Студент
Шрифт:
А зал не унимался, аплодировал, и кто-то даже выкрикивал: "Мо-ло-дец, мо-ло-дец".
На край сцены вышел Стив, поднял руку, успокаивая зал, и снова повторил, что сейчас Лондон совсем другой и нельзя связывать его с тем Лондоном, который описывал Уильям Блейк.
Я поспешил уйти, не дочитав переводы из Байрона и Шекспира. Сгорая от стыда, я дождался Стива, чтобы извиниться и объяснить... а что я мог объяснить? Стив натянуто улыбался, и смотрел на меня с легким презрением.
– Take off a crown, Steve , and do not judge. I repented , - сказал я смиренно.
– We say: "Guilty head is not cut "
Стив
По поводу этого инцидента куратор нашей группы, преподавательница английского, интеллигентная и воспитанная Екатерина Сергеевна Волкова, женщина в возрасте, которая работала с американскими концессионерами на Дальнем Востоке как переводчик ещё в середине двадцатых годов, сказала: "Как же вы, Володя, могли? Я была о вас более высокого мнения!". При этом она укоризненно покачала головой.
– Бес попутал, Екатерина Сергеевна, - только и мог в ответ вымолвить я.
Глава 8
Вечер в честь английской делегации. Знакомство с Леной, похожей на Милу. Лёгкая прогулка по Невскому. Кафе-мороженое. Инцидент. Я использую свою способность к гипнозу. Вынужденное объяснение с Леной. Демонстрация телекинеза. Лена растеряна.
Вечера танцев, которые устраивались время от времени по разным поводам, будь то праздник, приезд молодежных делегаций разных стран или окончание сессий, на этот раз состоялись в честь английской делегации.
Танцы меня никогда не занимали, и танцевал я плохо. В школе, уже в десятом классе, девочки учили нас на школьных вечерах танцевать вальс, танго, фокстрот, падеспань, падеграс и краковяк. Но эти танцы незаметно уходили из моды, и, разве что, только вальс все же еще охотно танцевали. Но здесь появлялась возможность попрактиковаться в языке, и я искал глазами какую-нибудь англичанку, с которой можно завязать несложный разговор о том, о сем.
Одна девушка чем-то неуловимо напомнила мне Милу, и я подошел к ней, когда зазвучал какой-то блюз. Мне нравились блюзы. Они навевают сентиментальное настроение, под них хорошо погрустить и вспомнить что-нибудь хорошее, например, школу и первое трепетное чувство, когда при виде нравящейся девочки с тобой начинает твориться что-то непонятное: душа замирает и хочется чем-то отличиться, чтобы она заметила тебя.
– Hello! May I have this dance? - попросил я.
– Yes, please, - ответила девушка.
Она улыбнулась, а ее подружки почему-то засмеялись. Я смутился, но мы присоединились к танцующим и стали двигаться в такт музыки.
– How do you like Leningrad? - спросил я
– Thank you, I love it , - ответила девушка.
– I'm Vladimir. And what"s your name?
– I'm Lena.
– Helen? Lena is a russian name , - удивился я.
– So, I'm russian .
– А чего мы тогда говорим по-английски?
– спросил я.
– Так ты первый начал, - засмеялась девушка.
– А я думал, что ты англичанка.
– Я учусь
– Я перевелся к вам из провинции, - объяснил я.
– А я коренная ленинградка, - просто сказала Лена.
Мы танцевали и следующий танец, но на большее меня не хватило, и я предложил Лене погулять по Невскому.
Лена чуть поколебалась, и мне показалось, что она как-то украдкой оглядела меня с головы до ног, но согласилась. Мы пошли в сторону Невского, разговаривая обо всем, что в голову приходило. Я вспомнил колхозный поселок, где мы собирали картошку, описывал красоты Карельского перешейка, потому что Лена на уборку картошки не ездила и на Карельском перешейке, как ни странно, не бывала. Она говорила о своем городе, в котором родилась, и тоже кроме Москвы и Сочи, куда их с мамой возил отец, нигде больше не была.
– А я море видел только в кино, да на открытках, - позавидовал я.
– Какие наши годы!
– улыбнулась Лена.
– И то верно, - согласился я.
Мы шли по Невскому, и я чувствовал себя с Леной хорошо, но в какой-то момент она вдруг сказала:
– Володя, ты не обижайся, но...
– она замялась и выдавила из себя: - Ты очень странно одеваешься.
Я молчал, и она стала объяснять:
– Такие длинные и широкие пиджаки сейчас не носят. В моде короткие, как бы квадратные пиджаки; брюки узкие, а туфли остроносые.
Я невольно посмотрел на закругленные носы своих ботинок.
Сама Лена выглядела модно: в клубе на ней было светлое платье с широкой юбкой колоколом ниже колена с широким черным поясом, туфли на полушпильке, черные шелковые перчатки, на голове маленькая черная шляпка, а в руках черная сумочка. На улицу Лена вышла в широком бежевом плаще с поясом.
– Рядом с англичанами ты смотрелся non comme il faut .
– Я учту, - пробурчал я и словно в оправдание добавил: - Как-то не думал об этом, не считал важным. Да и некогда мне было.
– Мороженое хочешь?
– без всякого перехода предложил я, потому что мы как раз стояли у кафе-мороженое.
– Хочу, - не отказалась Лена, наверно, чтобы как-то замять неловкость от своих слов в мой адрес, которую больше чувствовала она, чем я.
Мы оставили плащи в раздевалке и прошли мимо бара в небольшой зальчик столиков на десять. Народу в зале оказалось не много, и мы заняли свободный столик в углу. К нам подошла официантка, и мы заказали по два шарика мороженого: шоколадное, которое я любил, крем-брюле, которое попросила Лена, и бутылку ситро. Мы тихо болтали о студенческих делах, смеялись и чувствовали себя свободно и расковано.
Неожиданно от дальнего столика у окна к нам подошел модно одетый молодой человек и неожиданно сказал:
– Чувак, возьми свою чувиху, и чтоб через пять минут вас здесь не было.
Он повернулся и уже хотел вернуться к своему столику, где за ним следили три пары глаз еще одного парня и двух девушек.
Сначала я растерялся, но быстро оправился от легкого шока и окликнул парня:
– Можно вас на минуточку.
Во мне закипало зло.
– Что, непонятно говорю?
– вернулся к нашему столику парень. Но вдруг он обмяк, глаза его остекленели, на лице появилась непроизвольная улыбка, лицо стало расслабленным, и он уставился куда-то в угол мимо нас.