Сумерки памяти
Шрифт:
***
– Знаешь, - прервала я свой рассказ, - я заметила, что когда я вспоминала эту жизнь, я совсем не устала, как это бывало при воспоминаниях некоторых других, а наоборот, даже немного набралась от нее сил. Такое впечатление, что эта цыганка настолько не была ни к чему привязана, что я смогла как бы почувствовать эту легкость, пролетевшую сквозь века и понять, каково это жить ни о чем не беспокоясь.
***
И вот, я вижу себя идущей среди военных шатров. Горят костры, около которых сидят усталые люди с оружием, а я
Ты выходишь, откинув полотняный край палатки, и, видя меня, говоришь:
– Цыганка, а мне ты погадаешь, или ты уже забыла того, кто подарил тебе твой перстень?
Я улыбаясь захожу в твой шатер, сажусь на пол и говорю:
– Цыганка никогда ничего не забывает и никого не обманывает. Я сказала тебе, что сама найду тебя во время страшной войны. И вот я пришла.
А дальше я вижу, что провела в твоей палатке несколько недель, как раз до того момента, как началось то большое наступление, в котором тебя должны были ранить.
Я вижу, как несколько раз танцую для тебя свой танец с кастаньетами, как гадаю о том, что исход этого сражения будет печален, и о том, что в будущем ты одержишь много побед. А потом я вспоминаю, что ты хочешь меня удержать и предлагаешь мне идти в какой-то далекий город, в котором нет этой войны, и ждать тебя там. Но я только качаю головой, потому что ты хочешь удержать в руках ветер. Я закутываюсь в шаль и оставляю тебя наедине с твоей судьбой, которая уже уготовила тебе и сильное ранение, и одинокую почетную старость. А я иду сквозь дым костров и знаю, что буду, как и прежде гадать на тебя, и, как и прежде буду думать, что это вовсе не любовь была между нами, а только почему-то выпали совсем одинаковые карты при такой разной судьбе.
И вот, уже проходит очень много лет. Я вижу себя древней старухой с седыми космами волос, выбивающимися из-под грязной повязки. Я сижу на городской площади среди уже совсем другого табора, к которому я вероятно когда-то давно прибилась, путешествуя по послевоенным дорогам этой страны. Я сижу, а вокруг меня собрались мои собратья разного возраста, желающие уже в который раз послушать историю, которую я им расскажу. Я размахиваю у них перед глазами узловатой рукой с дорогим перстнем и скрипучим голосом говорю:
– Да, старая цыганка всегда говорит правду. Этот перстень подарил мне молодой красивый идальго, который меня любил всю жизнь и даже хотел на мне жениться...
Цыгане смеются, думая, что я сочиняю небылицы, а в это время через площадь проносят в дорогих носилках дряхлого старика, в котором я не узнаю своего "молодого идальго" и безразличным взглядом смотрю ему вслед. А ты, глядя на цыганский табор, вспоминаешь свои молодые годы, но конечно не узнаешь в старой цыганке ту, которая, оставив в твоем сердце тоску, ушла когда-то давно по своей дальней дороге.
***
– На этом и закончились воспоминания о моей цыганской
– Виной этому были не наши менталитеты, а твое безразличие к моей любви, - сказал он недовольно.
Я засмеялась:
– Ты говоришь так, как будто я уже в этой жизни, взмахнув подолом цыганской юбки, хочу уйти по дальней дороге.
– А разве ты ни разу не пыталась именно в этой жизни уйти от меня?
– спросил он, и подойдя к окну задернул шторы.
– Разве ты не бросала меня, когда влюблялась, выходила замуж, встречалась с тем или иным человеком, который казался тебе "твоей судьбой"?
– Но это была моя жизнь!
– ответила я, разводя руками.
– Твоя жизнь...
– прошептал он, и сев в кресло закурил.
– А где и с кем протекает твоя жизнь?
– неожиданно для самой себя спросила я, хотя и понимала, что он не ответит на этот вопрос, а как обычно предоставит мне самой искать на него ответ в лабиринте жизненных загадок.
– Скажи, а кто-нибудь из твоих близких знает о том, что мы встречаемся?
– спросил он после некоторой паузы.
– Да, знают два человека. Это моя мама и подруга.
– Какая подруга?
– Та, следов которой я еще не нашла в своем прошлом, но которая здесь дружит со мной уже очень много лет.
– И что ты им рассказала?
– Не очень много, но маме это было и не нужно, потому что она видела тебя сама. А подруга сумела все понять и из моих немногословных намеков.
– Значит, меня видела и ты, и твоя мама? Ну что ж, не забудь об этом в ближайшие несколько недель, а потом мы с тобой вернемся к этой теме.
* 15 *
Я сидела в парке на одинокой скамейке, притаившейся между двух кустов бузины*, и думала о нем: "К чему он завел вчера тот странный разговор, и почему сказал, что мы вернемся к этой теме в ближайшие недели? Зачем ему все-таки понадобилось заставлять меня вспоминать прошлые жизни, если они никоим образом не проливают свет на ту тайну, которая существует в наших отношениях?". Я повернулась, посмотрев в сторону буковой* аллеи, и неожиданно увидела, что он идет по направлению к моей скамейке.
– Не ожидала меня увидеть?
– спросил он, подходя и садясь рядом.
– А я послушать еще какой-нибудь рассказ о твоем прошлом.
– А я как раз думала о тебе.
– Интересно, а часто ли ты вообще обо мне вспоминаешь?
– Если я скажу правду, то ты не поверишь, потому что вот уже девять лет, как не прошло ни одного дня, чтобы я о тебе не думала.
Он промолчал, а я сорвала ветку с белыми цветками, и разглядывая ее, сказала:
– Тебе не кажется, что мне пора увидеть ту мою жизнь, в которой были лагеря и колючая проволока? Ты ведь знаешь, как мне необходимы эти воспоминания, чтобы окончательно освободиться от всех полуреальных страхов и опасений, но, тем не менее, заставляешь меня вспоминать те жизни, из которых я или ничего не принесла в наше время или принесла, но очень мало. Почему?