Студент
Шрифт:
Недаром говорят, что Дворцовая площадь - сердце Северной столицы. Здесь стоит здание Зимнего дворца, строительство которого закончили как раз в год восшествия на престол блистательной Екатерины II. Я представил себе пожар в Зимнем уже при Николае I Павловиче, когда несколько дней имущество, вынесенное из огня, лежало вокруг Александровской колонны. Здесь заседало Временное правительство в 1917 году, которое в том же году и свергли революционные солдаты и матросы. Теперь здесь Эрмитаж.
Говорят, что обойти все залы Эрмитажа за час невозможно, даже если бежать, не глядя по сторонам и не останавливаясь у картин и скульптур, - ведь коллекция музея насчитывает более трёх миллионов произведений искусства
Сюда можно приходить на целый день, потом приходить снова и снова и всегда будешь наслаждаться тем прекрасным, что составляет величие и ценность Эрмитажа, и постигать тайну притягательности, потому что здесь воздух пронизан веками и присутствием гениев и их творений. Я счастлив оттого, что еще не видел, но теперь увижу несколько работ легендарных Тициана, да Винчи, Рафаэля и Рембрандта и испытаю восторг в залах греческого и римского искусства.
Петропавловскую крепость я узнал издали. Она расположилась как раз напротив Зимнего дворца. Я чуть постоял, любуясь видом, а потом шел по Английской набережной и любовался красавицей Невой.
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит.
А вот и памятник Петру I, известный всему миру "Медный всадник". Я стоял как зачарованный и во мне звучали стихи Пушкина:
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь!
И где опустишь ты копыта!
Я смотрел на памятник Петру, а в ушах грозно ревела буря, и ветер гнал волны разбушевавшейся Невы на появившийся вдруг город, словно пытаясь смыть его, раздраженный вторжением в свои вековые владения.
Перегражденная Нева,
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь, остервеняясь,
На город кинулась.
Благодаря пушкинской поэме "Медный всадник", мы невольно вспоминаем наводнение 1706 года, которое случилось при Петре, хотя сам Пушкин в своей поэме описал наводнение 1824 года, которое, благодаря поэту, стало самым знаменитым стихийным бедствием в нашей истории...
"И перед младшею столицей померкла старая Москва". Это ощущение я вынес вслед за поэтом после моего первого путешествия по Северной столице...
Я не заметил, как подкрались вечерние сумерки и стало быстро темнеть. Только теперь я почувствовал, как проголодался. Благо, продовольственные магазины работали до 12 часов ночи, так что я без труда купил бутылку молока и русскую булочку с румяной корочкой, которая рельефно прорезала всю ее длину, словно ее пропахал игрушечный плуг. Интеллигентные старушки называли такие булочки французскими. Ужин свой я съел в сквере где-то на проспекте Стачек; здесь же, усталый и разомлевший от еды, я задремал на скамеечке, которую облюбовал, да и уснул. Спал я без сновидений, а проснулся с рассветом от того, что замерз. Я еще в полусне прятал руки под пуловер, сворачивался калачиком и пытался натянуть легкую шерстяную одежку на голову. Окончательно продрогнув, я решительно встал, потянулся, помахал руками, раз десять присел и решил, что, прежде всего, мне нужно устроиться на квартиру, по крайней мере, на несколько дней. Не ночевать же, в самом деле, на скамейках до того, как дадут общежитие. Да и ночевать на скамейке, когда утром вместо росы на траве появляется
Глава 4
Квартира на Васильевском острове. Хозяйка Варвара Степановна. Жилье в коммуналке. Достопримечательности Васильевского острова. Кунсткамера. Дым коромыслом. Пьяные застолья.
Объявление о сдаче квартир я нашел возле вокзала на столбе. Предложений оказалось много, но меня привлекла квартира именно на Васильевском острове. Я знал, что там центр основания Санкт-Петербурга, Заячий остров, на котором расположены Петропавловская крепость и Стрелка, а также Университет, где учился наш преподаватель Зыцерь и куда он мне тоже советовал переводиться. На Васильевском острове находились Кунсткамера, Академия наук, Академия художеств, а еще дворец Меншикова и многое другое, значимое исторически.
Троллейбус вез меня по Невскому, и я узнавал здания, которые уже видел вчера во время своей пешей экскурсии, потом, не отрываясь от окна, смотрел на Неву с Дворцового моста и, наконец, вышел на нужной остановке на Васильевском острове. Без труда нашел улицу и дом.
Квартира располагалась на первом этаже каменного трехэтажного дома. На стене, справа от входных двухстворчатых дверей, крашенных темно-коричневой масляной краской, успевшей облупиться, торчали черные кнопки звонков с приклеенными под ними бумажками с фамилиями и указаниями, сколько раз кому звонить. В объявлении говорилось: "Спросить Варвару Степановну". Фамилии в объявлении не значилось, но других фамилий с инициалами В.С. кроме Проничевой В.С. под звонками я не нашел и уверенно нажал два раза на кнопку, как указано на бумажке. С минуту за дверью мои уши не уловили никакого движения, и я уже хотел позвонить еще раз, но послышались шаркающие шаги, короткая возня с засовом, и дверь открылась. Передо мной стояла старушенция в синем в цветочек засаленном байковом халате, из-под которого выглядывали черные спортивные трико, которые в промтоварных магазинах продаются за 18 рублей.
В руке бабуля держала папиросу и от бабули попахивало водкой.
– Я насчет квартиры, - сказал я.
– Пойдем, - позвала в ответ старушка и повела меня в свою комнату через длинный коридор, захламленный предметами быта и всяческим тряпьем: на стенах висели тазы, велосипед без одного колеса, засаленная рабочая роба, сундук, который занимал почти весь проход, резиновые сапоги и еще какая-то стоптанная обувь, что-то еще, так что, проходя мимо этих вещей, я опасался что-нибудь зацепить и на что-нибудь наткнуться.
Комната оказалась довольно большой, квадратной, с двумя окнами, выходящими во двор-колодец.
– Студент?
– окинула меня взглядом старушка
– Студент, - подтвердил я.
– Я живу с сыном Колькой. Сплю за ширмой.
– Она кивнула на угол у окна, где стояла полураскрытая ширма, обтянутая потерявшим вид шелком с поблекшими павлинами. Я подумал, что новая ширма, наверно, смотрелась очень красиво. Из-за ширмы выглядывала металлическая кровать с никелированными шарами, которые тоже облупились от времени.
В комнате по двум стенам разместились топчан и широкий диван. Посреди комнаты стоял прямоугольный раскладной стол, застеленный клеенкой, с простыми жесткими стульями, какие бывают в конторах. У другого окна напротив хозяйкиного угла пристроилось мягкое кресло, пара дивану, и такое же зачуханное. Еще возле Колькиного дивана примостился старинный буфет, а на этажерке с несколькими книгами украшением стоял телевизор "КВН" с линзой, заполненной водой.
– Если договоримся, спать будешь на топчане. Колька спит на диване.