Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
— Не делай этого. Я так обрадовалась, что нашла теплого, а ты… зачем тебе это надо? Ты хочешь снова пропасть? Пойдем к тебе, я хочу погреться об тебя.
Таких предложений Фоме еще не поступало. Обогревателем он не выступал ни разу. Пока он осмысливал этот калориферный нюанс, Мири предложила выпить еще, на брудершафт:
— Ты и вправду не похож ни на одного из моих знакомых. Интересно!..
И вдруг исчезла, так же как и появилась, пока Фома оформлял брудершафт.
Повернувшись, он обнаружил вместо неё Пую. Пуя щебетала, как утренняя птаха. Впрочем,
— Люблю искусство я, но странною любовью! — декламировал Фома, плетясь за нею с чайником, он решил не расставаться с его приятной пузатостью.
В банкетном зале делать было больше нечего, необходимость согреваться танцами отпала, теперь он сам мог согреть кого попало, как ему намекнули, пробки же шампанского с соседнего стола летали уже в опасной близости от его головы, все чаще и все ближе. Может и прав Доктор, как всегда, и зреет гнусный заговор убить его пробкой как бы случайно, пьяновато ухмылялся он, отхлебывал из чайника и глазел по сторонам.
Искусство здесь полностью принадлежало народу, к которому Фома не принадлежал. Какие-то жуткие конструкции из металла и других, не менее воинственных материалов, символизировали рождение, расцвет, победу Томбра и уничтожение его врагов, и так десятки залов подряд.
Если бы не газированный «зигзаг», Фома с ума бы сошел от этого конструктивизма, помноженного на шовинизм и приправленного, как всегда в таких случаях, изрядной долей кретинизма. Торчащие стальные пики, рваные ржавые дыры и колючая проволока, знаменующая внутреннюю свободу, делали экспозицию похожей на взорванную свалку «вторчермета», где-нибудь на подступах к Москве.
В общем, искусства было много, даже навалом. Пуя едва дышала от эстетики свалки. Оказывается, их, фрейлин двора, сейчас собирали специально для того, чтобы они познакомили прибывших рыцарей с сокровищницей замка, а заодно, познакомились и сами, поскольку такое происходило только раз в год, в праздник Тара-кан. Значит, они здесь не одни, радовался Фома, мечтая встретить Доктора и обсудить отбойные кисти и прокатные резцы томбрианских художников.
Но вместо этого им встретился один из рыцарей, выбитых Фомой из седла, как оказалось — сэр Раш, и обсуждать пришлось не золотое сечение и даже не сопромат шедевров, а рассечение Фомы, коее мистер Раш обещал исполнить не позднее завтрашнего дня. Он бы сделал это немедленно, но Фома, приветливо улыбаясь, вынул кончик Ирокеза из-за стоящей рядом конструкции металлолома, к тому же в зале появились другие любители свального искусства, и Раш, не желая выглядеть зачинщиком, сбавил тон.
— Подлец! — прорычал он, убирая свой меч. — Ты сшиб меня нечестным ударом. Твоя лошадь сделала калекой моего друга, у него изуродовано лицо!
— Ну, если у него вместо мозгов нагажено, то приходится только удивляться, что он легко отделался. Как ему пришло в голову нападать сзади на мою лошадь? Вот она и испугалась.
— Ты специально взбрыкнул лошадь, мерзавец, и так
Фома вспомнил улепетывающего рыцаря и восхитился его самооценкой. На такой высокой ноте осмотр пришлось прекратить, поскольку Пуя была напугана и больше гулять в железном буреломе не желала, что в общем-то было правильно, так как, кроме Раша, по залам, в поисках Фомы, могла бродить еще пара-тройка рыцарей, считающих себя обманутыми и не так зависящих от мнения окружающих.
Банкет, Пуя, танцы, Дуя, бильярд, Доктор, танцы, Пуя, Суя, Выя, снова Пуя, и зигзаг, зигзаг, зигзаг, не сказать, что удачи…
Фома почти без чувств повалился на кровать, в выделенных ему апартаментах. С наслаждением вытянувшись во весь рост, он застонал от блаженства. Пять минут и в ванную, смыть всю эту грязь, дурь и спать!
Одним из самых славных кунштюков Томбра, который еще больше укреплял Фому в том, что это бред, было наличие горячей воды, да и самой ванны в холодном и угрюмом замке Милорда. Готика! Бред с комфортом! Почти засыпая, он открыл горячую воду…
Проснулся он от холода. Вода остыла, над ним стояла Мири и внимательно рассматривала его.
— Спящий мужчина не страшнее цветка, — сказала она.
— Как ты сюда попала?.. — Он точно помнил, что запирал дверь. — Дай мне халат!
— Как главная смотрительница этого замка, я имею ключи от всех комнат…
Она села на край ванны, не сводя с него глаз и нисколько не смущаясь.
— А ты не похож на наших мужчин. По сравнению с их мощью, ты словно ненастоящий. Где же кроется та сила, что позволила победить сегодня стольких?
— Угадай! — сказал он тоном наперсточника.
— Здесь?.. — Она указала на уснувшего коня Фомы.
— Дай халат, говорю!
— А как эта штука работает?
— Она не работает!
— Надувается?
— И лопается! — рявкнул Фома. — Дай халат!
Одевшись, он почувствовал себя увереннее.
— Теперь, девочка, проваливай, я хочу спать, а это не для нервных!
— Странное дело, — продолжала она, словно не слыша его. — Ты больше похож на женщин. Может быть, поэтому они так к тебе тянуться?.. Расскажи мне о себе.
— Согрелся — уснул, замерз — проснулся, хочу спать — не дают! — прорвало Фому. — Теперь ты знаешь обо мне всё, даже неловко как-то. Никогда не был столь откровенен. И-и… давай, прощай, моя хорошая, мне нужно переосмыслить свой путь!
— А мне нужно переспать с тобой!
— Как, и ты?! — Фома попробовал перевести все в шутку. — Зачем? Прижмись к обогревателю!
— Надо!.. — Сказано это было так, как отрезает голову девушка по имени гильотина, непонимающая шуток. Фома понял, что она не уйдет, но и засыпать, наплевав на все, в присутствии совершенно постороннего человека, он не желал.
— Я расскажу тебе историю о… (Господи, прости, бездарно повторяюсь, но эта история, чтобы отбиться, а не взять! Помоги, а?)… о безупречном рыцаре Парсифале.