Судьба, судьбою, о судьбе…

Бреверн Лилиана Иоганес-Эдуардовна

Боже! На дворе двухтысячный год, какая-никакая, но демократия. Да и все мы уже лет десять, как говорим по телефону обо всем, о чем заблагорассудится, а тут такая конспирация!

Что случилось? О чем ей надо поговорить со мной? А может, ему? Тогда почему звонит она? «Ты что-то хочешь спросить у меня, чего не можешь спросить у Вовы? — поинтересовалась я у невестки. — Но я ведь ничего нового не скажу. Потом, я не предатель по натуре!»

В каком году был этот разговор? Похоже, в девяносто девятом… потому что в девяносто восьмом я ездила с докладом в Италию, а в девяносто девятом в Испанию. И по возвращении из Испании, где-то в июне, неожиданно встретила на остановке трамвая ее и брата. И, естественно, поздоровалась с обоими, но мне ответил только брат. Жена его стояла, крепко сомкнув губы, и не раскрыла рта, даже когда я выходила из

трамвая у рынка. «Ну, пока, будь здоров!» — сказала я брату. В ответ по его лицу поплыла плаксивая извиняющаяся улыбка. Но он и тут не обмолвился о том, что общается с Жоржем. Я же его пожалела (про себя, конечно): совсем плох. Но только теперь, кажется, поняла его извиняющуюся улыбку и то, о чем его жена, а скорее, они оба, хотели со мной поговорить, а вернее, договориться.

В шесть вечера я открыла дверь мужу.

— Ну ты даешь, — сказал он мне с порога. — Больше сорока тебе никто…

— Не шути, ради бога! Мне, честное слово, не до шуток.

— Ну, сорока пяти, от силы пятидесяти… Проверим на объявившемся родственнике. И как это у тебя получается?

Он переоделся, поел, и мы стали ждать гостя.

— Если он придет ровно в семь, то это точно твой родственник, — продолжал муж, подшучивая надо мной, намекая на мою пунктуальность и отвлекая от тревожащих меня мыслей.

— Знаешь, — сказала я, — поддерживать то, что отец был репрессирован, я не буду. Ты знаешь, я врать не умею, и учиться на старости лет этой науке не собираюсь. И что случилось, то случилось. Могло случиться и худшее, и нас никого не было бы в живых. И это более серьезное оправдание тому, что случилось. Потом, если завязывать отношения с объявившимся родственником, то они должны быть честными или никакими. Ты знаешь, что этим принципом я руководствуюсь всю жизнь. Во лжи человек вязнет, как в трясине, а правда все равно всплывает на поверхность.

— И что же, ты так все это прямо и выложишь Жоржу?

— Да нет, сначала посмотрим на него, что он из себя представляет. Послушаем, что он расскажет о себе, о своей работе в России, что захочет узнать о нас, нашей работе, нашей сегодняшней жизни. Может, вообще на беспокоящую меня тему и разговор не возникнет, хотя вряд ли. Если, конечно, он близкий родственник, то сходство по мужской линии с отцом должно быть обязательно. Он даже сказал мне, что Владимир очень похож на его дядю Николая.

— А ведь уже семь, — сказал муж, взглянув на часы.

Я встала, подошла к окну и с высоты своего тринадцатого этажа стала смотреть на лежащую внизу заснеженную Москву. Был канун старого Нового года. Шел снег. Мела поземка. К соседнему корпусу подъехала машина. Какой-то мужчина в красной куртке вылез из нее и быстро пошел к нашему подъезду.

— Уже десять минут восьмого, а его все нет! — сказал муж.

— Сейчас явится, — сказала я почти уверенно. И вскоре услышала шаги за дверью. Потом вытирание ног о коврик и короткий осторожный звонок. Распахнув дверь, я какое-то время, не двигаясь с места и ничего не говоря, сверлила глазами пришельца, держа его у двери, чем явно смутила гостя. Потом широким жестом пригласила войти.

— Прошу вас.

— Спасибо, — ответил он, делая шаг вперед.

— Проходите, раздевайтесь и знакомьтесь: мой муж — Юрий.

— Очень приятно!

— Мне тоже, — ответил муж.

— Так, где нам лучше устроиться… в моем кабинете? Или…

— Простите, — сказал гость, — я только возьму из портфеля кое-какие бумаги, которые я привез вам, Лилиана.

