Судьба Убийцы
Шрифт:
– Поступай, как хочешь!
– набросилась она на него.
– Иди, пресмыкайся перед новым другом Коултри. Этому отвратительному существу не стоило позволять оставаться в живых. Я думаю, мне придется сделать все, что следует, одной. Симфи мертва. Ты об этом подумал? Подумал, что это будет значить для людей из Клерреса? Первый прилив уже прошел. Нижние залы полны охотников за богатством, некоторые из них ждут Симфи. И за морем ждет толпа для дневной переправы. Когда сегодня начнется второй прилив, мы должны будем отказать им всем. Те, кто вошли этим утром, должны уйти. Никто не должен входить, пока мы во всем не разберемся. Как они это воспримут, как ты думаешь? Мне нужно отправить
– Смерть Симфи должна быть объявлена с должными почестями и церемониями. Народ Клерреса должен увидеть, как ее почитают. Ее тело должно быть приведено в порядок, чтобы она выглядела достойно. Не нужно сообщать, что она была убита. Плохо уже то, что так много человек видели ее тело. Стражник, который закричал и донес об этом Коултри… С ним должно быть покончено. И то, что Коултри болтал перед заключенными, означает, что с ними тоже нужно покончить. Смерть Симфи должна быть представлена, как несчастный случай. Ужасная случайность.
– А Двалия?
– тяжело спросил Феллоуди.
Она бросила на него пренебрежительный взгляд.
– Сорок плетей? Ты знаешь кого-нибудь, кто выжил после сорока плетей? Ты ожидал, что она выживет? Я нет. Она умерла от своего законного наказания. Хорошее искупление.
– Что мы скажем о Винделиаре?
– А зачем о нем что-то говорить? Мало кого будет волновать, если он тоже умрет, - рассудительно произнесла она.
– А кто заменит Симфи?
– спросил он низким голосом.
Она презрительно фыркнула.
– Заменять ее? Зачем? Что такого важного она делала, что я не смогу сделать лучше?
– она замолчала на некоторое время, размышляя о чем-то. Затем взглянула на Феллоуди.
– Нам нужно разделить наши первоочередные задачи. Я знаю, что ты желаешь говорить с Винделиаром. Если ты возьмешь это на себя, то я прослежу за оправкой сообщений птицами и выполнением приказа закрыть ворота.
Он быстро справился с удивлением.
– Если хочешь, я займусь этим.
– Да, будь добр.
Феллоуди поднялся, несколько раз ей кивнул, а затем почти выбежал из комнаты. Даже я могла сказать, что она дала самое желанное поручение.
Сразу, как только за ним закрылась дверь, она встала.
– Стража. Верните ее в камеру. У нас много работы.
Один из стражников хрипло спросил:
– Следует ли мне привести Коултри и вернуть Феллоуди ради его ключа?
Она пожала плечами, отмахиваясь от вопроса. Она почти улыбнулась.
– Уверена, с этого момента Замка Двух будет достаточно.
Глава тридцатая. Заслон и черное знамя.
Большущие весы, как у менялы в Дубах-на-Воде. На одну чашу садится пчела, и чаша опускается до самого низа. Очень древняя старуха с бесстрастным лицом вопрошает: «Сколько стоит эта жизнь? Кто даст за нее справедливую цену?»
Синий олень, выставив рога, врывается на рыночную площадь, прыгает и приземляется на другую чашу весов. Обе чаши тогда приходят в равновесие.
Очень древняя старуха кивает и улыбается. У нее красные заостренные зубы.
Из дневника сновидений Пчелки Видящей.
Никогда
– Побыстрее, – сказал я своим спутникам, хотя подгонять их не было нужды. – Перешеек, ведущий в крепость, открывается во время предельного отлива. Нам нужно успеть туда, продать огненный кирпич и купить пропуска.
Друг за другом они поспешили за мной на пристань. Спарк сегодня была богато разодетой леди Спаркл, которая цветисто выражалась, когда ее ажурная юбка цеплялась за ракушечные наросты. Лант предстал щеголем в своем элегантном камзоле, кружевной рубахе и шляпе с плюмажем. Моя зеленая рубаха и синий плащ мне совсем не нравились, но я надеялся, что в таком виде сойду за довольно состоятельного чужеземца. Перу единственному было удобнее всех в своей поношенной старой одежде. На его бедре висел нож, но не настолько длинный, чтобы притягивать взгляды.
Брэшен и Альтия отправились с нами. В пути мы не разговаривали, под конец Альтия сказала только:
– Удачи.
– Спасибо, – ответил я.
Брэшен кивнул, и они направились прочь от нас. Я смотрел, как они свернули и двинулись к складам, выходившим на пристань – очевидно, чтобы посмотреть, какие товары там выгружают. Они шли бок-о-бок, вместе, но все же порознь. Слаженно, словно лошади, долго бегавшие в одной упряжке. Будь это мы с Молли, я бы держал ее под руку, она смотрела бы на меня, мы болтали и смеялись бы по дороге. Вот они свернули за угол и исчезли из виду. Я вздохнул в надежде, что не навлеку еще большего несчастья ни на них, ни на корабль.
Потом я повернулся к своей маленькой команде.
– Готовы?
Все кивнули. Я взглянул на гребцов внизу, в шлюпке. Они были веселы настолько, насколько это возможно для матросов, которые всю ночь пили, а на рассвете, по возвращении на корабль, получили головомойку и снова были вынуждены грести к пристани.
– Вы будете здесь, когда мы вернемся? – спросил я их. – Возможно, придется подождать.
Одна из боевых матросов Этты поднялась на пристань с нами и проверяла надежность моих узлов. Она выпрямилась и, пожав плечами, сказала:
– Любой матрос знает, что такое ожидание. Мы будем здесь, – она одарила меня ухмылкой. – Симпатичные одежки, принц Фитц Чивэл. Удачи вам. Не хотела бы я увидеть их заляпанными кровью.
– Я тоже, – тихо ответил я.
Ее ухмылка стала шире:
– Уделайте их там в дым, кэп. И верните девчушку.
Это пожелание, даром что от постороннего человека, необъяснимым образом подняло мне настроение. Я кивнул в ответ, и наша скромная компания двинулась вдоль набережной.
– Сначала мы найдем Янтарь? – спросил меня Лант.
Я покачал головой:
– Только время потратим зря. У нее плащ-бабочка, если она захочет спрятаться, ее не увидеть. И уж наверняка она не увидит нас.
Спарк нахмурилась и взяла меня под руку, как и положено дочери:
– Это почему же?
– Потому что она слепая.
– А вот и нет. Близорукая – это да. Но больше не слепая. Я вам уже говорила.
– Что? Когда?
– Ее зрение вернулось. Медленно и до сих пор не полностью. Но когда живешь с кем-то в одной комнате, такое трудно не заметить.