Студент

Анишкин Валерий Георгиевич

Мы втащили шифоньер на третий этаж и поставили в комнате, куда указал Витёк. Однокомнатной квартире Витька как раз для полной обстановки не хватало только шифоньера.

– У меня вся мебель темной полировки, - стал показывать нам свою квартиру Витек.

Действительно, и стол, и сервант, и журнальный столик, у которого журавлем стоял торшер с двумя абажурами-фонариками, темной, почти черной, полировкой отражали люстру с хрустальными подвесками, которые при включенном электрическом свете переливались всеми цветами радуги.

– Все культурно, все в тон, - хвалился Витёк.
– Я вообще не признаю светлую мебель. Как краснодеревщик,

я знаю, что гораздо богаче смотрится мебель темной полировки.

– Да, ты умеешь жить, - позавидовал Николай.

– А что ж толку, если, например, человек собирается жениться, а сам голь перекатная. Теперь еще куплю пианино, я видел в "Мелодии" с темной полировкой.

"Обмывали" мы покупку за полированным столом, который Витёк застелил сначала картоном от упаковочной коробки, а сверху газетами.

– А то прольем что-нибудь на полировку, - объяснил Витек.
– Если не пятно, то матовость останется.

– Конечно, Витек, - согласился Николай.
– Не дай Бог!

Глава 17

Плавучий ресторан. Паэлья, бигос и сувлаки. "Низкое" искусство. Ив Монтан и Вертинский. Блатные песни. Поет Саша Виноградов. ЧП в общежитии. Злополучный изолятор.

Ваньке Карюку родители прислали из Омска деньги, у нас с Борей Ваткиным какие-то деньги тоже оставались, и мы пошли в плавучий ресторан, где Саша Виноградов с недавнего времени пел с оркестром. В ресторан Саша пристроился после Мариинки, где мы тогда проработали всего месяца два, и нас попросили, когда начали сокращать штат.

Ресторан представлял собой корабль, который переоборудовали в ресторан на воде. Корабль с мачтами чем-то походил на пиратский, не хватало только "Веселого Роджера" на мачте, и стоял у Мытнинской набережной недалеко от Биржевого моста.

Мы поднялись по трапу на корабль-ресторан и попали в зал с баром и подиумом, где, наверно, и располагался джазовый оркестр. Мы заняли свободный столик у панорамного окна, из которого открывался вид на Эрмитаж и купол Исаакиевского собора, долго по очереди изучали меню, дивясь замысловатым названиям блюд вроде паэльи , бигоса , ризотто или сувлаки , и взяли бутылку портвейна, по две порции сосисок с картошкой, да по салату из свежей капусты. Благо, хлеб заказывать не пришлось - на столе его лежало довольно.

За столом заговорили о том, не зазорно ли вообще петь в ресторанах и, что ни один уважающий себя певец в ресторан петь не пойдет, тем более, если это певец оперный.

– Ну, почему?
– не согласился Боря.
– Это, если ресторанное пение становится профессией, то может быть. Но лично я ничего зазорного и в этом не вижу. Жизнь складывается по-разному.

– Это верно, - поддержал я Борю.
– Говорят, высокое искусство нынче оплачивается низко. Так что, кто-то идет певчим в церковь, а кто-то - петь в кабак. Вертинский же пел в ресторанах: и в Париже, и в Москве. А музыкальные критики считают это как раз расцветом его творчества.

– Я думаю, что для певца любой опыт выступления перед публикой пригодится ему в будущем, - согласился Боря.
– Вот я удивляюсь, как Сашка выходит и поет перед публикой. Я бы не знал, куда деться, не то чтобы что-то еще говорить, а, тем более, петь.

– А что, страх перед публикой это такая штука, что не всякий может преодолеть.
–

сказал Иван - Я читал, что Ив Монтан в юности отличался застенчивостью и для того, чтобы преодолеть свой страх, специально ездил в поездах метро, где проделывал одно и то же. Он, когда всё в вагоне успокаивалось, внезапно с шумом открывал разделительные двери, к нему сразу поворачивались пассажиры и смотрели на него, а Ив Монтан старался выдерживать их взгляды.

– Это из его книги "Солнцем полна голова".
– подтвердил Боря Ваткин.

– Но я не об этом, - продолжал Иван.
– Я вообще о песнях, которые поют в ресторанах. Все эти "Мурки", "Постой паровоз", "Гоп со смыком" - блатные песни, то есть, никакое не искусство.

– Никакое, значит низкое, - сказал Боря.
– А "Бродяга", который Байкал переехал, а "Шаланды, полные кефали..."?

– "Шаланды" - это не блатная, это подражание одесским, и написал ее, кажется Никита Богословский для фильма "Два бойца", а потом народ запел ее как блатную, - вытащил я из памяти, то, что где-то прочитал.
– Кстати, песенка "Бублички" тоже известна как блатная, хотя она не блатная.

– Так ведь эти песни пел и поет Утесов. У него и "Шаланды", и даже, говорят, сам Сталин однажды попросил его спеть "С одесского кичмана", - поддержал Боря Ваткин.

– Шаланды пел и Марк Бернес.

– Пока его в газетах не раздолбали за пошлость в музыке, - усмехнулся Иван.
– Да еще обвинили за пропаганду пошлого ресторанного пения.

– Да там не всё правда, - возразил я.
– Его упрекали и в отсутствии голоса. А Бернеса любили не за хороший голос, а за искренность, которую не купишь. Про него говорили, что он "шептун у микрофона", а он и сам никогда не говорил, что споет песню, он говорил "я расскажу песню" ... Лично мне нравится любое искусство, если оно затрагивает душу; да и вообще привлекает всегда всё, что по-настоящему талантливо. Я помню, как однажды я полчаса не мог оторваться и смотрел на сапожника, который мастерски вколачивал молотком маленькие гвоздики, такие, что, казалось, пальцами не возьмешь, а он как-то ловко, играючи и с удовольствием делал это, то есть, от души ...

Ресторан постепенно заполнялся, и вскоре ни одного свободного места не осталось.

– Хорошо, что пришли пораньше, а то бы в ресторан не попали, - сказал Иван.

– А у нас как новый лабух петь стал, зал всегда полный. Поет обалденно! Щас услышите, - подслушав наш разговор, просветил нас официант, который принес вино и салаты.

– Поняли?
– весело подмигнул Боря.
– Это про Сашку.

На подиум стали выходить музыканты. Их оказалось пятеро: пианист, саксофонист, контрабасист, скрипач и ударник. "Странный состав для джаза", - подумал я.
– Скрипка как-то не вязалась с моим представлением о джазе. Впрочем, я не большой знаток этого.

– "От саксофона до ножа один шаг", - вздохнул Боря.

– Ты чего мелешь?
– удивленно повернулся к нему Иван.

– Да это не я. Это я вспомнил плакат, который висит в комитете комсомола.

Музыканты заняли свои места, попробовали инструменты и заиграли танго "Серебряные гитары". На свободное место в центре зала вышли одна за другой две пары и стали танцевать. Потом оркестр играл что-то из репертуара оркестра Глена Миллера, кажется, "В настроении" или еще что-то. Наконец появился Саша Виноградов. Мы захлопали ему, кто-то поддержал нас редкими хлопками, а Саша показал нам из-за спины кулак.