Стрелки Аустерлица

Ангелов Августин

Тут даже играла музыка. Седой шарманщик крутил в углу ручку своего музыкального ящика, извлекая из него мотив старой австрийской песенки «Ах, мой милый Августин». И его слушали с десяток посетителей, расположившихся поодиночке и небольшими компаниями по два-три человека за дубовыми столами, усевшись на длинные дубовые скамьи. Судя по всему, проезжие торговцы решили перекусить. И служанки, деревенские девушки в белых передниках, надетых поверх невзрачных шерстяных кофт и длинных юбок, топая деревянными башмаками, разносили им еду из кухни, находящейся позади прилавка, за которым стоял усатый и лысоватый дядька лет пятидесяти

и пялился на вошедших крупными черными глазами.

Вероятно, то был хозяин заведения. И, разумеется, он сразу обратил внимание на синие шинели вошедших. Но, не удивился, а произнес на ломаном французском:

— Чего изволите, господа?

Уже одно это свидетельствовало о том, что французы в харчевню заглядывают и не являются здесь диковинкой.

— Я и мои люди устали с дороги и не прочь подкрепиться, — сказал Дорохов усатому по-французски.

Усатый жестом указал на длинный стол возле окна и тут же крикнул куда-то в сторону кухни:

— Тереза!

Пока ждали эту служанку, которая, видимо, должна была принести еду, Дорохов приказал парням садиться. Подобрав сабли, висящие у каждого из них в ножнах на левом боку и со стуком задевающие столы и лавки, русские разведчики, одетые как французы, уселись за стол. Пока усаживались, подошла и служанка, стройная сероглазая девушка с черными волосами и с довольно объемной грудью. Дорохов к женскому полу всегда был неравнодушен, и подобные девицы ему нравились, как, впрочем, и разные другие, а потому, жадно скользнув глазами по тонкой талии служанки, он сразу сказал ей на французском языке пошлый комплимент:

— Мадемуазель, вы настолько очаровательны, что я не могу устоять перед вами, поэтому я и сижу.

Конечно, Федор думал, что девушка не поймет всей фразы, кроме, возможно, первого слова. Но, она поняла, ответив с достоинством, причем, на хорошем французском:

— Я совсем не очаровательная, господин офицер. Я простая служанка, которую позвал хозяин, чтобы спросить вас, что вы будете есть и пить?

— О! Вы говорите по-французски! Признаться, я не ожидал. Простите мне мою глупую шутку, — проговорил поручик, разыгрывая из себя галантного француза.

— Так что будете есть и пить? — невозмутимо повторила сероглазая брюнетка свой вопрос.

— А что у вас есть? — поинтересовался Дорохов.

Девушка ответила:

— У нас много вкусного. Есть запеченная свиная рулька, кнедлики и утопенцы…

— Утопенцы? Что это такое? — перебил Дорохов.

— Это маринованные сосиски, — ответила девушка, улыбнувшись. И добавила:

— А еще у нас есть вареная и жареная картошка, и тушеная капуста.

— Хм, неплохо для деревни. А что у вас здесь есть выпить? — спросил поручик.

— Есть пиво, моравское белое вино и травяной ликер, — сообщила Тереза.

— Лучше бы хорошего рома выпить, чем ликер из травы, — проворчал Дорохов. Но, тут же вспомнив, что находится в разведке, и потому слишком крепких напитков употреблять не следует, заказал белое вино и рульки для себя и своих бойцов. Не забыл он и поинтересоваться, откуда девушка так хорошо знает французский. На это она сказала:

— Моя матушка была из Франции, но, она умерла.

После этого Тереза резко развернулась и ушла в сторону кухни. А Дорохов смотрел ей в след, отмечая, что сложена она превосходно. Вот только, из-за длинной юбки не видно, какой формы у Терезы

ноги. Но, судя по всему, они достаточно длинные. И Дорохов уже хотел познакомиться с этой девушкой поближе. Но, разведка, конечно, прежде всего. И поэтому, пока готовили кушанья, поручик внимательно рассматривал посетителей заведения.

Свет падал внутрь этого деревенского трапезного зала из нескольких не очень больших окон, отчего внутри стоял полумрак, хотя снаружи холодное декабрьское солнце светило с ясного неба. Дополнительное освещением исходило от огня, горящего в каминах, подсвечивая лица людей, сидящих за грубо сколоченными столами. Разговаривали они все между собой достаточно тихо, да еще и на местном языке. Отчего Дорохов не мог понять смысл застольных бесед и сильно пожалел, что не взял с собой в разведку никого из моравских добровольцев.

Среди сидящих в зале поручик сразу выделил несколько крепких молодых мужчин с хмурыми лицами и широкими плечами. Такие вполне подошли бы для военной службы, но их почему-то не призвали в армию Австрии. Причина, скорее всего, состояла в том, что эти парни служили телохранителями и слугами при купцах, рядом с которыми сейчас сидели. Ну и купцы, разумеется, откупили их от призыва.

Причем, эти люди, служившие купцам, вовсе не были холопами. Скорее, наемниками. Дорохов знал, что крепостное право в этих землях отменил еще император Австрийской империи Иосиф II Габсбург больше двадцати лет назад. Он сначала запретил местным помещикам продавать крестьян без земли, закрепленной за ними, а потом и вовсе объявил, что все имперские подданные равны в своих правах. Но, на деле, крестьяне по-прежнему подчинялись местному помещичьему самоуправлению и суду, который тоже состоял из помещиков. Правда, крестьяне побогаче могли теперь выкупать землю в свою собственность, становясь формально свободными.

Вообще-то Федор Дорохов вырос вольнодумцем. Еще недорослем он прочитал в оригиналах на французском языке немало книжек эпохи Просвещения, впитав идеи Вольтера, Руссо и других мыслителей XVIII века, которые считали крепостное право пережитком прошлого. И потому в освобождении крестьян, свершившимся в Европе, он не видел ничего необычного. Наоборот, Федор недоумевал, почему подобное не делается и в России. Правда, когда он заговаривал с тем же Анатолем Карягиным на эту тему, Анатоль упрекал его, говоря: «Тебе, Федя, легко рассуждать о свободе крепостных крестьян, потому что у тебя их нету, а вот я, например, получаю с них доход. И что, по-твоему, я должен из-за какого-то там человеколюбия дохода лишиться?»

Здесь же, на землях Австрии, Дорохов видел плоды освобождения крестьян от крепостничества. Даже вот этот постоялый двор был примером того, что крестьяне, сделавшись из крепостных людей наемными работниками, могут, оказывается, поддерживать порядок не хуже господ. И, вместе с тем, освобожденные от крепостной зависимости крестьяне приобрели такое самомнение, словно сразу сделались дворянами. Дорохов обратил внимание, что все присутствующие зло косились в их сторону. Похоже, что французская форма все-таки раздражала местное население. Никто пока не кидался на них, но смотрели все недобро. Крепостные себе такое вряд ли позволили бы без одобрения собственных помещиков. А эти совсем обнаглели, пялясь и не опуская глаза, как всегда делали крепостные. Никакого уважения к офицерскому чину!