Страна, которой нет
Шрифт:
Через месяц они уже отучили что синих, что европейских соваться в тот район, потом приняли в свои ряды половину отряда погибшего Касима и продвинулись на восток. Тут начались другие неприятности. Крошечный городишко все же таил в себе больше соблазнов, чем деревня.
– Труп заберите оттуда. Сегодня же. Если начнут делать поиск в том квартале, а начнут почти наверняка, это слишком явный след.
– Опасно… Там патрули сейчас.
– Всё опасно, - пожал плечами Ажах. – Сейчас там местные ополченцы, а завтра будут союзовцы. Сами напортачили, сами исправляйте. Если не пойдёте, то пойду я, но когда вернусь, вас застрелю.
Хамид махнул рукой
Но в целом всё гораздо лучше, чем было год назад, и несравнимо лучше, чем в позапрошлом. Приходят новые братья, хотят воевать, знают, зачем и за что сражаются, и с каждым месяцем их все больше. Можно, конечно, подождать полгода или год, поднатаскать молодых, ещё немного ума вколотить в товарищей по опасной работе, но лучше на это слишком не рассчитывать. Долгое ожидание тоже увеличивает вероятность провала, даже при самой лучшей конспирации. И вообще, лучшее – враг хорошего. Сейчас, потому что на той стороне тоже что-то думают - и могут даже придумать. Сейчас, пока пыльные бури не прекратились, а большая часть европейских войск выведена в северную часть страны, именно сейчас и выступать…
К вечеру второго дня стало ясно, что наступление выдыхается. Похвалиться было чем, но вот решающего успеха не удалось добиться почти нигде. Сколько перебили солдат правительственных войск, полицейских и прочей шушеры из «военных формирований», это, пока, конечно, по сообщениям других отрядов, трудно сказать точно. Привирают для престижу, да и от чистого сердца тоже преувеличивают. Но, всё-таки, по-видимому, немало. Европейцев убили десятка два-три, вряд ли больше, но с учётом разницы в вооружении и подготовке - тоже очень неплохо. Да и не любят союзовцы потерь, даже таких. Отступают и вызывают подмогу там, где мужчины сражаются. Зато, удирая, белолицые трусы щедро оставляют оружие и боеприпасы. Вот тут грех жаловаться, пополнили запасы на славу. Самое главное же – моральное воздействие победы. Слава подателю всей милости, такого урона правительственным войскам и союзовцам в этих краях не наносили, насколько мог вспомнить Ажах, лет десять или больше.
Плохо другое – потери растут, сопротивление в главных пунктах подавить не удалось и, по большому счёту, пора уже закругляться. Тех, кто оказался доступен гласу рассудка, Ажах уже понемногу начинал выводить из боя, отправлял оборудовать укрытия для остальных, на дни после отступления. Похоже, что, по крайней мере, треть, а то и половина командиров зарвётся, не сообразит вовремя отойти. Но тут уже ничего не поделаешь, свой ум в чужую голову не вставишь. Пробовал и вставлять, и вколачивать – бесполезно. Ладно. Умные головы побережём по мере сил, а глупым – туда и дорога.
Александр Бреннер, посредник
После разговора сморило. Акклиматизация.
Спать днём не любил. Потому что именно днём ему снились наиболее яркие сны, а снилось, как правило, что-нибудь из большей и наиболее активной части его жизни. Подрёмывать где-то в кабинете под голоса присутствующих и вполуха прислушиваться к тому, что они говорят – совсем другое дело. А вот спать по-настоящему…
Но без этого тоже не обходится. Возраст, здоровье, распорядок дня и всё такое... Или просто удачно поговорил, слишком расслабился, вот и не заметил, как уснул. И нет уже вокруг выгородки в представительском номере, а качается машина, водители и стрелки прильнули к приборам ночного видения, а мимо окон плывёт пустыня, да постепенно становятся ярче далёкие огоньки на склонах впередилежащих гор. Смотреть надо и по сторонам, и за дорогой, потому что вблизи неё и на ней может обнаружиться что угодно – от фугаса или неопознанного трупа до ремонтной бригады, настоящей или маскирующей
Бреннер открыл глаза и несколько секунд смотрел на цифры 20:35, потом стал осторожно шевелиться и потягиваться, разминая тело. А заодно и мысли. Последняя мысль просочилась к тому, «прошлому Бреннеру», что был во сне, из его, Бреннера, будущего. Тогда он тоже, к сожалению, прохлопал. Нет худа без добра, конечно. Лучше один Тахир, чем несколько грызущихся кланов, по очереди спихивающих ставленников друг друга с министерских постов. Даже для Европы в конечном итоге оказалось лучше, хотя Тахир колюч как мало кто. При его соседях, что внутри страны, что вокруг, это, впрочем, неудивительно. Хорошо, что тогда было не до повторного вторжения.
