Студент
Шрифт:
Застолье. Вальс со стулом. В электричке. Света. Крейсер "Аврора" и Сампсониевский мост. Шифоньер для Витька. "Все культурненько, все в тон".
День рождения Витька прошел благопристойно. Стол, можно сказать, ломился от еды, которая не отличалась разнообразием, но была обильна. Здесь подавались винегрет, котлеты с целой картошкой, соленые помидоры и огурцы, а также квашеная капуста. А еще рыба и жареные куры. Где все это готовила мать
На стол к этой вполне достойной закуске выставили две бутылки водки, большую бутыль прозрачного, -наверно, сахарного - самогона и для интеллигентности две бутылочки красного вина, не помню, то ли вермута, то ли портвейна.
Мы с Карюком, памятуя об опыте работы на ликероводочном заводе, больше налегали на закуску, чем на спиртное. Мужчины ни от водки, ни от самогона не отказывались, пили дружно и весело, но к концу застолья пьяным оказался только отец виновника торжества, Степан Лукич, Самогон его свалил, и когда Степан Лукич стал бессвязно бормотать что-то и пытаться лечь лицом в салат, его бережно под руки увели жена, Тамара Степановна и сын, Витёк, в маленькую комнату и уложили спать. Он вел себя смирно и не сопротивлялся.
Девушки, Вера и Алла, тоже пили водку, но меру знали. Вина же выпили только хозяйка, Тамара Степановна, и Света.
Пели песни: "Тополя", "Поцелуев мост" и "Я люблю тебя, жизнь", а потом все же затянули "Хазбулата молодого", у которого бедная сакля, и "Каким ты был, таким остался".
Витьку вдруг показалось, что у него открылся талант танцора, и он взял в руки стул и стал вальсировать с ним в узком пространстве комнаты. Делал это Витёк с упоением, и лицо его при этом оставалось неподвижно серьезным.
– А зачем со стулом-то?
– наклонился я к уху Ивана, с которым сидел рядом.
– Вон же девчонки сидят.
– А тогда никто не поймет, что он выступает с номером и подумают, что это просто обычный танец.
– Да, действительно, - дошло до меня.
Спали как в колхозе, вповалку на разложенных на полу тюфяках и матрасах, причем заснули все моментально и спали как убитые. Валентин за столом сидел угрюмый, все поглядывал на нас, наверно не верил, что мы как-нибудь не проговоримся насчет него и, не дождавшись конца застолья, ушел к поезду, сославшись на неотложные дела.
Рано утром мы поблагодарили хозяйку и тоже покинули гостеприимный дом. В электричке ехали кучно. Я, Иван и Николай сидели на одной скамейке, а напротив нас Вера, Алла и Света. Витёк пристроился на краю скамьи через проход, обратив лицо к нам, чтобы продлить время общения и не расставаться как можно дольше. Причем Вера сидела тоже на краю, ближе к своему Витьку. Когда подъезжали к Ленинграду, Витёк вдруг предложил:
– Ребят, может, в субботу еще поможете?
– А что делать?
– отозвался Иван.
– Да хочу шифоньер взять. Новую квартиру обставляю, да Вер?
Он посмотрел на Веру, ища одобрения.
Вера улыбнулась.
–
– посмотрел на меня Ванька.
– Да с удовольствием - согласился я.
– Сделаем, - подтвердил Николай.
Когда вышли на платформу и пошли к выходу, Света, которая мышкой сидела в вагоне и почти не участвовала в наших разговорах, как-то робко и, явно стесняясь, потянула меня за рукав, я немного отстал, и она, делано улыбаясь, с видимым безразличием сказала:
– Володя, может, как-нибудь встретимся? Погуляем или сходим куда?
Света мне понравилась, но в мои планы совершенно не входило встречаться с ней и куда-то ходить. Мне не хотелось встречаться и куда-то ходить с одной девушкой, а думать о другой. Я и с Леной познакомился, потому что она чем-то напоминала Милу.
– Не знаю, - сказал я и, сам не ожидая от себя, заюлил, напуская туману.
– Как выйдет со временем. Скоро сессия... Давай через Николая. Я ему, если что, скажу, и он тебе передаст.
– Ладно, - согласилась Света, и я видел, что она все поняла, потому что как-то заторопилась и, сухо попрощавшись, пошла в сторону метро...
В субботу за нами зашел Николай, и повез нас с Иваном Карюком к мебельному магазину куда-то в Петроградский район, для чего мы проехали по мосту Свободы, и я впервые увидел крейсер "Аврора" в его, так сказать, "живом" виде, который совсем недавно стал музеем. Ну, о крейсере я знал достаточно, и Николай удовлетворил мое любопытство относительно моста, рассказав, что мост до революции назывался Выборгским, затем Сампсониевским по названию собора, который находился неподалеку на Выборгской стороне, а в 1918 году стал мостом Свободы. Да что говорить, в Питере что ни дом, то памятник, поэтому нет нужды описывать все, что глянулось моему взору.
У мебельного магазина, который мы нашли не без труда, стоял Витёк и, видно, уже нервничал, потому что, увидев нас, бросился навстречу и обидчиво заговорил:
– А я уж думал, не придёте. А у меня машина стоит, ждет, и шофер, Сергей, тот, который у меня на даче был, вы знаете, ругается.
– Как это "не придёте". Мы ж договорились. Ты только не суетись. Все сделаем как надо, - заверил Николай.
Мы зашли в магазин, где Витёк уже облюбовал шифоньер и пошел оплачивать его стоимость. Темная полировка шифоньера отражала все как зеркало. Продавец, который оформлял покупку, сказал: "Поздравляю с покупкой. Хороший выбор!", Витек с гордостью стал объяснять, что он сам краснодеревщик и толк в этом знает, так что его не проведёшь.
Мы вчетвером взяли и легко погрузили шифоньер в кузов машины, причем, Витёк все переживал, что как-нибудь поцарапается полировка, и хотел сам лезть в кузов и ехать, не выпуская из вида своё приобретение, но мы ему напомнили, что дорогу к своему дому знает только он, и он неохотно полез в кабину.
У подъезда новой хрущёвки, дома на Малой Посадской мы выгрузили Витькин шифоньер. Витька расплатился с Сергеем; тот, довольный полученным четвертным, тоже похвалил шифоньер.
– Мы краснодеревщики, - самодовольно повторил Витёк, - и что к чему знаем.