Сумрачный лес
Шрифт:
– Хватит меня пугать! – крикнул Блоди. – Хватит! Оставь в покое моего отца и Фенделя тоже. Я на все согласен, только не делай им ничего плохого.
– Вот и хорошо, мой грибочек, так будет лучше для тебя, и так будет лучше для них, – промурлыкал Элиас с искаженным злобной гримасой лицом, кивая и пританцовывая перед Блоди. – Они все равно подойдут ближе, как верные глупые псы. Но ничего не найдут, потому что время ушло. Но Элиас не так плох, как ты думаешь… Вставай, грязноногий, я отведу тебя к твоему распрекрасному псу!
Блоди с трудом поднялся на ноги, опираясь на холодную руку, хоть и было противно. До него снова донеслись голоса отца и Фенделя, и от их зова у него мучительно сжалось сердце. Однако ответить им он не посмел или, кто знает, уже не мог, потому что его волю отныне подавлял бледный, точно призрак, проводник. Элиас будто присвоил его себе, и Блоди мало что мог с этим поделать. Они шагали рука об руку, как лучшие друзья, огибая болотное озеро, в котором
«Наверное, Сумрачный лес совсем близко», – вдруг промелькнуло в голове Блоди, но он слишком устал, чтобы воображать, насколько хуже все может обернуться. Как жестоко убивать собственного отца!
Он чувствовал, что отец рядом, и все глубже погружался в пучину отчаяния. Блоди казался себе беззащитным, беспомощным, как будто никому в целом мире нет до него дела. Его затягивало в трясину одиночества, где исчезали все его следы, а заодно и бледный мальчишка, захвативший его в плен.
Они обогнули чернильное озерцо по большой дуге – водная преграда уходила влево гораздо дальше, чем предполагал Блоди, – и наконец дошли до камышей, перед которыми он впервые увидел мальчишку на камне. Элиас нагнулся и достал из зарослей небольшой сверток. Это был мешочек из выцветшей оленьей кожи, такой старый, что на некогда плотной поверхности образовалась густая паутина тонких трещин. И тут же будто солнце выглянуло среди темных грозовых туч, и Блоди наяву увидел доброе лицо любимой бабушки, со всеми мелкими морщинками, окружавшими ее старческие глаза. Видение казалось таким отчетливым, что у Блоди выступили слезы и он громко всхлипнул.
Элиас смотрел на него молча, но на его лице не отразилось жалости, лишь любопытство: он точно держал в плену маленькое беспомощное животное и с невозмутимым интересом наблюдал за его отчаянными попытками освободиться. Свободной рукой он потряс сумку, завязки ослабли, и что-то выпало на валун, на который уселся Элиас.
– Видишь ли, – обратился он к Блоди, и в его голосе смешались лед и горечь, – нам следует оставить след, намек для твоего отца. Знак, который он сможет понять, если, конечно, сумеет.
Помолчав, Элиас тихонько захихикал, глядя на то, что лежало на камне, и поворачивая его указательным пальцем туда-сюда.
– Да, намек, – продолжал он, – такой же ясный и четкий, как свежие следы на снегу.
На снежочке утром рано Зайца след, лисы, фазана. Всех следов не перечесть, Знает он, как их прочесть. Знает всех наперечет И по имени зовет. Кто бежит без задних лап, Кто летит, крылами слаб, Если нападет на след Этот жуткий звероед. И охотник он великий, Черных воронов владыка, Крыс и сов, волков, джейранов, И мокриц, и тараканов. С лаем, воем собирает И больших, и малых стаи Из болот да из лесов, Из долин да из кустов. Из озер да из полей ОН выводит всех зверей. Все расскажет ему след, Где же спрятался обед. В шуме или в тишине… Облака летят, оне — Кони вороные, Белые, шальные. Из10
Перевод В. Соломахиной.
– Но вы-то, народ мхов и лугов, квендели по крови! Такие невежественные, невыносимые тупицы, сморчки и самозванцы… Так что знак, вероятно, останется неразгаданным, твой отец ничего не поймет. Просто не заметит, а? Нашел он твою жилетку в кустах? Или это было так трудно? Неужели?