Встав с дивана, Бреннер нажал кнопку, и мебель послушно вдвинулась в стену, освобождая пространство кабинета. Минут десять он, сначала в медленном, затем в среднем темпе повторил элементы разных ката. Большинство из них делать целиком не хватало места. Перевёл дыхание, разбудил спящий терминал. Он не любил висящие в воздухе полупрозрачные многослойные полотнища, предпочитал обычный сенсорный экран. Лучше даже твёрдый, а не «электронную бумагу».
Механически открыв файл, Бреннер делал в нём пометки, для всех остальных, даже для Вальтера - невнятные сокращения. Ещё в детстве слышал от дяди: «Острый карандаш с успехом заменяет острую память». Тогда обыкновенные карандаши ещё были в ходу. Потом надо будет перечитать, вспомнить те мысли, что пришли в голову при первом прочтении. Иногда сущая ерунда набегает, а иногда наоборот – пока не увяз в разнообразных, зачастую противоречивых, сведениях, успеваешь уловить что-то важное.
Думал, пока ехал, просто посмотреть на обстановку своими глазами, а не через отчёты, прошедшие через тридесять рук, переговорить с нужными людьми, решить пару вопросов и больше ничего. А уже, похоже, начал влиять на местную политическую фауну одним фактом своего появления. Что, в общем, не слишком удивительно. Только что ехал в спокойный район, имея единственным намерением глянуть «как оно там на грунте», и вот уже лежишь в нескольких метрах от опрокинутой машины, пытаясь отплеваться и проморгаться от песка. Из пробитого предплечья адъютанта хлещет кровь, а шофёр, кажется, вообще не шевелится. В наушнике вместо голоса дежурного офицера невнятный шелест и треск. И нужно перетянуть руку адъютанта жгутом, подтянуть поближе автомат и голосом, раз уж не работает связь, осведомиться, кто из охраны ещё жив. Потому что среди барханов мелькают фигуры в пустынном камуфляже, и явно вот-вот ещё раз влепят чем-то горящим или взрывающимся по перевёрнутой машине…
Звуковой сигнал почты прервал поток ненужных воспоминаний. Письмо с безобидного открытого адреса, но вот заголовок при всей своей внешней невинности вызывает как раз те самые воспоминания, что являлись минуту назад. Если это ещё и тот самый человек – интересно же у нас начинается пребывание в Дубае. Что ж тебе до дня Д, часа Ч спокойно под камнем не сидится, старый друг?..
– Нет, чему вас только в школе учат? Я понимаю, что ты тогда в детский сад скорее ходил, в 19 году, но все-таки!.. Это же не пересказать, что такое было. В статьях и в фильмах это все уже не то, конечно. Мы тогда сидели в «Ленте» в ночную смену и как раз все практически в реальной трансляции пускали в новости. Сначала неизвестно кто влепил по Иерусалиму неизвестно чем, потом известно чем, ядерным зарядом, потом известно кто – сирийцы, а потом появилась эта самая запись. Где командующий американским контингентом орет на сирийского командира, что им было велено не туда идти и не то делать, и самое приличное выражение во всем его монологе, не считая артиклей – это «блядские черномазые овцетрахи». А чтоб мало не показалось, записей быстро стало две. Генерал на кнопочку нужную не нажал и связь не засекретил, бывает… так его ж еще кто-то из рядом стоявших солдатиков на мобильник снял. И тут же выложил прямиком на Ютуб. Демократ и патриот херов. Так что какая уж тут провокация и фальсификация…