Судебный дознаватель фараона
Шрифт:
И тут же, устыдившись своих мыслей, густо покраснел. Как он может видеть девушку лишь объектом чужого желания. Ведь она такой же человек, как и он. У нее есть не только тело, у нее есть Ба, и Ка, и Рен, и часть божественной сущности Ах. Она личность, а не чья-то возможность устроить свою судьбу получше.
Писец повернулся к ней и, поклонившись, счел долгом представиться:
— Меня зовут Гормери. Я помощник писца храмового кебнета Ахетатона. Вы можете мне сказать, кто вы?
Она уже поняла, что пришел час освобождения, поднялась с низкого стульчика, распрямилась, вскинула подбородок… И Гормери задохнулся от восхищения.
— Я Неферет, дочь царского ювелира Хепу, — она покосилась на оцепеневшего от страха Мерире, и продолжила, — Три декады назад меня похитил внук начальника городских закромов Рамосе и привез в это поместье.
Она уперлась взглядом в старика. Глаза ее наполнились чувством, а улыбка стала шире:
— Это гостеприимный дом. Я не испытала тут ни нужны, ни страданий.
Мерире заметно приободрился. Но тут сквозь них протиснулся Анхатон, о котором Гормери совсем забыл, оставив его чесать макушку в гостевой комнате. Он подошел к Неферет, и оглядел ее придирчиво снизу верх. Столичному дознавателю стоило немалых усилий не кинуться к ней на помощь. Хотелось отшвырнуть наглого мужика, который вот так без всякого почтения пялился на совершенство.
— Рамосе склонил тебя к близости? — карлик облизал губы.
— Анхатон! — Гормери сжал кулаки.
Мерире застонал. А девушка моргнула и спокойно ответила:
— Рамосе лишь просил выйти за него замуж. Довольно навязчиво, и это было неприятно. Но никаких действий он не допускал. Говорил, что я должна сама возжелать. Разве это не забавно? Что в сердце у таких мужчин?
Она попала в точку. Гормери не мог с ней не согласиться. Любовь — это нить, натянутая меж двух сердец. И натягивает ее бог Атон. А не какой-то самонадеянный дурак, который полагает, что завоевать девицу довольно просто. Достаточно запереть ее в комнате, лишив возможности общаться с родными.
— И где же ваш сладострастный сынок, а Мерире? — Анхатон повернулся к хозяину дома.
Тот снова затрясся так, что парик на его голове замотался из стороны в сторону.
— Отъехал, — донеслось до них, — По неотложному поручению. Вернее, с инспекцией в поля… Вы же понимаете, я уже не в силах путешествовать.
«Да ты вообще зря занимаешь эту должность», — в сердцах подумал Гормери, но отчитывать старика или язвить на счет его возраста в присутствии Неферет ему не хотелось. Как раз наоборот, он изо всех сил старался произвести на нее самое приятное впечатление. А потому улыбался и благожелательно смотрел на всех, даже на мерзкого старикашку. А еще страшно сожалел, что оделся так просто. Ведь на его голове даже парика не было. Не говоря уж, что из всех украшений на шее висел лишь прокусанный крокодилом медальон. От чего-то припомнилось, как матушка собирала для неизвестной ей дочки ювелира трогательные подарки и запоздало устыдился своей строптивости. Теперь он с удовольствием подарит ей все, что только сможет. А не жалких нефритовых павианов.
Он решил, что непременно сегодня же зайдет в лучшую ювелирную лавку и приобретет для нее что-то совершенно необыкновенное. Или может быть стоит отыскать в лавке папирусов старинное стихотворение, красиво
— Эй, парень, ты на работе, а не на свидании!
Он вздрогнул и, сдвинув брови, глянул вниз, на карлика, который отпустил замечание тихо, почти шепотом, но при этом совершенно неуважительно шлепнул его пониже спины. Ну, до чего же возмутительный тип!
Но Неферет, к его облегчению, не заметила конфуза. Она вообще ни на кого не обращала внимания. Получив свободу, она принялась упаковывать кисти и краски. Еще и сыпала вопросами.
— Здоров ли отец? Все ли порядке дома? Не заболели ли ее младшие братишки? Не наказали ли за недосмотр ее служанку? Ведь на ни в чем не виновата! В самом деле, ни в чем!
Неожиданно она замерла, словно вспомнив о чем-то важном, растерялась.
— Какой сейчас день?
Атон! — мысленно простонал Гормери и сурово глянул на Мерире, который съежился еще больше. Так ему и надо прыщу! Держать девушку в комнате, не пускать даже в сад погулять. Так, что она потеряла счет дням! Может зря он решил выполнить данное ему обещание о прощении. За такое злодеяние следует наказать, да публично. Чтобы другим неповадно было. Старый чиновник тут же уловил его настроение, принялся кланяться и подобострастно лепетать:
— Прости меня госпожа Неферет, я сознаю свою вину. В моем доме совершили с тобой непростительное злодейство. Но я искуплю свою вину. Я отпишу тебе лучшее из своих загородных поместий в вечное пользование. Немедленно прикажу отправить заявление в кебнет города.
— Справедливое решение, — одобрил Анхатон и, ухмыльнувшись, добавил, — Скажите какое, и я пошлю своих людей проинспектировать ценность подарка. А то мало ли, может последние лет пять поместье это и не лучшее вовсе.
— Как можно! — горячо возразил Мерире, из чего все тут же поняли, что старый прощелыга надеялся подарить девице не самое доходное из своих хозяйств.
— А еще я заберу кисти и краски, — тихо, но уверенно заявила Неферет. И Гормери тут же понял, что поместье для нее имеет куда меньшее значение, чем эти несомненно дорогие, но все же не настолько ценные предметы, — Я знаю, они не мои. Рамосе купил их по моему требованию. Но за время, проведенное в заточении, они стали моими единственными друзьями. И теперь я обязана взять их с собой на свободу. Мы с ними уже единое целое. Они умрут без меня.
На глазах у мужчин выступили слезы умиления. Девушку выпустили из заточения, а она спасает кисти и краски.
Гормери сглотнул ком в горле. Разве эта красавица может быть совершеннее самого совершенства? Как объяснить чувство, которое наполнило его сердце? Восхищение? Любовь? Да, и еще благодарность. Благодарность великому богу Атону за то, что свел его с Неферет.
Глава 23
Гормери вышел из дома ювелира, ставшего на удивление живым и гостеприимным уже под навесом темного неба, в котором мерцали души ах-ах — миллионов людей живших когда-то на земле, а теперь плавающих в океане вечности. Он улыбнулся им всем расслабленно и пьяно, хотя за весь день не выпил ни глотка вина.