Студент
Шрифт:
– Не могу понять, что басурману нужно. Спроси, чего он хочет-то, - взмолилась вахтерша.
– Deutscher?
– спросил я.
– Ja? Ja?
– обрадовался немец.
– Was wollen Sie?
– Ich suche eine Frau. Valia Kosova .
Я знал Коcову. Она училась на третьем курсе, на немецком отделении, и жила в нашем общежитии. C девочками из их комнаты у нас как-то сложились дружеские отношения, и они иногда приглашали нас с Сашей Виноградовым и Борей Ваткиным на чай.
Я попросил немца подождать, а сам пошел искать Косову. В ее комнате я нашел только одну из подруг, которая сказала, что Валя
Немец расстроился и хотел уйти, но я, пожалев иностранца, решил в Петергоф не ехать, а показать немцу город. Не знаю, что больше мной руководило, альтруизм, или эгоистическое желание воспользоваться случаем и попрактиковаться в разговорном языке.
Немец просиял. Мы познакомились.
– Kurt, - представился мой новый приятель. Я назвал себя.
Мы прошли почти весь Невский проспект, Курт, как я недавно, восторгался тем Петербургом, который я успел ему показать, а показал я ему и клодтовских коней, и Исаакиевский сбор, и статую Петра, и Дворцовую площадь, и не просто показал, а как заправский гид рассказал историю создания, описав при этом эпоху, в которую создавались шедевры.
Немецкий я еще знал недостаточно хорошо, но немец, как многие европейцы знал английский, и я, когда затруднялся выразить мысль на немецком, пользовался английским.
Когда мы проходили мимо Гостиного двора, Курт попросил зайти с ним в этот огромный магазин, чтобы присмотреть какие-нибудь сувениры для родственников и друзей.
В это время ко мне подошел ничем не примечательный молодой человек и попросил отойти с ним в сторонку. Я извинился перед Куртом, и пошел за молодым человеком. Он подвел меня к окну, где стояли еще двое: по виду, мой ровесник, и товарищ постарше. Тот что постарше, молча уставился на меня оловянным взглядом холодных глаз, изучая и, наверно, оценивая, что я за тип и куда меня отнести по его градации. Потом строго спросил:
– Тебе что нужно от иностранца? Фарцуешь?
И вдруг тот, который по виду был моим ровесником спросил:
– Слушай, это ты что-ли читал в Герценовке со сцены стихи?
– Переводы с английского? Я.
– Федор Алексеич, это свой. На ИнЯзе учится. Он так раздолбал англичан в стихах! Я, говорит, брожу по Лондону, а там сплошная нищета и кругом безрадостная жизнь.
– Это Уильям Блейк. Стихотворение "Лондон". Только это было написано в конце XVIII века.
– Да какая разница? Главное, нос утерли капиталистам.
– Так чего ты с иностранцем ходишь?
– повторил вопрос старший.
– Да он пришел к нам в общежитие, знакомую искал.
– Что за знакомая? Как фамилия?
– оживился старший товарищ.
– Да откуда ж я знаю? Это мне вахтерша сказала, что он какую-то девушку ищет. А я как раз выходил, собирался в Петергоф ехать, а он стоял у общежития и не знал, куда идти. В общежитие дорогу нашел, а обратно заблудился.
Я плел что-то несуразное и чувствовал себя полным идиотом. Я давно заметил, что, попадая в определенный круг людей, ты невольно принимаешь их культуру поведения, иначе тебя не поймут и, в лучшем случае, отвергнут как чужака, в худшем, могут и морду набить: "а ты не умничай". Так что с дураками очень быстро становишься сам дураком. Поэтому, как бы цинично это не звучало, я стараюсь, как говорят
А еще меня пугает всякое сборище людей, будь то футбольные фанаты или толпа на рок-концертах, впрочем, как и мирное собрание, объединенное какой-то общей идеей. Хотя мирной толпа не бывает, она всегда агрессивна.
– Так чего ты с ним ходишь?
– повторил старший.
– Да я хотел показать гостю героический город Ленинград, и потом, я же на ИнЯзе учусь, так что для меня это лишняя языковая практика. Я ему рассказываю, как народ отстоял город Ленина от фашистской оккупации.
– Я ж говорю, наш человек, - обрадовался мой ровесник
– Ладно, продолжай свою экскурсию, - разрешил старший.
– И вот еще что, узнай, к кому приходил твой иностранец.
Я молча пожал плечами, но не преминул заметить:
– Кстати, немец хоть и из ФРГ, но рабочий и социалист.
Рабочий-социалист смиренно ждал меня у стенки, куда придвинулся, чтобы не мешать движению многочисленных покупателей. Увидев меня целого и невредимого, Курт обрадовался, будто не чаял и увидеть меня, но заметив смущение на моем лице, сказал:
– Es ist ihre Sicherheitsdienst? Mach dir keine sorgen. Wir haben auch so ein .
Курт с моей помощью накупил деревянных крашеных ложек, матрешек, маленьких шкатулок, еще какой-то мелочи, потом объявил, что его на Невском проспекте в пивном баре недалеко от метро Маяковская ждут товарищи, и он должен там быть через сорок минут. Время приближалось к обеду, и я было хотел раскланяться с Куртом, но он ни в какую не захотел отпускать меня, уговорив пойти вместе в пивной бар, чтобы познакомить с другими немцами из их туристической группы.
В баре нас шумно встретили два толстых немца. Может быть, они были ненамного больше упитанного, но спортивного Курта, но их пивные животы придавали им тяжеловесную массивность. Я отметил их пунцовый цвет лиц и понял, что это не без основания, потому что стол, за которым они сидели, был заставлен пустыми и полными кружками пива.
Представляя меня, Курт с жаром расточал в мой адрес похвалы. Немцы кивали головами и приговаривали: "Gut, gut". Одного немца звали Пауль, другого Гельмут.
Они заказали пива и сосиски с капустой и зеленым горошком для Курта и для меня. Пить пиво я не любил, но пригубил, чтобы не обижать немцев, зато с удовольствием съел порцию сосисок и пару бутербродов с сыром.
В разговоре немцы все упирали на то, что они рабочие и "Wie ist es bei euch?.. Sozialisten ".
Я тоже улыбался, кивал головой и соглашался: "Gut, gut". Но не верил. Глаза немцев были пьяные и лукавые.
– Wie m"ogen sie Leningrad ?
– из вежливости спросил я немцев.
– Gut, gut, - закивали немцы.
Но неожиданно Гельмут сказал:
– Жаль только, что вы в блокаду уморили голодом целый миллион ни в чем не повинных людей.
– Мы уморили?
– возмутился я.
– Вам нужно было сдать город немецким войскам. Это спасло бы сотни тысяч ваших людей, а вы предпочли сражаться за бесполезный клочок земли, принеся в жертву мирных жителей.
– Ja, ja, - согласился Пауль.