Блоди не мог выдавить в ответ ни слова. Страшная песня, состоявшая из непонятных угроз, его напугала, хотя он и понимал в ней лишь самую малость. От жутких интонаций в голосе Элиаса и так стыла кровь в жилах, а когда он запел, то слова приобрели невыразимо зловещий оттенок. Блоди знал, что взрослые пересказывают друг другу истории о Диком Охотнике, но бабушка говорила, что ему пока рано слушать такие кровожадные сказки. Она ограничилась лишь несколькими намеками. Мальчика замутило при мысли, что зловещее болотное существо затеяло с ним такую жуткую игру.
Но еще сильнее Блоди встревожился, когда понял: Элиас видел, как он оставил жилет в зарослях чабреца. Значит, он наблюдал за ним еще с тех пор, а может, даже раньше. Блоди вспомнил шорох, который так его напугал, – скорее всего, это просто ветер играл в камышах, но вдруг там пряталось чудовище, как в старинных легендах?
– Конечно, отец видел жилет, – смело заявил он. – Ведь он меня уже почти нашел. Напал на мой след вместе с Фенделем Эйхазом, а жилет подтвердил, что они на верном пути. Но почему, клянусь всеми квенделями мирного леса, ты хочешь оставить знак для моего отца? Почему я просто не могу его увидеть?
– Пусть он найдет метку, если сможет. Но не тебя, – сказал Элиас.
– Не понимаю, зачем еще один знак? – с горечью спросил Блоди. – Какой в этом смысл?
– Чтобы помучить его, вот зачем, – ядовито ответил Элиас. – Пусть думает, что потерял тебя. Если поймет, конечно. Ты подал знак, и Элиас тоже. Ход за ход, такой вот размен.
Блоди попытался рассмотреть, что за штуку Элиас вытряхнул из сумки на камень. Это был кусок дерева причудливой формы, скрученный и изогнутый, возможно, корень, отдаленно напоминавший туловище с руками и ногами. Утолщение на одном конце могло сойти за голову и немного напомнило Блоди игрушку – корневого человечка, которого он однажды нашел на пикнике. Он не мог понять, что это такое, и потому сомневался, что отец и Фендель тоже что-нибудь поймут. Скорее всего, они просто пройдут мимо, если вообще будут здесь проходить. Блоди все еще слышал их голоса, но они почему-то не приближались.
Мальчик уже не верил, что Элиас в самом деле отведет его к Траутману. А даже если и так, то потом наверняка вскроется какой-нибудь грязный трюк. Элиас тем временем встал и снова потащил его за собой, и Блоди ничего не оставалось делать, кроме как покорно плестись у чудища за спиной, спотыкаясь о камыши на узкой тропе, где для двоих не было места. Элиас по-прежнему держал его за руку мертвой хваткой, и у Блоди разболелось неестественно вывернутое плечо.
Рукопожатие Элиаса не согревало, его пальцы оставались такими же холодными, как и в то мгновение, когда они впервые коснулись руки. Блоди невыносимо устал и не представлял, сколько еще продержится на ногах. У него не только ныла рука, но и медленно немела вся правая половина тела, как будто он очень долго лежал в снегу. Иногда доносился вой Траутмана, но, видимо, пес был слишком далеко, не ближе, чем Пирмин и Фендель. Это напомнило юному квенделю кошмарный сон, в котором, сколько ни беги, остаешься на том же месте. Блоди ни секунды не думал, что они с Элиасом бесцельно блуждают в тумане. Он чувствовал, что его проводник хорошо знает дорогу и, возможно, даже умело уводит его от встречи с отцом.
Они подошли к широкому проему в камышах, откуда, словно из дымящегося котла, вырывались клубы тумана. Пар был бы горячим, а эти облака несли с собой холод, медленно расплываясь в воздухе и оставляя морозный отблеск. Замерзший и стучащий зубами в мокрой насквозь одежде, Блоди хотел было спросить, не прячется ли в глубине этой дымки Траутман, но Элиас уже двинулся вперед и потянул пленника за собой через камышовые ворота. С каждым шагом белое марево становилось все гуще, ноги погрузились до колен в воду, и Блоди с ужасом подумал, что его ведут в очень опасное место. Он попытался идти чуть медленнее, неуверенно нащупывая, куда ступить, но сделал это зря. Даже не оглянувшись, Элиас с такой силой дернул Блоди за руку, что от пронзившей плечо боли на глаза юного квенделя навернулись слезы. Его неудержимо потащило вперед, так как их руки почти слились воедино. Когда Элиас внезапно остановился, Блоди, изо всех сил пытавшийся не упасть, едва не столкнулся с ним, но стальная рука удержала его на расстоянии.