Страсти по Веласкесу
Шрифт:
– Слышала.
– И что?
– Откуда мне было знать, что это ты? Посмотреть ведь возможности не было.
На некоторое время Бардин затих, но молчание длилось недолго, и вскоре он со вздохом предложил:
– Давай выбираться отсюда. Запахи на этой помойке – не приведи господи.
Обхватив меня на талию, он помог мне подняться и стать на ноги.
– Идти сможешь? – спросил он, заботливо заглядывая мне в глаза.
– Конечно. Я ведь не при смерти, а просто устала.
– Тогда пошли.
– Минуту.
Я проковыляла к груде проржавевшего металла
При виде футляра Бардин весь так и засветился радостью:
– Ты его не потеряла?
– С какой стати? – вяло пожала я плечами и побрела вперед.
Неожиданно края оврага расступились, и мы оказались на лугу. Солнце еще не встало, и над лугом стелился такой плотный туман, что на расстоянии нескольких метров уже не было видно ни зги. У нас с Бардиным, совершенной не знающим окрестностей, понять, куда это нас занесло, не было никакой возможности, но я продолжала упрямо двигаться вперед.
– Аня, куда ты? Подожди! – окликнул меня Бардин.
– Мне нужно в город. Там у меня машина, – откликнулась я.
– Туда нельзя. Они наверняка ждут тебя возле стоянки.
– Думаешь, они знают, где я оставила машину?
– Конечно. Они же следили за тобой.
– А ты?
Бардин замялся только на секунду, потом посмотрел мне в глаза и тихо сказал:
– Я следил и за ними, и за тобой.
Я согласно кивнула. Конечно, следил. Иначе что б он тут делал, в этом забытом богом и властями городишке?
– На чем ты сюда прибыл?
– На машине, конечно.
– Отлично. Значит, у тебя есть транспорт, и мы можем уехать отсюда на нем.
Он с сожалением качнул головой:
– Исключено. Моя машина находится на той же стороне, что и твоя.
Он сделал ко мне шаг и осторожно взял за руку:
– Послушай, Анна. Сейчас нам не смысла куда-то идти. Только силы попусту потратим да нарвемся на неприятности. Давай переждем. Сядем где-нибудь под кустом и отдохнем. Утром все встанет на свои места. Мы будем знать, где находимся. И в городе днем не так страшно появляться. На людях нас не посмеют тронуть.
В его словах все было правдой, и отрицать это не могла даже я с моим ослиным упрямством. Почувствовав мои колебания, Бардин схватил меня за руку и повлек в сторону неясного пятна впереди. Пятно на поверку оказалось небольшим стожком сена, который после наших ночных мытарств выглядел настолько уютно, что усталое тело немедленно отказалось двигаться, требуя заслуженного отдыха. Пока я в нерешительности топталась на месте, Бардин шустро разгреб сено и соорудил нечто вроде лежанки.
– Прошу, – шутливо пропел он, широким жестом предлагая сесть. Не в силах устоять, я упала навзничь и блаженно закрыла глаза. Бардин аккуратно примостился рядом, нежно обнял меня за плечи и осторожно привлек к себе. Я не сопротивлялась.
Умостившись поудобнее, с интересом спросила:
– Как ты решил затеять драку? Все-таки их было трое… трое против одного…
Он тихо засмеялся:
– Это не я. Мне бы и в голову не пришло связываться с этими головорезами.
Я отстранилась и с интересом посмотрела
– Но драка же была! Кто ее начал? Я думала, ты. Хотел дать мне возможность уйти.
Бардин закрутил головой:
– Мордобой – не моя стихия. А свалку затеял какой-то псих. Ты этого не видела, но он выскочил из темноты и, не говоря ни слова, принялся молотить всех подряд. Мне тоже досталось. Еле вырвался.
– А тот драчун… как он выглядел?
– Понятия не имею. Я его не разглядывал. Могу только сказать, что драться ему нравилось. Он получал от процесса настоящее удовольствие.
Это было последнее, что я слышала. На душе вдруг стало так спокойно, что глаза сами собой закрылись, и я заснула.
Проснулась от жары и еще оттого, что страшно хотелось пить. День был в разгаре, солнце стояло высоко над головой, тумана не было и в помине. Как, впрочем, не было и Бардина с картиной.
Город лежал на взгорке, и было до него рукой подать. Оказывается, накануне ночью мы с Бардиным убежали не так далеко, как тогда казалось. Выдрав из земли пук травы, я обтерла грязь со своих кожаных штанов, кое-как привела в порядок остальные детали туалета и не спеша побрела в сторону города.
Он сидел на лавке у въезда на автостоянку и спокойно потягивал из бутылки пиво. Меня заметил издали, не мог не заметить, потому что я шла через пустырь, и вокруг не было ни души, но даже не пошевелился. Как сидел, лениво развалившись, так и продолжал сидеть. Я примостилась рядом и тихо сказала:
– Привет.
– Привет. Пива хочешь? – криво улыбнулся он.
– Я не пью пиво.
– Я помню.
– Зачем же предлагаешь?
– Ну, надо же с чего-то разговор начинать.
Ухмылка и него вышла недобрая, потому что шевелить он мог только одной стороной рта. Другая была разбита и уже успела покрыться некрасивой коричневой коркой. Впрочем, разбитые губы были не единственным его украшением на тот день. Не менее впечатляющая ссадина алела на скуле, а бровь была просто рассечена надвое.
– Здорово они тебя…
– Им тоже хорошо досталось, – равнодушно отозвался Голубкин.
– Не сомневаюсь, – рассмеялась я.
– Хорошая была потасовка. Ребята не скромничали, дрались от души и…
– …и ты получил удовольствие, – закончила я.
– Откуда знаешь? Тебя же там не было. Я видел, как ты мимо меня рванула.
– Один товарищ сказал. Сам он человек мирный, и его удивило, что тот, кто затеял драку, дрался с таким наслаждением.
– Это тот фраер, что с тобой был? Он быстро слинял…
– Торопился очень. Боялся, что картина из рук уплывает.
Я старалась говорить как можно беззаботнее, но голос все-таки дрогнул, и Голубкин это заметил. Не донеся бутылку до рта, он замер и с интересом уставился на меня:
– Неужели он ее у тебя спер?
Я молча кивнула.
– Хорошая картина была?
Я неопределенно пожала плечами:
– Как посмотреть.
Ответ его успокоил, и он снова занялся пивом.
– Что теперь делать собираешься? – равнодушно поинтересовался он между двумя глотками пива.