Ты хочешь сказать, что культура у них сохраняется как феномен на границе контакта?

– Чего? – утратил нить беседы умный мальчик, и принялся объяснять, размахивая руками. – Ну вот смотрите, вот они притворяются людьми, зачем? Защитная окраска, им самим это не надо. Там вот Хелльстрем говорит – как мне надоела эта одежда, эта еда, хочу вниз! Когда внешнего не будет, окраска не понадобится...

– Мы о том же, - вежливо прервал монолог Амар. – Да, наверное, такой вывод и заложен, должен быть очевиден. Для режиссера это – мы. И актеры подобраны, и ядерное оружие, чтобы даже дурак догадался, ну и Хелльстрем...