Страшные сказки Бретани
Шрифт:
— Нет, — спокойно ответила она.
— И он не был влюблён в тебя? Или ты в него?
— Меня интересуют мужчины постарше, — так же спокойно ответила цыганка, — а его — женщины помоложе.
— Вам всем следует быть осторожнее, — снова заговорила Эжени. — Местные не доверяют вам, и Бог знает, что они могут сделать. Я постараюсь узнать, что случилось с Мишелем, и успокоить его родных, но не уверена, что это получится. Поэтому если вы солгали, это обернётся против вас самих.
Они с Леоном уже сели в сёдла, когда голос подала одна из близняшек.
— Постойте!
Франческа
— Я что-то слышала этой ночью, — продолжила та же девушка. — Мне не спалось, я лежала, вслушиваясь в темноту, и мне вдруг послышалось чьё-то пение. Я подумала, что это Грета или Сильвия, но голос доносился издалека, с холмов… или из леса. Какая-то женщина пела, но я не могла разобрать слова. Потом донеслись какие-то крики, смех, словно кто-то веселился на холмах. Я думала, что у крестьян какой-то праздник, и хотела выйти посмотреть, но мне не хотелось будить Франческу. Она так сладко спала!
— У Франсуазы очень тонкий слух, — подтвердила вторая сестра. — Когда мы жили в монастыре, она всегда заранее слышала, как настоятельница идёт к нашей келье, и другие послушницы успевали разбежаться.
— Какие пляски на холмах могут быть зимой? — недоуменно пожал плечами Аякс.
— Насколько мне известно, никаких, — растерянно ответила Эжени. — У местных нет такого обычая.
— Ей это могло и присниться, — Франческа приобняла сестру за плечо.
— Если услышишь пение ещё раз, не выходи… не выходите к холмам, — очень серьёзно сказала Эжени. — А в лес лучше вообще не ходить, даже когда там тихо, даже днём.
***
В жизни Леона дю Валлона появилось новое расследование, но нельзя сказать, что он был рад этому. За последнее время его неверие в мистику и колдовство сильно пошатнулось, и предсказание Сильвии теперь казалось ему исполненным глубокого смысла. Мысль о том, что эта женщина может быть не только гадалкой, предсказывающей будущее, но и колдуньей, очаровавшей Мишеля Буше, была ему неприятна. Сам до конца не осознавая того, Леон хотел, чтобы цыганка, которой он доверил своё будущее, оказалась невиновна.
После случая с очарованным юношей прошло несколько дней, не принесших никаких результатов. Родители позвали к Мишелю священника — отца Клода сменил брат Маэль, молодой, долговязый, неуклюжий, вечно путавшийся в собственных ногах и словах. Леон, после истории с отцом Клодом и ундиной научившийся не доверять священникам, поначалу относился к нему настороженно, но отец Маэль был нелеп, безобиден, мужественно делал вид, что не верит в местные легенды о нечисти, но на самом деле ужасно боялся. Он прочитал над Мишелем Буше все известные ему молитвы, окропил юношу святой водой, множество раз осенил крестом, но всё было бесполезно — сын старосты оставался в своих странных фантазиях. Одно было хорошо — матери всё-таки удалось заставить его съесть немного хлеба, хотя она не переставала причитать, что сын ест гораздо меньше, чем раньше.
Новый случай произошёл через три дня. Алиса Моро, дочь местного пекаря, возвращалась домой в сумерках, но так и не дошла до дома. Отец не спал всю ночь, разыскивая её, а утром обнаружил дочь возле самого крыльца. Она была не так
Напряжение в деревне нарастало. Бродячие артисты прекратили свои представления и готовы были уехать, но теперь уже местные не желали выпускать их. Несмотря на то, что Алиса Моро говорила про какого-то «короля фей», в умах крестьян всё по-прежнему свелось к цирку и Сильвии, которая якобы очаровывала людей и заставляла их видеть в себе королеву фей, прекраснейшую из женщин, а в карлике Эцци — такого же прекрасного короля. Крестьяне боялись выходить не только в лес, но и к холмам, никто не знал, откуда ждать опасности, и обещанный Эжени пожар готов был разгореться.
— Как быстро люди забыли веселье, которое принесли им циркачи, — с грустью говорила она, когда они с Леоном возвращались из дома пекаря. — Ещё около недели назад они смеялись над шутками Эцци и восхищались даром Сильвии, теперь же они готовы растерзать карлика и сжечь цыганку на костре.
— Что мы будем делать? — обеспокоенно спросил Леон.
— Я ищу сведения о лесных духах в книгах, но боюсь, что их недостаточно, — печально ответила она. — Они, как и всякая нечисть, боятся холодного железа, огня, серебра, кое-кто — проточной воды, соли, рябиновой или осиновой ветви… Молитва, святая вода и крест тоже не помешают.
Её речь прервал звонкий голос, донёсшийся откуда-то спереди. Неизвестный певец — судя по голосу, это был юноша — шёл по дороге навстречу им, уверенно выводя рулады:
Князь Оберон — хозяин мой,
Страны чудес верховный маг.
В дозор ночной, в полет шальной
Я послан, Робин-весельчак.
Ну, кутерьму
Я подыму!
Потеха выйдет неплоха!
Куда хочу,
Туда лечу,
И хохочу я — ха-ха-ха! [1]
Вскоре певец показался перед ними. Это был молодой человек, почти мальчик, высокий и худой, с бледным остроносым лицом и вьющимися рыжими волосами. Потёртый плащ зелёного цвета свисал с одного его плеча. При виде всадников он прекратил петь, остановился, сорвал с головы зелёную шапочку с пером фазана и ловко поклонился.
— Госпожа де Сен-Мартен! Господин Лебренн! Какая удача! Вас-то я и ищу!
— Кто ты? — настороженно спросила Эжени.
— Лисёнок, к вашим услугам, — он снова поклонился. — Менестрель, шут и затейник — кому как будет угодно.
— Ты не из наших краёв, верно? Я тебя здесь раньше не видела. Хотя постой… Ты был на одном из первых представлений бродячего цирка, разговаривал с Этьеном Леруа!
— Я — перекати-поле, — с улыбкой пояснил юноша. — Куда ветер дует, туда я и иду. Прослышал про циркачей и решил примкнуть к ним. У них уже есть волк и собака, но им не хватает славного рыжего лисёнка!