Судьба Убийцы
Шрифт:
– Приятного путешествия, капитан Трелл. Спокойных морей и попутного ветра.
– Сомневаюсь, что нам повезет в это время года, учитывая, что мы направляемся на юго-восток, но спасибо за пожелание. Будь любезен, передай мое почтение королеве Этте. Я хочу вновь поблагодарить ее за все, что она сделала, чтобы снарядить нас в это путешествие и возместить ущерб нашим торговым партнерам.
– Я прослежу, чтобы она узнала о вашей признательности.
Я видел, что Соркор не хотел уходить. На лице Кеннитсона отразилось недоверие вперемешку с негодованием. Бойо поднял его моряцкий мешок.
– Где
– В руках Треллвестрита твой мешок. Я сам его собрал, там есть все, что тебе может понадобиться, – Соркор медленно отвернулся и направился к борту корабля, где его ждала шлюпка, на которой они прибыли. Над поручнем показалась Барла. Соркор покачал головой и знаком велел вернуться в лодку. Она подчинилась с озадаченным видом. Соркор оседлал фальшборт рядом с веревочным трапом.
– Почитай память отца. Стань мужчиной.
Кеннитсон уставился ему вслед, его щеки вспыхнули.
– Я уже мужчина! – выкрикнул он в спину Соркору.
– Бойо, брось мешок, – спокойно сказал Брэшен, и как только сын подчинился, он повернулся к принцу пиратов: – Справишься со своими пожитками, матрос? Я могу попросить принца Фитца Чивэла помочь тебе, если надо.
Его голос не выражал никаких эмоций. Это был тон капитана, который просто проверял нового подчиненного.
Я наблюдал за развернувшейся сценой, опираясь на фальшборт неподалеку, как за кукольным представлением. После слов Трелла я выпрямился и поспешно подошел, чтобы помочь Кеннитсону с пожитками. Меня немного удивила просьба капитана, ведь мешок был не так велик, чтобы представлять непосильную ношу. Однако я дал слово помогать на корабле и намеревался его сдержать.
– Прочь с дороги! Я сам! – заявил Кеннитсон. Капитан Трелл чуть заметно кивнул, и я отошел в сторону. Кеннитсон мог с легкостью справиться с мешком, но вместо того он повел себя, как насупленный испорченный мальчишка, вложив в это все силы. Я напомнил себе, что он – не моя забота, и отправился в каюту Янтарь, где обнаружил сидящего на нижней койке Шута с раскрытым дневником Пчелки на скрещенных коленях.
– А я все думал, не изменил ли ты своего решения и не отправился ли с остальными в Делипай.
– Осматривать достопримечательности? – спросил он и указал на свои изуродованные глаза.
Я присел рядом с ним, пригнув голову, чтобы не удариться о верхнюю койку.
– Я надеялся, что к тебе понемногу возвращается зрение. Ты ведь смотришь на книгу.
– Я трогаю книгу, Фитц, – он вздохнул и протянул ее мне.
Я забеспокоился: это был ее личный дневник, а не книга сновидений. Он был открыт на странице, которую я ему не читал. Неужели он догадался? Я бережно закрыл дневник, аккуратно завернул в рубашку, которую обычно для этого использовал, и убрал обратно в свой поношенный рюкзак. Я боялся, что Шут может случайно найти серебро, но вслух сказал лишь:
– Мы должны быть осторожнее с моим мешком, там огненный кирпич Рейна, который всегда нужно держать вертикально.
Я осторожно положил рюкзак под койку и сказал:
– Кеннитсон прибыл на борт. Мы отплываем с отливом.
– Лант, Пер и Спарк уже вернулись?
– Они не опоздают. Лант должен был отправить вести
– Что ж, сегодня мы наконец продолжим свое путешествие, – он прерывисто выдохнул. – Нам все еще предстоит долгий путь, и каждый проходящий миг она остается в их власти. В любой момент она может умереть.
Меня охватила паника, однако я подавил ее. Скрепив сердце и отбросив надежду, я попытался привести свои доводы:
– Шут, кроме того, что ты веришь, кроме того, что тебе снилось... Если я представлю, что эта миссия затеяна ради расправы, а не ради спасения, то не потеряю контроль над собой. А больше у меня ничего не осталось.
На его лице отобразилась тревога.
– Но, Фитц, она жива. Сны убеждают меня в этом. Если бы я только мог их тебе показать!
– Так тебе снились другие сны, в которых Пчелка жива? – неохотно спросил я. Сколько еще его чаяний я был способен вынести?
– Да, – ответил он и наклонил голову, – хотя, наверное, лишь я способен трактовать их таким образом. Дело скорее не в образах, а в ощущении от сна, которое вселяет в меня уверенность в том, что они имеют отношение к Пчелке.
Он замолк и задумался.
– Может, я смогу показать тебе свои сны? Если ты коснешься меня не ради лечения, а только чтобы их увидеть?
– Нет, – я попытался смягчить свой отказ: – Шут, когда мы входим в контакт, то от моих намерений ничего не зависит. Происходит нечто, что я ощущаю как неизбежность. Как будто нас смывает течением реки.
– Как река Скилла, о которой ты говорил, как течение магии?
– Нет, это другое.
– Тогда что это?
Я вздохнул.
– Как объяснить то, что я сам не понимаю?
– Гм. Когда я говорю нечто подобное, ты на меня злишься.
Я вернулся к теме разговора.
– Ты сказал, что тебе снились другие сны про Пчелку.
– Да.
Короткий ответ и нераскрытый секрет. Я надавил:
– Что за сны, Шут? Где она тебе снится, что она делает?
– Ты же знаешь, что мои сны – это не окна в ее жизнь, а скорее знаки и намеки. Как сон о свечах, – он наклонил голову. – Помнишь, как Пчелка его написала? Скажу тебе кое-что: это старинный сон, который снился часто и многим. Он мог означать что угодно, но, думаю, воплотился он в нас. Пчелке он снился гораздо яснее, чем мне приходилось слышать, в нем о нас говорилось как о Волке и Шуте.
– Как разным людям может сниться один и тот же сон? – я отмел его странные слова. Мой голос невольно упал до предостерегающего волчьего рычания. Его слепые глаза слегка расширились.
– Просто снятся. Таким мерилом Служители пользуются, чтобы оценить вероятность того, что что-то случится на самом деле. Это распространенный сон среди тех, в ком течет кровь Белых. Каждый немного отличается, но все они считаются одним и тем же видением. Мне снилась развилка на дороге. Четыре свечи расставлены в одном направлении вдоль тропы, в конце которой небольшой каменный домик без окон с низкой дверью. Это место, где покоятся мертвые. Другой путь освещают три свечи, в конце него полыхает пламя и кричат люди, – он слегка вздохнул. – Я стою, глядя на тропу. Потом из темноты прилетает пчела и кружит у меня над головой.