Сумрачный лес

Роннефельдт Каролина

Должно быть, они достигли того места, где вскипал некий котел с туманом, потому что марево стало густым, как дым от костра из мокрой листвы. Все вокруг было белым, ярким и безмолвным. «Так, наверное, бывает высоко в облаках», – подумал Блоди. Все вокруг исчезло: не было ни болота, ни неба – только струилась плотная белизна.

Внезапно завыл Траутман. Протяжно, будто одинокий волк, и выл он гораздо ближе, чем раньше. Блоди вздрогнул. Он хотел что-то сказать, но, взглянув на бесстрастное выражение лица Элиаса, передумал. Боясь, как бы псу не стало еще хуже, он с опаской всмотрелся в белую пелену и попятился.

Перед ними начала вырисовываться тень. Неужели Траутман?

Размытые очертания стали напоминать высокую худощавую фигуру, которую венчало что-то неразличимое. Наконец, последняя завеса приподнялась и исчезла, и в тот же миг влажные клубы тумана огласило хриплое карканье, перекрывая протяжный собачий вой. Теперь стало ясно, что пряталось за туманом. Во второй раз за ночь Блоди оказался чуть ли не нос к носу с огромным вороном. Птица сидела совсем недалеко, в нескольких шагах на единственной ветке мертвой сосны, чей голый ствол торчал из воды, походя на виселицу. Блоди почему-то подумал, что это тот самый ворон, который прятался в зарослях травы на крыше у Фенделя. Траутмана по-прежнему видно не было, только отчетливо доносился его заунывный вой, словно пес притаился в нескольких шагах.

– Где же он? – горестно простонал Блоди. – Я хочу, наконец, увидеть свою собаку. Ты обещал! Он как будто бы близко, но я его не вижу.

– Это Сумрачная топь, торопыга ты, моховик! Откуда тебе знать, что близко, а что далеко… А вот Элиас знает, в чем здесь смысл, – ответил бледный мальчишка. – Пройдем еще немного по этой тропе, и встретишь ты свою собаку. В лесу и на болоте вьются старые тропы. Цель все ближе, погасли все звезды. – Он злобно хихикнул, будто особенно удачно пошутил, и тут же раздраженно прошептал: – Иди рядом! Нам важен каждый шаг! Цель близка, направление ясно. Туман рассеялся, земля видна. Увидим путь, излечимся от боли. По обе стороны, на севере, на юге… на западе и на востоке – вкусишь ты их силу.

Окончив медленный речитатив, он торжественно склонил голову перед вороном.

– Ну, что стоишь? – прошипел он, повернувшись к Блоди, который и не заметил странного поклона. Однако Элиас так сильно дернул его за руку, что квендель с криком склонился, едва не повалившись на спину.

– Ну что? Трудно было? Трудно склонить голову? Нет, легко, просто Элиас тебе помог. Теперь можно идти дальше, он приведет тебя к собаке, – бормотал мальчишка, пока Блоди пытался встать.

Ворон не шевелился. Он сидел неподвижно, будто каменное изваяние, и смотрел на них одним светящимся глазом, низко опустив голову. Он чем-то напоминал мрачного привратника, стерегущего затерянный в глуши уголок, и у Блоди заныло в затылке, когда они медленно перешли вброд воду под уродливым мертвым деревом, чувствуя на себе его взгляд. Только оставив дерево с вороном позади, Блоди понял, что страшная птица смотрит на мир всего одним глазом.

Одноглазый ворон… Может быть, бабушка рассказывала сказку о страшном одноглазом вороне? Мимолетное воспоминание сразу же развеялось, как дым. Белое марево над водой все еще оставалось густым, и откуда-то по-прежнему доносился печальный вой Траутмана, к которому они сейчас направлялись. Блоди охватило страшное предчувствие, ему казалось, что грядет еще больший ужас, чем все пережитое до сих пор. Он прислушивался и всматривался, пытаясь различить хоть что-то. Вскоре

туман будто начал постепенно рассеиваться. Впереди показалась тропинка, и чем дальше спутники шли по этой узкой дорожке, тем отчетливее возникали детали пейзажа. Вот уже Блоди смог различить приближающийся берег мелкого водоема, который они почти пересекли. Слева и справа от них белой стеной висело непроницаемое марево. Но Блоди не мог и не хотел ни о чем думать.

Элиас неумолимо тянул его за собой по давно забытой дороге, по которой ходили лишь немногие квендели. Младший из детей Кремплингов ничего не знал о тех далеких событиях, наверное, даже старейшины в Звездчатке мало что могли бы о них рассказать. Блоди почувствовал, что настало время прощания. И хотя он не умер, чудом выбравшись из трясины, теперь он, захваченный в плен жутким существом, покидал знакомый ему мир. Даже странно, что он остался цел. Словно насмехаясь над его беспомощностью, ветер снова донес до Блоди голоса отца и Фенделя. Или так шептались камыши?

Последняя мысль, связанная с прежней жизнью, была о Траутмане. Но и это воспоминание о друге, будто тонкая паутинка, оборвалось в сознании, ведь все мольбы Блоди не привели к нему пса, а вой так и остался позади, постепенно затихая в тумане.

Вдали было светло и ясно, они уже давно шли по твердой земле. Вскоре под ногами захрустел песок – болото кончилось. Камыши больше не шуршали, а налетевший с голых горных склонов ледяной ветер шевелил редкие кустики вереска под ногами. Все предвещало резкое похолодание.

Блоди в последний раз оглянулся. Он отчетливо видел дорогу, по которой они покинули Сумрачную топь и вышли из болота. Тропинка терялась в тумане, нависшем особенно густой пеленой над болотом, но при этом позволившем им выйти на чистый воздух. Однако об этом Блоди уже позабыл и ничего не понял, глядя на странную сцену, которая предстала перед ним вдали.

Там, далеко-далеко, две крошечные фигурки склонились над третьей, над маленьким существом, возможно, животным. Внезапно один из незнакомцев отделился от группы, вероятно, что-то заметив, и побежал в сторону пустоши. Он мчался со всех ног, вне себя от волнения, размахивал руками и кричал, но его слова не долетали до Блоди.

Второй, который еще стоял на месте, склонившись над существом на земле, тоже вскочил и попытался догнать первого, что удалось ему с трудом: тот мчался, словно за ним гнались демоны. Но в конце концов ему пришлось сдаться, он упал на колени и съежился. Второй подошел к нему, помог встать, и они, похоже, заспорили, стоит ли бежать дальше. Пожалуй, они даже ссорились. А животное, походившее на собаку, с трудом поднялось на ноги и, прихрамывая, направилось к двум спорщикам, как будто понимало, что происходит.

Блоди не знал, как все это истолковать, хотя ему казалось, что этих троих он раньше встречал. Однако теперь это не имело для него значения, да и раньше, вообще-то, было безразлично. Больше всего его раздражала боль в правой руке, хотя он не мог припомнить, чтобы где-нибудь поранился или ушибся. Рука казалась вполне целой, разве что была чуть бледнее, чем левая.

«Так тому и быть», – подумал Блоди и сунул руки в карманы брюк.

Чтобы ходить, нужны ноги, а они болели уже не так сильно. Бодрым шагом он направился к Элиасу, негромко напевая припев старинной песни: