Страшные сказки Бретани
Шрифт:
— Заходи, Агнесса! Он твой!
Эжени даже через пляшущие перед глазами круги сумела разглядеть, как бледнеет смуглое лицо священника, как он поднимается и бросается прочь от возникшей в дверях женщины в белом, женщины, с волос которой капает вода, женщины, которая восстала из мёртвых.
***
Путь через лес занял у Леона и Агнессы больше времени, чем ожидал сын Портоса, и к церкви они вышли тогда, когда небо уже стало понемногу светлеть. Ундина долго ходила кругами вокруг здания — очевидно, её отпугивал крест. Леон подождал-подождал, затем не выдержал, подошёл прямо к двери и прислушался.
Дальше раздумывать было некогда. Бывший капитан отошёл на несколько шагов и с разбегу ударился плечом о дверь. Не с первой попытки, но ему удалось выбить её и влететь внутрь, едва удержавшись на ногах. Он выхватил шпагу и огляделся, одновременно призывая Агнессу.
Эжени, вся красная, с прилипшими ко лбу волосами, стояла, шатаясь, держась одной рукой за ближайшую скамью, а другой за горло. Священник медленно отступал вглубь, прижимая к груди окровавленную руку. Возле ног Эжени валялся верёвочный пояс, а неподалёку от двери — чётки из чёрного камня.
Агнесса влетела в церковь, шипя и подпрыгивая, как будто пол жёг ей ноги — возможно, так оно и было. Только это и замедлило её передвижения и позволило священнику броситься прочь — должно быть, к какому-нибудь потайному выходу. Агнесса помчалась за ним, Леон бросился к Эжени, но та замотала головой и отчаянно захрипела:
— Нет, нет, нельзя… Не дайте ей его убить!
Гадать, что значит эта фраза, Леон не стал. Он обогнул задыхающуюся девушку и ринулся вперёд, догнал Агнессу, когда она уже почти настигла священника, схватил её за плечо и оттолкнул. Ундина оказалась неожиданно лёгкой и отлетела, как пушинка. Думать, может ли мёртвая женщина удариться и покалечиться, было тоже некогда. Леон развернулся к священнику — как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот достаёт из какого-то тайника пистолет.
— Если она его убьёт, она останется здесь! — простонала позади Эжени. — Ей нельзя убивать… только не ей…
Отец Клод вскинул пистолет, но Леон оказался быстрее — он пригнулся и сделал выпад шпагой. Выстрел прогремел над его головой, священник охнул, когда ему под рёбра вошёл клинок, и медленно осел на пол. Тут же Леон ощутил, как что-то взлетело на его спину, а потом левое плечо обожгло чудовищной болью.
Не сдержав крика, он рухнул на колени рядом с заколотым священником. Ундина слетела с его плеч и остановилась прямо перед ним, обнажив окровавленные зубы — острые, как иглы, и уже совершенно нечеловеческие. Леон успел подумать, что её невыносимое шипение будет последним звуком, который он услышит в этой жизни, но тут к Агнессе кинулась Эжени и окатила её из огромной чаши с водой.
Ундина, наверное, закричала бы, если бы могла, но она не могла, поэтому её развоплощение произошло совершенно беззвучно. Кожа сморщилась и почернела в тех местах, на которые попала святая вода, тело вмиг словно лишилось костей и бесформенным мешком упало на пол. Сквозь выступившие от боли слёзы Леон различил, как над изуродованными останками Агнессы Сенье поднимается её тень — сотканная не из тумана, как призрак Филиппа Тома,
— Зачем, зачем? — заговорила Агнесса. Голос у неё оказался неожиданно низким и мелодичным, совсем не похожим на то ужасное шипение, которое она издавала, будучи ундиной. — Я ведь хотела сама…
— Убив человека, ты могла бы остаться в облике ундины и стать настоящим чудовищем, — Эжени всё ещё не до конца отдышалась. — А теперь твой насильник и убийца мёртв и никому больше не причинит вреда. Ты свободна, твоя душа свободна и может воссоединиться с душой твоего мужа.
— Мой муж, мой Жильбер… — по призрачному лицу Агнессы покатились слёзы. Она опустила голову и с состраданием посмотрела на Леона. — Простите, что укусила вас. Я была сама не своя, я была не я, а точно какой-то дикий зверь…
Леон смог только кивнуть — все его усилия уходили на то, чтобы не кричать в голос от боли.
— Теперь ты свободна, — повторила Эжени, протягивая руки к призраку. — Иди в свет, к своему мужу. Покойся с миром!
Агнесса Сенье не растаяла, как Филипп Тома, — она расплылась на множество струек и ручейков, которые рассыпались на капли, упали на пол и почти сразу же высохли на плитах пола. Тело ундины осталось лежать тут же — мокрое до нитки, обожжённое святой водой и уже совершенно безопасное.
Леон по-прежнему стоял на коленях, зажимая раненое плечо правой рукой и стискивая зубы, сквозь которые прорывались глухие стоны. Через пелену в глазах он увидел, что Эжени осторожно обходит тело священника и приближается к нему.
— Позвольте, — она присела рядом и опустила руку ему на плечо. Бывший капитан весь покрылся холодным потом в ожидании нового прилива боли, но его не последовало, и боль как будто бы даже отступила. Леон осмелился взглянуть на плечо и поморщился — рукав плаща и рубаха были разорваны и насквозь промокли от крови.
— Надо уходить, — Эжени растирала горло, на котором виднелся глубокий красный след от впившегося в кожу пояса. — Только… Сначала надо сжечь тело Агнессы. Местные не должны видеть её такой, особенно брат. Он с ума сойдёт.
От Леона толку было мало, поэтому Эжени всё сделала сама — дотащила тело ундины до двери, удерживая его за плечи, скрылась вместе с ним в ночной темноте, через пару минут вернулась, чтобы попросить у Леона огниво, и вновь исчезла. Сын Портоса не понимал, как ей удалось так быстро поджечь труп, но когда он, забрав шпагу, нетвёрдой походкой добрался до двери и вышел наружу, то, что осталось от Агнессы Сенье, уже ярко пылало на площади перед церковью.
— Ваша кобыла здесь? — спросила Эжени. Он помотал головой, и она нахмурилась. — Я тоже прибежала сюда, отпустив Бомани с каретой в замок… Что ж, придётся идти пешком. Если будет очень трудно, обопритесь на меня.
Леон не помнил, как он добрался до замка, приходилось ли ему опираться на хрупкое плечо Эжени де Сен-Мартен и не терял ли он по дороге сознание. Единственное, что он помнил — это жуткую слабость, пляшущие перед глазами круги и обжигающую боль в левом плече. К тому времени, как они добрались до замка, весь левый рукав плаща промок от крови. Подъём по лестнице стал настоящей пыткой, но каким-то чудом Леон доковылял до своей кровати и рухнул на неё.