Увидев пачку бумаг и, похоже, фотографий, я сказала:

— Пожалуй, лучше сесть в столовой за большой стол, чтобы всем было видно. Берите стул и располагайтесь.

— Извините меня, Лилиана, — гость произнес мое имя так неуверенно, словно все еще сомневался, что оно принадлежит именно мне и что он попал туда, куда шел. — Я искренне потрясен: вы прекрасно выглядите. Ведь, когда вы открыли мне дверь, я был почти уверен, что ошибся адресом, поскольку ваш возраст мне был известен из Интернета.

— Спасибо, — сказала я, — это приятно слышать. — Но тут же подумала: «Естественно, ждал, что увидит старушку, а увидел подтянутую женщину в брючном костюме и на высоких каблуках». — Можете класть прямо на стол, — подбадривала я его.

И на столе появились ксерокопии листов из «Genealogisches Handbuch der baltischen Ritterschaften» [6] , «Genealogisches Handbuch der estlandischen Ritterschaften» [7] ,

потом «Genealogisches Handbuch des Adels» [8] , из которых с очевидностью и хронологической последовательностью явствовало (в чем я убедилась, быстро перелистав несколько страниц), что в Прибалтике на берегах Финского залива, сначала в Лифляндии [9] , а чуть позже в Эстляндии [10] , задолго до шведского владычества появились потомки некоего Иоганна Бревера родом из Верхней Силезии, у которого от брака с Барбарой Меллин родился сын Иоганнес, потом у Иоганнеса от брака с Магдаленой Хаппах родился сын Иоганн, а у Иоганна в 1616 году еще один Иоганнес Бревер, который поселился в Риге на всю оставшуюся жизнь, где произвел на свет десятерых детей, среди которых в 1663 году (от второго брака с Софией Дюнтен) родился сын Герман, которого шведский король Карл XI возвел 5 октября 1694 года в дворянское достоинство под фамилией фон Бреверн, добавив в конце фамилии букву «н».

6

Книга генеалогии балтийского рыцарства (нем.).

7

Книга генеалогии эстляндского рыцарства (нем.).

8

Книга аристократических дворянских родов (нем.).

9

Латвия.

10

Эстония.

— Вот так, Лилиана, мы, Бреверны, обретя приставку фон и букву «н» в конце фамилии, стали шведскими дворянами, что было вписано в Матрикул лифляндский в 1742 году и в Матрикул эстляндский в 1745 году. Да, а с присоединением Лифляндии к России, что, как известно, произошло в 1721 году, — и русскими дворянами. И сегодня дворянскому роду Бревернов в России уже без малого 300 лет.

— Да, да, Жорж, первый фон Бреверн Герман мне известен. О нем мне в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в день моего сорокалетия рассказал известный журналист Юрий Федосюк, много писавший о происхождении фамилий. Он преподнес мне бумагу о Бре-вернах, в которой грамотно, основываясь на энциклопедии Брокгауза и Ефрона и других документах, рассказал мне, как поется в песне: «Кто я родом и откуда я». И там же написал, что в начале своего пути Герман фон Бреверн был вице-президентом рижского Гофгерихта [11] . Однако позже, пользуясь большим доверием Петра Великого, был назначен им вице-президентом российской Юстиц-Коллегии [12] сразу же после ее образования, а потом и статским советником. Он владел землями Вайнсель и Кегелн в Лифляндии. Умер в Санкт-Петербурге в 1721 году.

11

Верховный суд.

12

Министерства юстиции.

Быстро заглянув вперед, я тут же заметила Жоржу, что и дальше на листках ксерокопии я вижу знакомые имена и лица. И среди прочих — президента Российской академии наук Карла Германовича фон Бреверна, с которым мне довелось «свести знакомство» где-то в году семидесятом (теперь уже ушедшего XX века) в Этнографическом музее Ленинграда.

— Случай анекдотический, ей-богу, Жорж! — сказала я.

— Да, действительно, — поддержал меня муж, — расскажи!

— Подожди, чуть позже. Так вот, Карл Германович служил по дипломатической части. Но… с тысяча семьсот сорокового года, как написал мне Юрий Федосюк, стал президентом Российской академии наук, что подтвердил мне Виктор Сергеевич Вавилов (сын президента — с тысяча девятьсот сорок пятого года — Академии наук СССР Сергея Ивановича Вавилова, на даче которого в Мозжинке мы с мужем прожили несколько лет).