Стратегия обмана. Политические хроники
Шрифт:
— Может просто совпадение?
— Я тоже так подумал и решил проверить и поехал в Австрию. На венском телевидении за отдельную плату инженеру мне показали все материалы, которые они отсняли в тот день…
— И что, вам так просто всё показали? Нет, мне просто из профессионального любопытства интересно, как вы этого добились?
— Заплатил и получил желаемое, — пожал плечами Сарваш. — А что такого?
— Да ничего. Просто Фортвудсу даже на ВВС дают отсмотреть пленки с такими недовольными лицами.
— Может, мало платите? — усмехнулся он. — Вообще-то я представился психологом, сказал, что пишу книгу по психологии террористов,
— Очень зыбко.
— Согласен.
— Нападение на ОПЕК было ведь в декабре?
— Да.
— Тех боевиков из ИРА взяли тоже в декабре.
— Значит, искать Александру в Лондоне нет смысла.
— Это мы уже поняли. Но всё равно, в полиции мы оставили её отретушированную фотографию, сказали, что она важная свидетельница, которую позарез нужно найти. Но теперь я вам ничего обещать не могу. Если её членство в ИРА мы ещё можем приписать к военным действиям, то с ОПЕК вышел натуральный бандитизм. Если она попадёт в тюрьму раньше, чем мы её найдем, я не знаю, каким образом в Фортвудсе ей переквалифицируют наказание.
— Не волнуйтесь, не попадёт.
— С чего вы так уверены?
— С того, что министров просто не похищают. Тот, кто заказывал музыку, своих лучших исполнителей властям не выдаст. — Возвращая фотографии полковнику, Сарваш спросил. — Может, разыщете госпожу Метц и спросите её, что она знает об Александре?
— Разве что с вашей помощью, когда она обратится к вам по поводу своего вклада, — кинул полковник, отклоняя подношение и протягивая Сарвашу ещё одно фото, где был запечатлен доктор Метц с близнецами. — Что думаете?
Сарваш с минуту изучал три фотографии, обстоятельно рассматривая каждую из них по порядку.
— Даже не знаю. А что я должен тут увидеть?
— Нечто общее, — туманно выразился полковник.
— Да, на всех трёх фотографиях присутствует один и тот же господин. Кто он?
— Помните профессора Книпхофа? — начал издалека полковник.
— Тот, что искал секрет бессмертия? — улыбнулся Сарваш. — Да уж, его тяжело забыть.
— Так вот, этот господин его внук, Пауль Метц.
Сарваш с минуту помолчал, ещё раз рассмотрев фото:
— А что тогда рядом с ним делают две альварессы?
— Хороший вопрос, если речь идёт о потомственном искателе эликсира вечной жизни, не правда ли? Фортвудс уже год бьётся над загадкой этих фотографий, пытаясь понять, что же такого произошло в жизни Пауля Метца, что на каждом фото рядом с ним появляются всё новые женщины? Лично моя версия такая: были у отца дочери близнецы, — сказал полковник, указав на одно фото в руках Сарваша, и тут же перешёл к другому. — Потом отец женился на молодой красавице Лили и дал ей свою фамилию, отчего одна из дочерей рассорилась с отцом и потому на фото рядом с мачехой присутствует лишь одна из близнецов. А вот на следующей нет и её, зато там есть Гольдхаген и, видимо, тот, кто ей эту фамилию дал. — Он указал на молодого темноволосого мужчину, что стоял рядом с Алекс. — Я проверял архивы Мюнхена, по всем данным, это Даниэль Гольдхаген, ученик и ассистент доктора Метца. Видимо они были очень близкими людьми, раз запечатлены
— Полагаете, до знакомства с Метцем и Гольдхагеном Лили и Александра были смертными женщинами?
Полковник только покачал головой.
— Об этом можно было бы разузнать от дочерей доктора Метца, но вряд ли они ещё живы, а найти их теперь и вовсе нереально.
— Господин полковник, — возразил Сарваш, — даже мы с вами не знаем, как стали альварами и никто на поверхности не знает. Даже профессор Книпхоф бы не узнал, не говоря уже о его внуке.
— Однако Книпхоф вплотную интересовался альварами. После вашего неосторожного поступка, когда вы попались ему на глаза, между прочим.
— Да ну бросьте, я-то тут при чём?
— При том, что профессор Книпхоф говорил мне, что присутствовал на вашем вскрытии в морге.
Сарваш озадаченно посмотрел на полковника:
— Что вы такое говорите, меня ещё никогда не резали в морге.
— Ну не резали, так осматривали. Главное он вас видел и мёртвым и живым и в могиле и снаружи около неё. С тех пор у Книпхофа в голове явно что-то перемкнуло. Он ведь меня вычислил, так и сказал, что я бессмертное создание. А потом его внук то ли нашёл себе такую же вечноживущую, то ли самостоятельно переродил её в таковую. И для своего ассистента тоже. Не знаю, как всё было на самом деле. Надо искать их обеих — и Лили Метц и Алекс Гольдхаген — и спрашивать, почему они представляются не своими фамилиями.
— Знаете, господин полковник, — произнёс Сарваш, глядя на фотографии, — только не смейтесь, но мне кажется, что эти две справные девушки-близнецы и есть Александра с Лили. Потому на одной фотографии Лили и одна из близнецов, а на другой только Лили и Александра. Я, конечно, не физиономист, но если представить, что девушки похудели, сменили прическу, макияж и прочее, что делают женщины, то в принципе, основные черты лица претерпели не самые сильные изменения.
— Мне уже высказывали такую версию, — холодно заметил полковник, — но этого не может быть.
— Почему?
— Потому, что из-за альваризма нельзя измениться до неузнаваемости. Вот вы сейчас выглядите так же, как и до перерождения?
— Так.
— Я тоже. Ни старше, ни моложе, ни худее, ни толще, даже седые волосы, какие успели появиться, так до сих пор у меня и остались. К вашему сведению, альвары не могут поменять цвет волос. Одна кровопийца недавно выходила от нас на свободу. После реабилитации она снова стала шатенкой, какой и была. Но она насмотрелась на фортвудских дам и вдруг изъявила желание остаться платиновой блондинкой, какой была в темноте. Эту её блажь, конечно, выполнили, но блондинкой она походила недели полторы, потому что даже после осветления перекисью волосы у неё постепенно потемнели до натурального оттенка. В медицинской лаборатории заинтересовались, изучили этот вопрос и выяснили, что чешуйки в альварских волосах краску не удерживают. Не могла Лили быть сначала русой или что-то в этом роде, по черно-белой фотографии сложно понять, а потом стать жгучей брюнеткой. Так не бывает и наука это подтверждает.