Студент
Шрифт:
– Вон из страны! Пусть катится в свой капиталистический рай!
– откликнулся зал.
С короткими репликами выступили студенты. Одна студентка сказала, что таким как Пастернак не может быть места в нашей литературе. Кто-то из студентов, выражая презрение, сказал, что писатель должен искать признание своего народа, а не чуждого нам по духу зарубежного. Нашелся смельчак, который вышел к трибуне и спросил:
– А кто читал "Доктора Живаго"? Поднимите руки.
Это был блокадник Дима Ковалев.
Зал притих, и только
– А как я могу судить о том, чего не знаю?
– сказал Дима.
В зале поднялся шум. Кто-то выкрикнул: "Правильно", кто-то "Долой!". Секретарь комитета комсомола встал и строго спросил выступающего:
– Так ты что, защищаешь антисоветчика, который предает наши великие идеалы, публикуя пасквили за границей?
– Вы кто? Назовите себя. Факультет, курс?
– потребовал парторг.
– Я тоже советский человек и, конечно, тоже осуждаю Пастернака за то, что он опубликовал свою книгу за границей, - то ли испугавшись своей смелости, то ли смягчая слова, которые приняли если не враждебно, то и без видимого сочувствия, сказал оробевший Дима.
– Но прочитать-то нужно.
Последние слова прозвучали неуверенно, и, как-то сразу ссутулившись, Дима сошел по ступенькам в зал. Среди гула голосов раздались жидкие хлопки.
– Молодой человек сказал, что не читал книгу, - в голосе парторга была откровенная ирония.
– Товарищ Шелепин тоже не читал этот пасквиль, так что же нам теперь не верить товарищу Шелепину? Или проигнорировать многочисленные письма трудящихся, которые приходят в средства массовой информации и в Центральный комитет нашей партии? Да, не читали, потому что нечего там читать, и мнение о поведении человека, которому наша Октябрьская революция не по душе, я думаю, будет единодушным.
В зале одобрительно зашумели, послышались аплодисменты, возникавшие как-то не дружно, в разных местах зала и так же быстро как возникали, прекращались, кто-то по-разбойничьи свистнул.
Тем не менее, президиум выразил наше "единодушное" мнение, которое закрепил на бумаге, и оно пошло куда-то наверх... В конце концов, все мы оставались советскими, и нам и в голову не приходило отказаться от завоеваний Октября...
– Не знаю, - ответил я на вопрос Вали, как мне книга?
– Революционно, но скучновато. Если честно, мне больше нравятся его стихи.
– Сталину тоже нравились, - заметил Боря.
– Это ты к чему?
– спросил Саша.
– Да к тому, что при Сталине его за эту книгу - в ГУЛАГ без права переписки.
– А что особенного в книге, что его нужно в ГУЛАГ? Не понимаю, чего все всполошились, - пожала плечами Валя.
– Я тоже не понимаю, почему ее нельзя было издавать у нас?
– поддержала подругу Нина.
–
– Ну и что в ней контрреволюционного-то?
– Да это как раз понятно, - заметил я.
– У Пастернака проходит мысль о том, что революции для многих - это не путь к счастью, а трагедия. И те, кто призывает народ к революции, часто не задумываются, к чему это приведет... Вот вам и контрреволюция.
– Умно, но слишком прямолинейно, - не согласился Саша.
– В книге поднимается много вопросов, и это скорее философская книга. Пастернак через биографию доктора Живаго затрагивает вопрос жизни и смерти, проблемы религии и вообще интеллигенции, ну и революции в том числе.
– Ну, а, в конце концов, по Пастернаку, человек - букашка, то есть личность никакой роли в истории не играет и все вынуждены принимать так, как оно идет. "Вот и вся идея", - сказал Боря.
– Ну, а зачем издавал книгу за границей-то?
– сказала Оля.
– Да потому и издал, что у нас его издавать запретили. А если бы издали, капиталистам было бы и крыть нечем. А теперь получается, что он сыграл на руку врагу, - сделала вывод Нина.
– Правильно. И теперь его склоняют и осуждают все, кому не лень, - заключила Валя.
– Если б только склоняли, а то предлагают вообще из страны выслать.
– А самое обидное, - сказал Саша, - что осуждают те, кто вообще не читал и не представляет, о чем на самом деле книга. Ну, смешно же: "Я не читал, но осуждаю". Как можно осуждать, если не знаешь, что?
– Саш, - сказал я.
– Осуждают не текст книги и не отношение Пастернака к революции. Многие действительно не читали роман и не знают, про что он. Осуждают то, что он издал роман за границей и этим, как сказала Нина, сыграл на руку капиталистам, а значит, предал свой народ.
– Ну да, - согласился Саша.
– А добила его Нобелевская премия, которую там поспешили дать. А он видно растерялся - не каждый день Нобелевские премии раздают. Вот и разозлил власть. А отсюда и все выводы.
– Я где-то читал, что Пастернак выдвигался на Нобелевскую премию несколько раз. Так что ему премия не просто так с неба на голову свалилась, - сказал Боря.
– Так речь-то идет о том, за что дали. А дали за роман "Доктор Живаго".
– Почему только за это?
– не согласился я.
– По-моему, он получил премию и за стихи тоже.
– Не знаю, как вам, а мне книга не понравилась. Второй бы раз читать не стала, - категорично заявила Нина.
– На то она и книга, чтобы кому-то нравиться, кому-то нет. У каждой книги свой читатель, - подвела итог Валентина.
– Ты, наверно, просто не созрела для такой книги, - усмехнулся Саша.
– Значит, все не созрели, если на нее всем миром навалились, - огрызнулась Нина.